Жанна Агалакова. Фото: Instagram / zhanna_agalakova
Бывший журналист Первого канала Жанна Агалакова о том, почему она не уволилась до войны, а ее коллеги — до сих пор
Одним из главных итогов в российских медиа в 2022 году стало практически полное засилье пропаганды (особенно в телеэфире) при тотальном разгроме независимых СМИ. Но это не значит, что сотрудники российских телеканалов все до единого поддерживали то, о чём говорится в сюжетах и ток-шоу. Вот только тихое недовольство не равно бунту: открыто свою позицию высказали лишь единицы. Редактор Первого канала Марина Овсянникова ворвалась в прямой эфир программы «Время» с антивоенным плакатом, известные собкоры в других странах Жанна Агалакова и Вадим Глускер уволились (Глускер официально — «по состоянию здоровья»). И хотя, по некоторым данным, увольнений с российских телеканалов в первые месяцы войны было много, публичные заявления о недопустимости войны, по сути, сделали лишь Овсянникова и Агалакова. Специальный корреспондент «Новой газеты Европа» Илья Азар поговорил с Агалаковой о том, чего ей это стоило и нужно ли тех, кто сейчас продолжает работать на пропаганду, изгнать из профессии, когда всё закончится.
— У вас в инстаграме несколько месяцев назад было фото с парижским граффити «Путин — на…уй». Вы подписали под ним: «Какой ужас эта война». Могли ли вы представить себе такое еще год назад?
— После 24-го февраля я считаю, что могу это публиковать в инстаграме, хотя я отдаю себе отчет: это очень сильная фраза. Но это не мои слова, это констатация выражения гнева даже здесь, в Париже.
— Я имел в виду размышление о том, насколько изменилась ваша, в частности, жизнь за это время.
— Мне кажется, жизнь изменилась у всех. И я, конечно, не исключение. Моя жизнь перевернулась.
— Вы получали орден «За заслуги перед Отечеством» второй степени, от которого недавно отказались…
— Это не такая большая награда.
— А отказаться сразу не хотели?
— Я думала об этом… Но отказалась только четырьмя годами позже.
— Вы когда отказывались от наград, написали Путину письмо — или, скорее, открытку. Если предположить, что письмо до него дошло, не стоило ли написать о причинах своего поступка подробнее? А то ведь считается, что Путин уверен в своей правоте и не знает истинную картину происходящего.
— У меня нет иллюзий, что мое видение ситуации изменило бы его точку зрения. Мне было важно, чтобы этот жест был заметен, потому что послание было адресовано даже не столько Путину, сколько тем, кто сомневается, кто колеблется, кто ищет поддержки.
— Вы имеете в виду — сотрудникам телеканалов?
— И в частности, конечно, моим коллегам, да.
— А они на это как-то отреагировали?
— После того как я уволилась с Первого канала, у меня нет контактов с моими коллегами.
— До 2022 года большинство материалов в Интернете про вас — в основном про семью, про быт, про Париж. В них всегда была мысль, что в 2005 году вы уехали работать во Францию, чтобы воссоединиться с мужем, с которым долгое время жили порознь. Но в интервью Роману Суперу вы сказали, что уехали из России, потому что не хотели, чтобы ваше лицо «соотносили с текстом», который вы «вынуждены была говорить».
— Во времена, когда я уезжала, было как-то не очень ловко озвучивать вторую идею, ведь я же оставалась работать на Первом канале. Я просто пыталась как-то отстраниться от той пропаганды, которая уже набирала мощь. Президента мы уже тогда должны были показывать каждый день: любые незначительные, неважные события. А важные и значительные события из жизни страны уходили сначала на задний план, а потом и вовсе исчезли из повестки. Мне не хотелось лицом отвечать за это всё. Я ведь в те времена была ведущей, я вела новости в прайм-тайм — и вечером, и ночью. Обычный зритель считает: всё, что произносит ведущий, он имеет в виду сам, это его личные слова. Но это было не так.
— А ведущий несет ответственность за то, что говорит, если это не его текст?
— Конечно. Есть пример из 1991 года, когда Татьяна Миткова отказалась читать информацию про события в Прибалтике. Или диктор Вера Шебеко, которая, когда случился путч, без грима была вынуждена сесть в эфир, чтобы прочитать заявление ГКЧП, но делала это с таким лицом, что оно было просто второй звуковой дорожкой.
— Если бы вы не уехали в Париж собкором, то как думаете, в какой момент уволились бы с Первого канала? Или вы бы доработали до войны?
— Я не знаю, потому что после 2005 года, который был для меня вехой, был еще 2012-й год и всё, что ему предшествовало. И все изменения Конституции, которые проходили накануне войны. Я не знаю наверняка, но я бы совершенно точно отреагировала на эти события каким-то изменением в своей жизни.
— Просто переход ко лжи происходит постепенно, и тележурналисты, видимо, привыкают к этому, наверное, даже не замечая изменений.
— В этом-то и драма, конечно, потому что зло наступает потихонечку, а ты чуть-чуть отступаешь и думаешь: «Ну я же чуть-чуть отступил, совсем немножко». А рубеж всё сдвигается и сдвигается. И в какой-то момент ты понимаешь, что отступать-то уже некуда.
— Вы утверждали, что до 2005 года, да и дальше, прямой лжи с экрана не говорили, что в основном это было умалчивание или освещение нужных власти тем.
— Да, неправду я не говорила. Хотя такое утверждать очень ответственно, но мне кажется, что не говорила. Другое дело, что когда вы говорите правду избирательно, когда «тут мы говорим, а тут мы рыбу заворачиваем», то из этого и складывается неправда. Это было, да. Взять какие-нибудь заседания Совета безопасности, когда мы цитировали главным образом нашего постпреда при ООН и не приводили факты и цитаты других участников встречи.
— Я просто видел у журналиста Олега Кашина такое воспоминание: «Жанна Агалакова вела программу «Время» во время первого Майдана в 2004 году, и Максим Кононенко тогда писал, что та после каждого эфира выпивает по стакану водки (а иначе так врать живой человек не может)».
— Я не пью крепкое спиртное вообще.
Я сейчас не смотрю и не гуглю, что обо мне пишут, но мой муж иногда этим занимается. Он мне рассказывает, что, судя по новостям, я мою полы в Париже, что я очень себя хреново чувствую экономически и вообще. Это всё — часть пропаганды.
— Вы в интервью BBC посоветовали россиянам выключить телевизор, сказали, что это «машинка для промывки мозгов», которая их «зомбирует». Но почему вы не ушли с Первого канала раньше? Ведь всё это было понятно давным-давно.
— Я уходила раньше. В 2005 году. Но ведь я не понимала, что я могу делать еще. Мне перестала нравиться моя работа, но свою профессию я очень люблю. Мне хотелось заниматься моей профессией. Потом не всякий журналист — политический журналист, а я абсолютно не считала себя политическим журналистом. Когда мне попадались политические темы, я чувствовала себя не очень ловко. Я обожала освещать президентские выборы во Франции, в Америке, потому что там была реальная информация, там можно было быть абсолютно свободным. Что касается политических вопросов в российской жизни, то мне всегда было очень сложно это делать, потому что «тут ходи, здесь не смотри». Это было для меня очень против шерсти. Не надо смотреть на меня как на политического журналиста. Жест, который я совершила, — гражданский. Но, повторюсь, я не политический журналист, не Олег Кашин, не Илья Азар. Я думала, что смогу спрятаться за сюжетами про рождественские приготовления во Франции, про акции протеста французских аграриев, про чудесные кошачьи кафе в Америке. Но в какой-то момент это перестало работать, в какой-то момент зло перевесило.
— Аргумент понятен, но вы же, наверное, всё равно видели, что происходит с Первым каналом?
— То есть я должна была взять на себя ответственность за весь Первый канал? Я делала свою работу, старалась делать ее по-честному, я не могла отвечать за всё остальное. Я хотела остаться в профессии, во-первых. Во-вторых, надо было кормить семью, ведь у моего мужа не было работы, он не имел, например, права работать в Америке.
— Я говорю скорее про нежелание ассоциироваться с ложью и пропагандой. Для меня, например, всегда было исключено пойти работать на государственные СМИ. Как можно делать что-то приличное на телеканале, который делает неприличное? Ты тогда, наоборот, собой обеляешь этот канал.
— Знаете, я когда вижу бумажки на улице, на которой живу, то подбираю их. Мне не лень, хотя она вообще не очень чистая. Париж — город грязный. Но я делаю, что могу. И в этой ситуации я тоже думала: делаю, что могу. Я думала, что в этой бочке дегтя хотя бы одна ложка меда, и она — моя. Вы считаете, что это идиотский романтизм? Глупость? Но потом же я всё-таки ушла.
— Среди известных журналистов федеральных телеканалов уволились практически только зарубежные корреспонденты. Можно подумать, что, во-первых, они уже и так жили на Западе, и им проще это было сделать: они могли сказать что угодно, и их никто бы не посадил. А во-вторых, было бы странно, если бы вы и после войны продолжили жить в Париже и работать на Первый канал. Получается, что для вас это был легкий путь.
— А я, честно говоря, не знаю, кто, кроме меня, еще ушел.
— Глускер еще. Вы в интервью называли и Александра Панова.
— Панов ушел давным-давно, а не во время войны. В рамках нормальной ротации среди собкоров. Он просто не вернулся, а остался в США.
— То есть, получается, из-за войны ушли только вы с Глускером?
— Примерно так, да. А все остальные работают.
— А почему?
— Я не могу за них ответить. Я думала об этом, но я их не спрашивала, почему они не уходят, находясь на Западе и, как вы говорите, ощущая свою безопасность. Не знаю.
— Вы участвовали еще в 2021 году в Женском евразийском форуме на одной панели с Марией Захаровой и Маргаритой Симоньян. Как оно было?
— Это было хорошо. Я говорила про Анну Политковскую. Как раз в тот момент закончился 15-летний срок расследования ее убийства, и дело должно было быть положено в архив. Я дважды об этом говорила — не только на панели, но и на общем заседании. Говорила, что нельзя ставить временные рамки для подобного рода преступлений, что это преступление должно быть раскрыто, что в стране должны публично обсуждаться проблемы, которые существуют, потому что иначе общество не выживет.
— На Первом канале подобное заявление появиться не могло бы.
— Нет, думаю, что нет.
— Когда вы работали в США, вам приходилось всё-таки и политическими темами заниматься. Вы рассказывали, что редакция хотела снять сюжет, оправдывающий закон «Димы Яковлева».
— Героиня, у которой был конфликт с приемной семьей, вначале согласилась давать интервью, а потом отказалась, поэтому сюжет не вышел.
— Путин 10 лет говорит, что российский закон об иноагентах — ответ на американский. Но все знают, что они работают по-разному, и в России просто скопом всех независимых журналистов признают иноагентами. Не было мысли сделать свой сюжет про то, как на самом деле работает в США этот закон?
— Я темы крайне редко подбирала сама. И то, что я подбирала, вовсе не имело отношения ни к усыновленным детям, ни к другим политическим темам. Это происходило действительно очень нечасто, особенно в Соединенных Штатах, когда мне уже было понятно, какого рода сюжеты от меня ждут. Инициатива тогда уже сводилась к нулю, и я делала то, что мне заказывали. Надо осознавать, как устроена информационная служба на телеканале. Не корреспондент решает, что попадет в итоге в эфир. Я могла делать самые замечательные сюжеты, самые справедливые, самые полные с точки зрения освещения проблемы. Но у нас есть редакторские ножницы и шеф-редакторское сито, где всё, что не вписывается в политику канала, вырезается и ликвидируется. Я не вольна никак на это влиять, потому что не я стою на кнопке, которая выдает материал в эфир, понимаете?
— Понимаю. К вопросу о редакторах. Вы говорили о восхищении Мариной Овсянниковой, но при этом сказали, что ваша первая мысль была, что вы бы не смогли сделать так же. А почему?
— Я очень дисциплинированный человек и понимаю, что этот жест поставил бы в очень сложную ситуацию многих людей. Я бы, наверное, сделала как-то по-другому, потому что это прямо отчаянная смелость, а я не отчаянно смелый человек.
— Часто с возмущением спрашивают: почему россияне, которые уехали из страны, не выходят за рубежом на акции протеста, хотя здесь-то они могут это делать? Вы ведь тоже, кажется, не выходите с плакатом к посольству России?
— Я не думаю, что это сыграет какую-то роль. Я лучше пойду на вокзал Монпарнас, где находятся украинские беженцы, и там помогу как переводчик. В этом я вижу больше смысла.
— Говорят, что люди, бегущие из России, на самом деле Путина поддерживают, а просто не хотят в армию идти.
— Но, Илья, вы ведь тоже мне не из Москвы сейчас звоните. Вы тоже уехали. Почему вы не выходите на Красную площадь с плакатом «Путин, уходи»?
— Потому, что слишком высока угроза, и потому, что в России невозможно больше работать журналистом, к сожалению.
— Очень сложно сейчас быть не только журналистом, а вообще иметь какую-то гражданскую совесть в России. Это опасно. Вот поэтому люди и уезжают. Российские власти отбили желание выражать гражданскую совесть, хотя сама она, я уверена, осталась.
— А что вы думаете про скандал с «Дождем»? Дмитрий Песков прокомментировал происходящее так: «Если кому-то кажется, что где-то свобода, а дома — несвобода, то это иллюзия». В Кремле явно очень довольны происходящим.
— Мне очень грустно на самом деле. Эта история меня задела. Я не постоянный зритель «Дождя», очень фрагментарный. Я вижу только то, что появляется в социальных сетях, потому что мне хватает и других источников информации. Но я считаю, что чем больше разных СМИ, тем лучше, и «Дождь» как значительный кусок правды жизни должен существовать. Но сам факт того, что у единственного независимого телевидения отобрали лицензию, что внутри себя сотрудники не смогли договориться и выносят сор из избы, говорит о том, насколько гражданское общество разрозненно, если даже в таком небольшом коллективе — такие сложные отношения. Мне горько от этого.
— В России часто говорят, что те, кто уехал, предали своих. Вы себя чувствуете предателем Первого канала или России?
— Можно я отвечу цитатой? «Я Родину люблю, а государство ненавижу». Вот и ответ. Предатель кого? Предатель этой власти, которая предала всех? Которая дважды поменяла Конституцию и поставила такие пункты, за которые мне стыдно? В частности, о русских как о государствообразующей нации. Позор!
Беседовал Илья АЗАР
novayagazeta.eu
Печатается в сокращении
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 4,33 из 5)
Загрузка...
