Еврейский Мир

Подлинность «библейских сказаний» блестяще подтверждается возникновением религий, своими взаимоотношениями воспроизводящих древние семейные конфликты, описанные в этих сказаниях.
Фрейд предложил рассматривать религии как своеобразные общественные неврозы. Согласно Фрейду, по структуре мифа и поведению его адептов можно докопаться до того, что произошло тысячелетия назад «на самом деле»: «Ранняя травма – защита – латенция – вспышка невротической болезни – частичное возвращение вытесненного: так выглядела схема развития невроза, установленная нами. Теперь попросим читателя допустить предположение, что в жизни рода человеческого случилось нечто, подобное происходившему в жизни индивида».
С помощью этого метода Фрейд заключил, что в основе тотемических религий лежит убийство вождя. Подход этот ученый перенес также и на иудаизм, придя к выводу, что евреи убили Моше Рабейну и сублимировали свое преступление в миф о приходе Мессии.
Даже не вникая в вопрос, в какой мере Фрейд перемудрил с этой гипотезой, следует отметить, что в отношении «легенд и мифов древней Иудеи» отец психоанализа ломился в открытую дверь.
Действительно, в человеческой истории с легкостью просматриваются религиозные «неврозы», объясняемые (классическим иудаизмом) именно как манифестации былых конфликтов, имевших место между соперничавшими праотцами: Ишмаэлем и Ицхаком, Эсавом и Яковом, Йосефом и его братьями.
Во всяком случае, «ранними травмами» патриархов, как они описаны в Торе, и «возвращением вытесненного» после длительного латентного периода у их потомков, без труда можно объяснить феномен христианства и ислама как «ответвлений» иудаизма.
Так, согласно иудейской трактовке, в результате конфликта борющихся за благословение и за первородство близнецов – Эсава и Йакова помимо самого «плотского» Израиля спустя тысячелетия на арену выступил также и «Израиль по духу», появилась религия, претендующая на ту же идентичность, что и иудаизм.
Торговля первородством и манипуляции с благословением переживались самоуверенным Эсавом как не имеющие значения формальности, столь присущие «начетнической» религиозности его брата.
Духовные потомки Эсава вступили в наследие в полной уверенности в своем правообладании, в следующих словах выраженной в энциклике Constitutio pro Judaeis (1198): «Не уничтожай евреев совсем, дабы христиане никогда не могли забыть Твой закон, который, хотя сами евреи и не понимают его, начертан в их книгах для тех, кто способен понять его…».

В свою очередь «братское» замещение иудаизма исламом носит совершенно другой характер, характер опять же с легкостью усматриваемый в библейских «мифах».
Согласно Торе, Ишмаэль появился на свет по инициативе неплодной Сары, которая решила завести себе суррогатного сына, зачатого ее мужем от рабыни.
В качестве первенца Ишмаэль, несомненно, воспитывался Авраамом как преемник его дела и родоначальник великого народа. Эта учеба, между тем, отравлялась конфликтом между Сарой и Агарью.
ТАМ И ВСЕГДАКульминацией этого нервического воспитания явилось вступление тринадцатилетнего Ишмаэля вместе со своим отцом в завет обрезания («В тот же самый день обрезаны были Авраам и Ишмаэль, сын его» (17.27)
Но тогда же Всевышний объявил, что Его планы связаны вовсе не с Ишмаэлем, а с другим сыном, которого предстояло родить Саре. «Бог же сказал: именно Сара, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя Ицхак, и установлю союз Мой с ним союзом вечным для потомства его после него. И об Ишмаэле Я услышал тебя… Я сделаю его великим народом» (17.19).
После рождения Ицхака ситуация для Ишмаэля резко изменилась. Он обнаружил, что даже отец уже больше не считает его исключительным продолжателем великого дела, что все вертятся вокруг «чудесного ребенка», проча именно ему ту роль, которую раньше предрекали Ишмаэлю.
Так, вместо того чтобы быть посвященным Всевышнему, Ишмаэль оказался изгнан в пустыню.
Между тем, как и было обещано, там – в пустыне — от Ишмаэля произошел великий народ, которому передалась травма, пережитая его праотцем.
«Латентный период», как назвал его Фрейд, длился долго – более двух тысяч лет: тяжелейшая травма, полученная первенцем Авраама, дала о себе знать вскоре после торжества христианства.
Распространение этой религии не может не поражать. В считаные века сотни племен и народов искренне отреклись от тех верований, которых держались их предки, и приняли чужую и чуждую веру! Миллионы людей насмеялись над делом предков, повторяя слова пророка: «Только ложь наследовали наши отцы, пустоту и то, в чем никакой пользы» (Йермиягу., 16.19).
Огнепоклонничество, которому предавались в ту пору сыны Ишмаэля, стало их смущать. Но почему Мухамед, столько времени проведший в обществе и евреев, и христиан, не прельстился их верой? Почему, на худой конец, не предложил собственную трактовку ТАНАХа, предоставляющего для такой трактовки широкий простор? Как Мухамед додумался заместить сам ТАНАХ? Как дерзнул переиначить сами «легенды и мифы» древней Иудеи, подменив их собственным пересказом, объявленным первоисточником?
Откуда могла явиться столь нетривиальная претензия? Ответ может быть только один: Мухамеду каким-то образом передалась («частичное восстановление вытесненного») убежденность в своем религиозном первородстве, усугублённая глубокой обидой за его утрату. Потомок оскорбленного первенца «Ибрагима» подсознательно ощутил, что он призван являться носителем подлинной религии «Ибрагима-ханифа», религии, которая предшествовала появлению Ицхака, предшествовала возникновению и иудаизма, и христианства.
Ислам – это и «восстановление справедливости» по отношению к Ишмаэлю, и восстановление «подлинного» альтернативного видения конфликтной ситуации в семье Авраама. Соответственно, Коран – это «выправленная» Тора, а потому и единственно подлинная Тора.
Если христианин постоянно обращается к Торе евреев, уверяя, что он лучше всех на свете ее понял, то мусульманин о еврейской Торе предпочитает вовсе не упоминать, постоянно держа ее в уме, но и постоянно следя за тем, чтобы речи о ней не заходило. В противоположность Эсаву, Ишмаэль всячески избегает «ворошить старое».
Так, например, иерусалимская Храмовая гора именуется мусульманами Байт ал-Макдис, т.е. Бейт а-Микдаш (Святилище, Храм), и ни один вменяемый мусульманин не станет отрицать, что «Третья святыня» ислама располагается на месте разрушенного Иерусалимского Храма.
Но выговаривается эта истина неохотно, и в исключительно редких случаях, одним из примеров которого служит путеводитель по Храмовой горе, опубликованный на английском языке в 1924 году Высшим мусульманским советом (SMC). В нем приводятся слова будущего маститого нациста — муфтия Иерусалима Хаджа Амина аль-Хусейни: «Байт ал-Макдис — без всякого сомнения, место храма Соломона».
Но исламский нарратив сосредоточен на сокрытии этой генеалогии и на выстраивании собственной — альтернативной.
Так в Коране сказано: «Пречист Тот, Кто перенес ночью Своего раба, чтобы показать ему некоторые из Наших знамений, из Заповедной мечети в мечеть аль-Акса». (Сура 17:1).
Трудно представить, чтобы Коран подразумевал здесь не ту мечеть аль-Акса, которая располагалась в Аравии в дни Мухамеда, а ту, которую выстроят после его смерти на Храмовой горе и также назовут аль-Акса.
Однако, среди мусульман доминирует именно это представление: Мухамед перенесся на «Байт ал-Макдис».
Причем точным местом восхищения пророка была объявлена скала, над которой в 691 году был установлен Купол, именуемый Куполом Скалы («Куббат-ас-Сахра»), или Золотым Куполом. По всем признакам, эта скала является тем Краеугольным Камнем (Эвен-а-Штия), с которого согласно преданию Израиля, началось сотворение мира и над которым располагалась Святая святых.
Впрочем, трактовку эту разделяют не все мусульмане. Шииты считают, что Коран мог иметь в виду лишь ту «аль-Аксу», которая и поныне стоит неподалеку от Мекки. Да и некоторые сунниты придерживаются такого мнения (не так давно этот взгляд озвучили саудовцы — богослов Усама Ямани и журналист Раваф Бин-а-Саин.

Менее бросающаяся в глаза, но не менее интригующая «вытесненная» травма касается семьи самого Йакова.
Конфликт между Йосефом и братьями благополучно разрешился, но у него сохранился мессианский след, уходящий своими корнями в подлог, совершенный Лаваном в первую брачную ночь Йакова: вместо обещанной ему Рахели рано поутру жених обнаружил на своем ложе ее сестру Лею.
Традиция объясняет легкость этого обмана тем, что Рахель участвовала в отцовском заговоре и помогла сестре притупить бдительность жениха. Согласно мидрашу, Лея, как старшая, была сосватана старшему – Эсаву, и Рахель хотела избавить сестру, проплакавшую свои глаза, от этого брака.
Как бы то ни было, в первую брачную ночь ничего не подозревавший Йаков телесно соединялся с Леей, а духовно был с Рахелью. В результате этого раздвоения, согласно Зоару, произошло раздвоение исходно единого Мессианского рода: мессианское призвание расслоилось на преимущественно материальное (Машиах бен Йосеф), и преимущественно духовное (Машиах бен Давид).
«Телесный» потомок Леи, Йеуда, и его царственный род вырабатывает (недостающие ему) духовные качества, а «духовный» потомок Рахели, Йосеф, трудится на прагматической ниве, чтобы восполнить недостающие ему материальные задатки.
Как бы то ни было, сразу после правления царя Шломо произошел раскол древнего еврейского государства на Северное и Южное царства. На севере стали править потомки Йосефа, на юге – Йеуды.
Храм находился в Иудейском царстве, и именно оно устояло в веках, и его потомки вернулись в землю отцов. Дальнейшее развитие эта тема получила в каббалистической теории грядущего содружества двух Машиахов.
Между тем раскол этот унаследовал также и… Эсав: через несколько десятилетий после превращения христианства в государственную религию, т.е. вскоре после того, как Римская Империя объявила себя сосудом «духовного Израиля», она раскололась на Западную и Восточную.
Попытка Эсава вернуть себе (в лице христианства) украденное благословение, вернуть себе проданное некогда первородство, втянула его в воронку старых семейных дрязг, чреватых рассечением мессианской миссии.
Ведь, во-первых, Эсав был исходно ввязан в эту историю, так как своим сватовством к Лее обеспечил успех подлога; а во-вторых, он поставил в центр своего исповедания мессианизм. Как бы он мог не унаследовать сопутствующий ему внутренний раскола?
В результате Эдом разделился наподобие Израиля, причем даже с сохранением «братского» характера конфликта (уходящего в сокрытые Евангелием отношения Андрея и Петра). Западная сторона Эдома (Рим) оказалась укоренена в рациональном, прагматическом строе, сторона Восточная (Константинополь) — тяготеет к «духовности».
Но удивительное дело, деление продолжалось: каждое из этих Царств – также внутренне раскололось! Так западный христианский мир разделился на прогрессивный прагматический протестантский и консервативный мистический католический.
Что же касается Восточного христианства, хранителем которого долгое время претендовала быть Россия, то события последних лет показывают, что и его коснулась вторая волна мессианского разделения.
Алексей Арестович уподобляет тяжбу русских и украинцев за Киево-Печерскую лавру тяжбе евреев и арабов за Храмовую гору. Определенное сходство имеется. Однако если принять во внимание, что исламская претензия на главную святыню Израиля держится на характерной для этого конфликта подтасовке, то пример можно подыскать и получше.
Новейший русско-украинский конфликт в гораздо большей мере напоминает древний конфликт Иудеи и Израиля, являясь, в сущности, его отдаленным отголоском.
Как северный Израиль и южная Иудея претендовали на одну святыню – Иерусалим (хотя в целом Север довольствовался альтернативным культом), так Россия и Украина претендуют на Киево-Печерскую лавру (по преданию, апостол Андрей дошел до днепровских круч, где водрузил крест).
Нынешнюю войну России с Украиной прозвали последней войной Золотой Орды с Киевской Русью. Это правда, но, по-видимому, все же не вся правда. Как убедительно показывает Арестович, в не меньшей мере это также и война за национальную идентичность: кто собственно русский? Чье царство? Кто наследует корону Третьего Рима?

Подробнее тема психоаналитической теологии раскрывается в моей книге «Там и всегда»

Оцените пост

(голосовало: 9, средняя оценка: 3,33 из 5)

Загрузка...

Поделиться