Еврейский Мир

Вычеркни русскую культуру из своей жизни!

Эссе Екатерины Марголис «Бродский и колониализм русской культуры» ходит в эти дни по рукам, как продажная женщина. Мне, к примеру, линк к нему (со дня опубликования в «Новой газете. Европа» 9 июля) прислали трижды.

Прочитав эту поразительную в своей самоуничижительной благоглупости «исповедь блаженной Екатерины», заинтересовалась личностью автора. Оказалось, что Катя Марголис принадлежит к роду потомственной московской художественной интеллигенции — прадедушка — философ Густав Шпет, родители — из диссидентского круга университетских преподавателей, тетка — балерина Екатерина Максимова, дальний дядя — Борис Пастернак, бывший муж — поэт Бахыт Кенжеев (к слову, первоклассный русский поэт — С.Т.), друг и многолетний корреспондент — академик Андрей Зализняк… Тем большее изумление вызвал тот факт, что чудовищное словообразование «колониализм русской культуры» Катя Марголис связывает не только с именем Бродского (это уже как бы само собой разумеющееся), но и с именем его высокого друга и учителя — Ахматовой, в творчестве которой буквально на этой неделе тоже отыскались зловещие признаки “имперскости”.

По Кате, истерзанной чувством неизбывной вины, Ахматова вместе с воздухом Серебренного века вдувала в сознание своих беззащитных жертв (т.н.«ахматовских сирот») «дух империи, ставший важнейшим мотивом поэзии Бродского». Это бредовое признание невозможно соотнести не только со славной генеологией, но и с прекрасными деталями собственной биографии Екатерины Марголис. А между тем, она — выпускница филфака лучшего московского университета, эссеист и художник, живущая сегодня в Венеции, мать четырех дочерей, из которых две младшие — детдомовские, приемные…И вот такого калибра персона не видит ничего постыдного в беспрестанном «приседает и прощеньица просит». Вымаливает просто прощение у своих суровых украинских корреспондентов. В том числе и за то, что делает это на русском, который язык семейного общения более чем для половины самих украинцев…

Нет, чтобы понять, о чем я здесь толкую, необходимо прямое цитирование: «В первые недели войны я немало времени провела на украинских сайтах и в пабликах, отчаянно пытаясь понять, чем именно, какими именно высказываниями, словами и выражениями, иногда совсем, с моей точки зрения, невинными, мы приводим в ярость наших собеседников.

Я хотела разобраться. Написала в нескольких комментариях, что мой прадед родился и вырос в Киеве, заранее извинилась, что пишу по-русски, и сказала, что не обижусь, если меня пошлют, но что мне важен этот разговор. Ведь если я что-то не вижу или не слышу, это отнюдь не означает, что этого нет. Несколько человек действительно послали. Но нашлось двое-трое вдумчивых и на удивление терпеливых собеседников, которые поверили, что эта русская действительно искренне хочет что-то для себя понять. И я задавала вопросы: «А если я скажу так…? А если так…? » — а они в ответ подробно объясняли, как это звучит, и где именно спрятан недоступный моему уху колониализм, накрепко вшитый в мою культуру.

И знаете, эту науку можно освоить. Усилиями, напряжением, трудом. Как иностранный язык. Но увидев однажды, развидеть это в себе и в окружающих текстах по-русски невозможно».

Путем неимоверных, буквально изнурительных усилий, утонченный продукт русской культуры Екатерина Марголис поверила в отвратительный поклеп на эту самую культуру…

Главным козырем для доказательства ложной парадигмы, в добровольную жертву которой она так легко обратилась, Катя не погнушалась сделать давно и равномерно обглоданные читателями и критиками кости стихи Бродского “На независимость Украины”, которые автору этих строк в далеком 1995-м случилось слышать вживую, и которые не включены самим Бродским ни в один прижизненный сборник…

Во избежание разбухания этой реплики до неподобающих ей размеров, только краем коснемся другой части Катиного опуса. Той, где она сравнивает шедевр любовной лирики Бродского «Дорогая, я вышел сегодня из дому…» (1989), кстати, опошленный донельзя ее вульгарным феминистским наездом, — сравнивает его с частушечным перебором «На независимость Украины» (1992). Это сопоставление несопоставимого приводит ее к ошеломляющему выводу. По Кате, мужской и имперский шовинизм Бродского имеет одинаковые корни, подпитывая и плавно перетекая один в другой. 

Вот как этот бред звучит из первых уст: «Увы, сейчас становится мучительно очевидно, как банальный великий отечественный мужской шовинизм закономерно приводит к шовинизму национально-лингвистическому, а затем к империализму, колониализму и далее по всем остановкам — и на конечной вдруг оказывается, что он готов служить удобнейшим культурным подспорьем для фашизма, пусть даже на станции отправления автор этого никак не предполагал. Именно шовинизм соединяет все эти точки в один наклонный маршрут и ужасающим образом из сегодня рифмует поэта с чудовищами у власти, от которого он бы сам отшатнулся, да и отшатывался».

А знакомлю я вас с этим квази-интеллектуальным и, в сущности, узко партийным, в рамках последних негласных инструкций либерального обкома документом исключительно для того, чтобы предоставить слово другому персонажу российской элитной тусовки — кинокритику Антону Долину. Его ответ на страстную исповедь Кати Марголис необычайно активно цитировался в эти дни в русских соцсетях.

Так вот, Антон Долин, в котором, вопреки Чехову, ничего не прекрасно: ни лицо, ни мысли… Антон Долин, вещающий нынче из Латвии, «с развязностью совершенно невыносимой посмел подавать советы космического масштаба и космической же глупости» о том, как избавить русскую культуру от нее самой. Простите, оговорочка вышла по Фрейду. Избавить русскую культуру от ее неотъемлемой (и далась же она им!), имперскости. Вот он, Долин, собственной персоной: «Не является ли в принципе фанатичный культ Бродского (требующий подобных страстных статей-опровержений) тоже симптомом имперского иерархического сознания? (заметьте, в скобках — прямой намек и отсылка к эссе Кати Марголис — С.Т.). Возможно, «вся» русская культура перестанет быть имперской, если мы откажемся от тезиса, что Бродский (а ранее, допустим, Ахматова, а до нее Пушкин) непререкаемый авторитет и недостижимая вершина? Вот для меня лично куда значительней Д.А. Пригов. Имперец ли он?»

В этом пассаже, кроме его беспримесного идиотизма (судить Пушкинa с точки зрения установок сегодняшнего политического мейнстрима), сквозит и нечто до боли знакомое для ушей тех, кто успел повзрослеть до «перестройки» … Типа, надо, мол, еще присмотреться к гражданке Марголис, а «чем она занималась до 17 года»? И что кроется за чрезмерной пылкостью ее отречения от, якобы, изжитых уже ею вредоносных имперских привязанностей и кумиров, типа, Ахматовой и Пушкина?

Вы поняли, куда клонит известный московский кинокритик? Если по-детски наивная филологиня Катя пребывает все-таки в некоторой растерянности, когда (см. ее эссе) шьет Бродскому уголовщину, возлагая на него вину за Бучу и Краматорск, то продвинутый кинокритик Антон Долин пошел куда дальше. Он, в сущности, дерзнул сказать своим бывшим компатриотам, что покуда стихи Ахматовой и боготворимого ею Пушкина по-прежнему остаются для них недостижимым совершенством, до этих самых пор, хотят они того, или нет, граждане России поддерживают тот самый ее имперский дух, из-за которого сегодня гибнут на Украине дети. 

Во времена брежневского застоя на прославленных советским фольклором кухнях, так же, как и в курилках бесчисленных НИИ, «представители советской интеллигенции» смеялись над привычным для них миром «узаконенного абсурда». А сегодня дети тех насмешников, как на съезде большевиков, торопятся идеологически отмежеваться от … собственных гениев, судя о них по абсурдным критериям, введенным в оборот агитпропом, но не своего, а соседнего государства. 

Для финала ничего лучше не придумать, чем назло одуревающему от своей идеологической продвинутости кинокритику выставить нашего имперца Бродского против его убогого постмодерниста Пригова.

Бродский. Отрывок из стихотворения «Мой народ», которое Ахматова называла гениальным:

…Пусть возносит народ — а других я не знаю судей.

Словно высохший лист — самомненье отдельных людей.

Лишь народ может дать высоту, путеводную нить,

Ибо не с чем свой рост на отшибе от леса сравнить.

Припадаю к народу. Припадаю к великой реке.

Пью великую речь, растворяясь в её языке.

Припадаю к реке, бесконечно текущей вдоль глаз

Сквозь века, прямо в нас, мимо нас, дальше нас.

А вот из Пригова, которого я от роду не читала, а сейчас вот прочла, и жалко стало… И самого Пригова, и тех, кто усматривает в «продуктах распада его творчества» хоть самый слабый отблеск поэзии:

Только вымоешь посуду,

Глядь — уж новая лежит,

Уж какая тут свобода — 

Тут до старости б дожить

Правда, можно и не мыть.

Да вот тут приходят разные

Говорят: посуда грязная —

Где уж тут свободе быть. 

В «посудный цикл» любимого поэта Антона Долина входит чуть ли не десяток крошечных шедевров, подобных приведенному выше, так что неудивительно, что по прочтении всего цикла возникает хулиганское желание «огласить весь списочек». Но щадя художественный вкус и чувства читающей публики, мы удержимся от столь грубой атаки на них. Тем более что и одной цитаты из Пригова достаточно, чтобы увериться в полном отсутствии у него пресловутой имперскости. А вот все остальное в его творчестве представляет интерес скорее для психиатров, чем для эстетов. Впрочем, Антон Долин вряд ли согласится с этим тезисом. 

Ну что ж, а тогда, памятуя об одном знаменитом предсказании, что «каждому будет дано по его вере», загадаем, что «будет дано» российской либшизе, «по вере своей», поддавшейся новейшей разновидности коллективного безумия. А что если худшим наказанием для них станет видение их собственных детей, читающих на сон грядущий своим собственным внукам не «Сказку о царе Салтане», а «посудный цикл» антиимперца Пригова?

Оцените пост

(голосовало: 70, средняя оценка: 2,80 из 5)

Загрузка...

Поделиться