Павел Зельдич: «Пока мама эвакуировалась из Бучи, насчитала одиннадцать трупов на улице»
31-летний Павел Зельдич восемь лет назад переехал из столичного Киева в уютный Ирпень — молодая семья ждала первенца и нашла новую просторную квартиру в пригороде. До этого мужчина был прихожанином общины «Атиква», но и после переезда не снизил «еврейскую» активность — продолжал заниматься еврейским краеведением, водил экскурсии, писал статьи о штетлах по следам своих путешествий и работы в архивах. Сегодня все это в прошлом. Потому что городка, вплотную примыкающего к украинской столице, больше нет.
— О войне я узнал в 7 утра 24 февраля, когда позвонил отец и сказал, что нас бомбят, — рассказывает молодой человек. — Поначалу не врубился и даже засобирался на работу, но вскоре ситуация прояснилась. Хотя еще до обеда я удивлялся громадным очередям в магазины — зачем, ведь до российской границы далеко, и к нам война докатится нескоро. В полной мере осознание реалий пришло в два часа дня, когда из своего окна я увидел большое звено вертолетов, летевших в сторону Гостомеля (городок в 10 км от Киева — М.Г.). Как потом выяснилось, это был русский десант, отправленный на захват аэродрома.
— Ваши действия?
— Мы быстро собрали вещи первой необходимости, деньги и документы, сложили в коридоре. Быстро сбегали в магазин, закупили еды и воды. Проверили состояние подвала нашей девятиэтажки. А потом начались взрывы, задрожали стекла. Еще «зеленые», мы схватили ребенка и в чем были, побежали в подвал, в который уже набились жильцы не только нашего, но и соседних домов. Сейчас я уже знаю, что это были «улеты» — наша артиллерия выбивала десант из Гостомеля и ломала взлетную полосу, мешая сесть русским самолетам. Длилось это всю первую ночь. Уже к утру совсем рядом с домом проехала САУ, сделавшая пару выстрелов.
В холодном подвале было невероятно много людей, дети разных возврастов постоянно плакали от испуга. Совсем худо стало, когда отключили воду и свет. Воду многие подготовили заранее и забегали в квартиру за бутылкой. Но без электричества прервалась связь с внешним миром — взрывы заменяли нам сводки с фронта. Самое страшное в такой обстановке — это плачущие дети, которым ничего невозможно объяснить. Некоторые взрослые пытались их отвлекать, читали книги, пели, играли в игры. Моя дочка в первую ночь еще держалась, но потом… Да и у нас с каждым днем оставалось все меньше сил и эмоций. В первый шаббат в подвале я еще зажигал свечи, потом пришлось экономить.
— Как представляли себе дальнейший ход событий?
— Первые дни все были растеряны, напуганы и изумлены версией «денацификации». Наш подвал на 80% состоял из русскоязычных. От кого и зачем нас «освобождать»? А после новостей из соседней Бородянки (поселок в Киевской области, полуразрушенный российской армией — М.Г.) у людей появилась ненависть к России. И уверенность, что мы победим, отобьемся. Шутили сквозь слезы, мол, Бородянка станет нашим Бородино.
— Что стало последней каплей, побудившей к эвакуации из Ирпеня?
— Попадание ракет в соседний дом, где сгорели несколько квартир. Я не хотел уезжать, поскольку в Буче (город в 15 км от Киева, занятый россиянами — М.Г.) осталась мама, с которой я долго не мог связаться. В ее пятиэтажку попал снаряд — сгорели верхние этажи. Каждый раз, когда прерывалась связь, я мысленно ее хоронил. А когда снова появлялась Сеть, звонил в истерике, извинялся за прошлые обиды. Разрывался, не зная, как поступить — пытаться вытащить из-под обстрелов жену и дочку в Ирпене или пробираться в Бучу к матери. Под ее домом стояли танки и русская пехота.
Эвакуация наша была внезапной. В подвале жена узнала, что ее подруга попробует выехать по коридору, и машина уезжает через десять минут. А это в квартале от нас. Мы уехали, в чем были, не успев подняться в квартиру, ключи я оставил соседу. Из документов остался лишь паспорт и читательский билет в библиотеку Вернадского. Приехали в Киев, оттуда к дальним знакомым на электричке в село. Когда сидели на вокзале, то при каждом хлопке дверей только мы и беженцы из Бучи и Ирпеня дергались и пытались спрятаться, остальные реагировали спокойно. Везде светомаскировка, в электричке — полная темнота. После недели в подвале ребенок начал особенно бояться темноты.
В селе пришли в себя, нашли друзей из Киева, с которыми на автобусе за два дня доехали до польской границы. Мама после 15 дней в подвале тоже смогла эвакуироваться через посты чеченцев. Почему-то не русские, а именно чеченцы в Буче стояли. Мама говорит, что насчитала 11 трупов на улицах, пока ехала через свой городок. Уже в Киеве села в эвакуационный поезд на Западную Украину. Планирует тоже в Польшу, эмоционально и психологически она совсем вымотана. Жена и дочь перешли кордон, я отдохнул у товарища, отошел немного. Возвращаюсь через Киев — сосед наш тоже уехал, а дома коты остались, надо их спасать. Опасно, но иначе не могу. Что дальше — не знаю…
— Как изменилось отношение к северному соседу?
— Сначала была ненависть. Дочь начала заикаться, замкнулась в себе, говорит мало. Для нас всех русский — родной язык, а сейчас мой ребенок стал на нем запинаться.
Очень интересно раскрывался смысл книги “Коэлет” в условиях войны. «Время любить, время ненавидеть, время для войны, время для мира… « Сначала читал на телефоне, а когда батарея села — на бумаге. Этот ТАНАХ, наверное, в подвале до сих пор и лежит.
Друга моего из Ирпеня убили во время обстрела. У матери подругу ранили, она истекла кровью, нашли только утром. Говорят, в Ирпене уже появились братские могилы в районе парка Победы. Какое после этого может быть отношение?.. Сегодня даже ненависти нет. Пустота и растерянность…
Беседовал Михаил ГОЛЬД
Оцените пост
(голосовало: 8, средняя оценка: 4,50 из 5)
Загрузка...
