В первых числах марта 1977 года читателей газет «Известия» и «Вечерняя Москва» ожидала сенсация. Там, где обычно публиковались сообщения об успехах колхозников и порицались преступления капиталистов, чернел не по-газетному длинный заголовок: «Открытое письмо гражданина СССР кандидата медицинских наук С. Л. Липавского». Автор, холеный бородач средних лет, ранее работавший в госпитале имени Бурденко, в детективной манере описывал свое знакомство и сотрудничество с московскими евреями-отказниками, от востоковеда Виталия Рубина до математика Анатолия (Натана) Щаранского.
«С 1972 года я связал свою судьбу с лицами, которым по определенным, основанным на существующем законодательстве мотивам, было отказано в выезде за границу и которые крикливо начали спекулировать на вопросе о гражданских правах», — сообщал Липавский, после чего, обильно используя слова «якобы» и «небезызвестный», обвинил своих недавних знакомых в авантюризме, стяжательстве, сионистской пропаганде и работе на американскую разведку.
В интернациональном государстве рабочих и крестьян Санины обвинения по адресу десятка евреев, изучавших иврит и требовавших удовлетворить базовое право на эмиграцию, выглядели особенно зловеще: «Ими руководили желание «подогреть» эмиграцию из СССР и стремление подорвать устои советской власти. В связи с этим выдвигались различные идеи по проведению в Москве незаконных, по существу провокационных, мероприятий в виде созыва «международной конференции физиков», «международной конференции по еврейской культуре», на которые рассылались приглашения видным зарубежным ученым». Триумфальный аккорд звучал так: «Я публично отрекаюсь от ранее поданного заявления о выезде из СССР в Израиль, так как считаю, что единственная Родина для меня — это Советский Союз».
15 марта, через полторы недели после публикации, Натан Щаранский, будущий израильский министр и глава Еврейского агентства «Сохнут», был арестован и обвинен по двум статьям — «Антисоветская агитация и пропаганда» и «Измена Родине». Последующие девять лет он проведет в колонии строгого режима, периодически попадая в неотапливаемый карцер.
Тем временем оставшиеся на свободе отказники продолжали сочувствовать Липавскому — «доктору Сане», как его все звали. Виталий Рубин считал, что открытое письмо от начала и до конца было написано сотрудниками КГБ, а сам Саня давно уже сидит в тюрьме. Жена ведущего советского кибернетика Александра Лернера плакала навзрыд: «Несчастный Саня! Может быть, он уже мертв, а статью подписали его именем».
Поверить в то, что многолетний участник еврейского подполья, лечивший активистов, снабжавший их дефицитными продуктами и помогавший снимать квартиры, оказался агентом спецслужб, было сложно. Но со временем крупицы информации, бросавшей тень на перманентно улыбчивого и безотказного Липавского, образовали гигантский сугроб.
Иномарка на улицах Ташкента
В том же 1977 году репатриировался бывший старший помощник генпрокурора Узбекистана Борис Каменецкий. Через шесть лет, когда в Израиле оказался его младший брат, Каменецкий согласился дать интервью для журнала Тель-Авивского университета. Он рассказал, что семья Липавских была эвакуирована в Ташкент в годы войны, и что доктора Саню он впервые увидел в 1962 году. Липавский пришел просить за своего отца, теневого бизнесмена, которому грозила смертная казнь за кражу ткани с текстильной фабрики. Покидая кабинет, Саня заявил, что готов сотрудничать с компетентными органами, рассказав им о знакомых отца — валютчиках и спекулянтах. Каменецкий этот энтузиазм проигнорировал. Через полгода он наткнулся на Липавского на одной из улиц узбекской столицы. Молодой врач был жизнерадостен, сообщил, что «сам генерал Наймушин» пообещал, что Липавского-старшего не расстреляют. Наймушин был главой КГБ Узбекистана. Сыновние чувства Сани не были лишены меркантильности. По словам ташкентского невропатолога, знакомого с будущим агентом спецслужб, папа выполнял для Сани функции кошелька, купил ему иномарку (а по слухам, и медицинский диплом), помогал делать дорогие подарки многочисленным подругам.
У активистки еврейского подполья Дины Бейлиной подозрения начали возникать задолго до публикации открытого письма в «Известиях». Как минимум дважды аккуратный и отзывчивый Саня открыто саботировал просьбы диссидентов. В феврале 1977 года в узбекском Шахрисабзе должен был проходить суд над Амнером Завуровым, бухарским евреем, который после получения разрешения на выезд в Израиль был обвинен в хулиганстве. Бейлина попросила Липавского, который знал узбекский, поехать переводчиком. Тот вернулся через три дня небритым и грязным, рассказал, что его не пустили в самолет. Липавский не знал, что Бейлина послала в Шахрисабз своего знакомого Льва Гендина, чтобы тот привез материалы дела для распространения в самиздате. Гендин без малейших проблем полетел и вернулся. Он отметил, что Липавского в аэропорту он не видел.
Вторая история произошла под Москвой, когда на еврейском кладбище неизвестные разбили 70 надгробий. Дина Бейлина попросила Саню Липавского сфотографировать произошедшее варварство, чтобы предать огласке. Саня тянул десять дней, за это время спохватившиеся власти всё успели побелить и отремонтировать.
Сексот, говорящий на идиш
В книге «Врата исхода нашего», которую написал в начале 80-х бывший редактор самиздатовского еврейского журнала «Тарбут» Феликс Кандель, известный поклонникам Зайца и Волка из «Ну, погоди!» как Ф. Камов, несколько страниц посвящено таинственному доктору. «Ах, Саня, Саня, ласковый ты наш теленочек! Ах, Саня, Саня, усатое, мурлычащее создание! Откуда же ты взялся, дорогой? Как же влез в самую нашу серединку, в души наши, стал нужным и незаменимым, услужливым и участливым? Чем они тебя взяли? На что купили? На испуг или на деньги?» — вопрошает автор. Сейчас на эти и другие вопросы можно дать однозначный, аргументированный и задокументированный ответ.
В 2007 году Центр исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы создал сайт www.kgbdocuments.eu, на котором периодически выкладываются рассекреченные документы из архива КГБ. Недавно появился ведомственный «Сборник статей об агентурно-оперативной и следственной работе Комитета государственной безопасности СССР», 1984 год, Москва, гриф «Совершенно секретно», № 101. Под сухим заголовком «Агент «Эрвин» в оперативной игре «Коллеги» скрывается самый настоящий шпионский триллер, который принес бы позолоченные статуэтки и Голливуду, и «Мосфильму».
Окончание следует
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 3,67 из 5)
Загрузка...
