Elevated-Railway-Battery-Jefferson-Greenwich. Репродукция. Фото: amazon.com
Бытует мнение, что именно в этой библиотеке сосредоточена самая лучшая в городе коллекция книг по истории Нью-Йорка. Это и было главной целью моего визита сюда. Кроме адреса, я о ней ничего не знал. Но, когда неожиданно увидел открывшийся на углу 6th Ave. и W 10th St. огромный красно-белый дворцовый комплекс, с крутыми скатами крыш, фронтонами, стрельчатыми проёмами окон, готическими украшениями и замысловатой башней с часами, я был бесконечно удивлён. Не ожидая увидеть такого рода сооружение в Нью-Йорке. Сразу стало понятно, что оно является одним из самым красивых зданий в довольно провинциальной застройке «Гринвичской деревни». Всё остальное я уже узнал из справочников и Интернета.
О длительном пути, которое прошло это здание от пожарной каланчи до библиотеки, приняв под свою крышу на время окружной суд. В котором рассматривалось множество любопытных дел. В том числе и дело Мэй Уэст, о «недостойном поведении на сцене». Получив неожиданно большой резонанс, оно сразу же превратило Мэй в одну из самых известных актрис и драматургов Америки. А, в конечном итоге, и в первый секс-символ страны. Надеюсь, что и вам будет интересно узнать, как это произошло.
О своём детстве Мэй Уэст вспоминала крайне редко. Создавалось впечатление, что она вот так сразу из ничего внезапно стала знаменитой. Известно лишь, что Мэри (позднее Мэй) Джейн Уэст родилась 17 августа 1893 г. в Бруклине (который тогда ещё был самостоятельным городом), и была доставлена домой тетей, работавшей акушеркой. А «… где эта улица, где этот дом…» располагался, так никому и не удалось определить. Предполагается, что находился он в районе Бушвика. Поскольку материальные обстоятельства не позволяли семье долго задерживаться на одном месте, то принято считать, что в разное время они жили в бруклинских районах Вильямсбург и Гринпойнт, а также в квинсовском Вудхейвене. Мэри была старшим ребёнком в семье Джона Патрика Уэста и Матильды («Тилли») Делкер и имела младшую сестру Милдред Кэтрин (известную как Беверли) и брата Джона Эдвина Уэст. Её мать, принадлежавшая к семье еврейских эмигрантов из Баварии, занималась изготовлением корсетов и была в молодости манекенщицей. А её отец, бывший боксёр и вышибала, тогда держал лошадей и экипажи для найма, а позднее стал довольно известным в округе «полицейским особого назначения» и открыл собственное агентство частных расследований. В своей автобиографии Мэй назовёт его «эпической фигурой Бруклина». Его мать, Мэри Джейн, в честь которой и была названа внучка, имела ирландское происхождение, а отец Джон Эдвин Уэст был судовым такелажником англо-шотландского происхождения. Вот такой крутой замес достался маленькой Мэй, которая с малых лет была подвижным, весёлым и любознательным ребёнком. Уже в пять она начала петь и танцевать в местных церквях и на любительских площадках, а затем и в таверне Neir’s Tavern, которая все еще находится по адресу 8748 — 78th Street в Вудхейвене. Там и сегодня, в общем зале, можно увидеть её огромный портрет, а на улице мемориальную памятную вывеску, напоминающую о выступлениях здесь маленькой артистки. (В Нью-Йорке есть ещё один аналогичный знак, установленный у дома по адресу 8905 — 88th Street, где она уже в зрелом возрасте писала свои пьесы и автобиографию).
Отец скептически относился к этим её выступлениям, а мать, наоборот, всячески приветствовала их и с малых лет водила её на уроки пения и танцев. В семь девочка приняла участие в конкурсном концерте Бруклинского театра, под сценическим псевдонимом «Baby May». Об этом она позже напишет: «… услышав аплодисменты, предназначенные лично мне, я поняла, что понравилась публике. В этот момент и осознала, что кроме сцены, на свете нет такого места, где мне так хотелось бы быть». После завоевания золотой медали и приза отец стал её горячим сторонником и уже старался присутствовать на всех её выступлениях. Один из одноклассников по Бушвикской школе (559 Cypress Avenue) вспоминал, как Мэй в это время ругали учителя за частые прогулы занятий. Надо полагать, что вскоре она вообще покинула учебные классы. Начиналась иная жизнь. В 1907 г. 14-летняя девушка начала профессионально выступать в водевилях компании Hal Claredon Stock Company. В юности её мать Матильда грезила сценой, но ее родители были категорически против подобного занятия. Она же всячески поддерживала желание Мэй стать актрисой. В её коллекции сохранились подшивки модных журналов, которые она собирала с 1885 по1897 год. Надо полагать, что будущий образ великой актрисы, все эти облегающие длинные платья, меха и блестящие корсеты сошли именно с этих страниц.
В 1911 году Мэй дебютировала на Бродвее в шоу A La Broadway, которое ставил ее бывший учитель танцев Нед Уэйберн. Шоу закрылось после восьми спектаклей, но её выступление было замечено, и в New York Times появилось сообщение о том, что «девушка по имени Мэй Уэст, доселе неизвестная, произвела впечатление своим гротескным поведением, стремительным пением и танцами». К тому времени она уже успела выйти замуж и развестись, осветлить свои каштановые кудри и взять псевдоним, который вскоре станет известным всей стране — Джейн Маст. Вначале ей доверяли лишь второстепенные роли — разных дам полусвета в ревю и мелодрамах или мелкие мужские роли. Но постепенно роли стали поинтересней. И уж тут она не упустила шанса показать себя, исполнив на сцене невероятно откровенный танец — шимми, который до этого танцевали лишь афроамериканки в блюз-барах. Ее фотография появилась в выпуске нот к популярному номеру «Ev’rybody Shimmies Now», а выручка в кассе сразу отразила внезапный взлёт популярности. И тогда Мэй Уэст принимает важнейшее решение в жизни: вместо того, чтобы ждать подходящее предложение, она сама будет писать для себя необходимые реплики, скетчи, сцены и даже целые пьесы. И Мэй берётся не только за написание своей первой пьесы «Секс», но и играет в ней главную роль.
Поскольку в своём мастерстве драматурга она ещё не совсем уверена, то вся надежда возлагается на правильно выбранный сюжет. В пьесе она рассказывает о проститутке Марджи Ламонт, непримиримом прагматике, пытающейся подняться из низов квартала красных фонарей Монреаля к вершине старейшей профессии. Из-за проблем с полицией она со своим давним клиентом лейтенантом Греггом бежит за британским флотом на Гаити. А там встречается с богатым человеком, который влюбляется в неё, ничего не зная о её прошлом. Сможет ли она начать с ним новую жизнь или навсегда останется такой, какая она есть? Уже здесь, в первой пробе, можно заметить все признаки будущего фирменного стиля: сексуальную провокацию, двусмысленные остроты с сексуальным подтекстом, отрицание ханжеской морали и воспевание права женщины быть сильной, свободной, независимой и честной в своих желаниях, в том числе сексуальных. Позже она позволит себе пошутить о том, что ей должны выдать лицензию на изобретение секса, который она открыла для американцев. Ведь даже на само слово, вынесенное ею в название пьесы, было в «пуританском» американском обществе наложено своеобразное «табу». Возможно, что кто-то помнит ещё крылатую фразу, высказанную одной из советских участниц телемоста Ленинград — Бостон в 1986 г., о том, что: «В СССР секса нет». Примерно такая ситуация была и в США 1920-х годов. Марлен Дитрих вспоминала позднее, что слова «Секс — символ» тогда ещё не существовало. Мэй Уэст называли «Glamour Girl». Этот образ она создавала всю жизнь. Но начало было положено этим спектаклем. Казалось, ничто не предвещало такого взлёта и успеха. Ведь её нельзя было назвать красавицей, и несмотря на то, что её фигура была близка к классической (97-61-97), Мэй была полновата и низкоросла (152 см.) При встрече с ней в обыденной жизни вам вряд ли захотелось бы оглянуться. Но, когда требовалось, она надевала корсет, приподнимала грудь, надевала длинные элегантные платья с чёткими линиями (чтобы скрыть туфли с платформой или каблуки высотой 20 — 25 см), необыкновенной красоты шляпы и украшения. Тем самым, внедряя на подиум (так хорошо известную ей по маминым журналам) моду конца эпохи Ар-деко. Играя с рослыми партнерами в кино, она могла потребовать выкопать на съемочной площадке углубление, куда в крупных и средних планах вставал ее собеседник — чтобы разница в росте была меньше заметна. Но дело даже не в этом. Эта огромной высоты обувь делала её походку слегка раскачивающейся и необыкновенно сексуальной. И стоило ей слегка повернуть голову, улыбнуться и заговорить, отпуская очередной каламбур, как её лицо становилось настолько выразительным и привлекательным, что остальные актёры на площадке автоматически перемещались на второй или третий план.
Бытует мнение, что именно в этой библиотеке сосредоточена самая лучшая в городе коллекция книг по истории Нью-Йорка. Это и было главной целью моего визита сюда. Кроме адреса, я о ней ничего не знал. Но, когда неожиданно увидел открывшийся на углу 6th Ave. и W 10th St. огромный красно-белый дворцовый комплекс, с крутыми скатами крыш, фронтонами, стрельчатыми проёмами окон, готическими украшениями и замысловатой башней с часами, я был бесконечно удивлён. Не ожидая увидеть такого рода сооружение в Нью-Йорке. Сразу стало понятно, что оно является одним из самым красивых зданий в довольно провинциальной застройке «Гринвичской деревни». Всё остальное я уже узнал из справочников и Интернета.
Итак, 26 апреля 1926 года в театре Дейли на 63-й улице Нью-Йорка состоялось первое представление спектакля «Секс». Пресса была неблагополучной. Пьеса слишком выпадала из общего привычного ряда. Но на Бродвее намечался коммерческий спад, и, несмотря на негативную прессу, «Секс» всё-таки собирал полные аудитории.
До тех пор как в феврале 1927 г. полицейское управление Нью-Йорка не провело соответствующий рейд в театр для ареста Уэст и ее компании, ими было дано 375 представлений. Несмотря на предъявленное обвинение в непристойности, спектакль уже успели посмотреть 325 000 человек, включая сотрудников полицейских управлений и их жен, судей уголовных судов и аппарата окружного прокурора. Грубо говоря, можно было утверждать, что обвинение было не совсем корректно. В спектакле никто не обнажался, отсутствовали сцены насилия, вульгарные намеки и ненормативная лексика. Максимально, что ей могли предъявить: это то, что в некоторых сценах она появлялась в прозрачных рубашках и садилась к партнёрам на колени. Тем не менее, городские власти решили перестраховаться, поскольку уже успели получить жалобы от нескольких религиозных групп и «Общества по подавлению пороков». В театре был произведен обыск (непонятно, что они надеялись найти), а Уэст арестовали вместе с коллегами. Их доставили в здание суда Джефферсон-Маркет, где их обвинили в пропаганде безнравственности. 19 апреля 1927 г. Мэй Уэст получила штраф в размере 500 долларов за день пребывания в «Женском доме заключений» по соседству, и девять дней в работном доме на острове Благосостояния (ныне остров Рузвельта). За «развращение нравов молодежи». Хотя Уэст могла заплатить полный штраф и быть отпущенной, она выбрала тюремный срок из-за его публичности. Понимая, какой резонанс в прессе получит это предвзятое обвинение.
Когда, по прибытии в тюрьму ей приказали раздеться, она шутливо заметила: «Я думала, что это уважаемое место». Начальница улыбнулась, однако Мэй не остановилась на этом, раскритиковав покрой и материю тюремной робы. Вероятно поэтому во время отбывания наказания ей разрешили надеть шелковые трусики вместо «мешковины», которую должны были носить другие девушки. За «хорошее поведение» она отсидела восемь дней.
Из тюрьмы Мэй вышла знаменитостью: все газеты наперебой писали о том, как в самой свободной стране мира женщину могут посадить в тюрьму лишь за то, что она осмеливается говорить о сексе. Когда Мэй оказалась на свободе, она опубликовала статью о женщинах, которых увидела в тюрьме, а гонорар пожертвовала тюремной библиотеке. Интересно, что представленные в газетах фотографии с места заседания, были сделаны на фоне красивого готического фасада судебного корпуса. Благодаря этому, многие горожане впервые увидели, какое архитектурное «чудо» находится здесь, на площади Greenwich Village в Нью-Йорке. Оно стоит особого рассказа.
О Библиотеке Джефферсонского рынка, Голливуде и Мэй Уест
В настоящее время это примечательное здание занято библиотекой. Благодаря своему месторасположению оно, по традиции, носит имя Джефферсонского рынка. Он был открыт здесь в 1833 году и назван именем третьего президента США, который в 1826 году покинул этот мир. Деревянные лавки торговцев завершала высокая деревянная башня пожарного дозора, построенная в углу этой треугольной площади. Постепенно деревянная застройка была заменена здесь кирпичной, но серьёзные изменения произошли спустя 40 лет, когда было принято решение о её перестройке. И уже в 1877 г. здесь, под руководством архитектора Фредерика Кларка Уизерса (проект был выполнен совместно с его коллегой Калвертом Во), выросло здание окружного суда. А год спустя, эта часть города была соединена с центром металлической эстакадой шестой линии метро, а напротив суда вырос корпус тюрьмы. Из-за близости здания суда к театральному району, где происходило множество арестов, суд вскоре стал настолько перегружен, что был преобразован (первым в США) в суд, в учреждение, с 1907 г. выполняющее одновременно функции и «ночного суда». Поскольку их клиентами, в основной своей массе, были женщины, то и тюрьма (а заодно и рынок) были в 1927 г. заменены 11-этажным корпусом «Женского Дома заключений». Но и он в 1974 г. был закрыт, оставив здесь лишь небольшую парковую зону и здание суда, которое к тому времени уже было преобразовано в библиотеку. Следует сказать, что произошло это не так уж просто.
Дело в том, что из-за перераспределения районов, здание суда прекратило свою деятельность уже в 1945 г., а затем использовалось в различных целях полицейским управлением и другими учреждениями. Но к 1958 году оно лишилось последнего владельца. С течением времени оно в ожидании новых хозяев превратилось в «дом для крыс и голубей». Но претендентов на заселение здания всё никак не находилось, и всё чаще стал дебатироваться вопрос о его сносе. Но жители района энергично выступили, как против этого решения, так и против продажи его с аукциона. Инициативу по сохранению бывшего здания суда возглавила Марго Гейл, активистка и защитница памятников. Вскоре к ним присоединились политики, знаменитости и литературные деятели. Они решили действовать поэтапно: в первую очередь запустить башенные часы, молчавшие много лет. Мэру города Роберту Ф. Вагнеру была отправлена телеграмма: «помогите на Рождество запустить часы». И в 1961 г. протестующие одержали свою первую победу. Часы были отремонтированы. Более того, им удалось сделать мэра своим союзником. Ведь теперь следовало определить, как и где можно использовать это сооружение. Ведь Публичная библиотека Нью-Йорка изначально была против идеи открыть свой филиал в старом здании суда. Но мэр всё-таки склонил их к положительному решению под угрозой прекращения финансирования. Так в 1967 году бывший суд стал городской библиотекой.
В 1972 г. она вошла в Национальный реестр исторических мест города, а в 1977 была объявлена национальным памятником. Давайте, не спеша, обойдём здание. Но, прежде чем сделаем первый шаг — напомним вам о традиционном заблуждении, связанном с архитектурными аналогами проекта. Так, в Википедии приводится цитата из путеводителя AIA о том, что это здание является «…имитацией замка Нойшванштайн». А страница New York Architecture Images в доказательство этого даже приводит фото с изображением Баварского замка, сходство с которым едва улавливается.
Да и откуда ему взяться, если в 1877 г., когда здание «Суда» уже было построено, баварский король Людвиг II ещё лишь возводил стены своего замка, до завершения которого ему потребуется ещё семь лет. А отделочные работы так и не будут закончены до его смерти в 1886 году.
Это было время, когда ещё не очень верили в талант американских архитекторов, вечно подозревая их в плагиате. Но здесь было лень даже просто сверить даты. При этом следует заметить, что архитектору здания Фредерику Кларку Уизерсу пришлось решать на месте нетрадиционную техническую проблему: разместить крылья здания под острым углом от угловой главной башни, в сторону 6th Ave и W 10th St. Тем более что башня была задумана необычной формы: начиналась классическим октагоном (восьмиугольником), далее принимала круглую форму, чтобы через балкончик смотровой площадки преобразоваться в четырёхугольную колокольню, завершающуюся квадратной вершиной с башенными часами и пирамидаидальным шатром. Особую выразительность фасаду из красного кирпича придало горизонтальное разделение ярусов гранитными полосами, выделение зоны ажурных окон (увенчанных декоративными фронтонами), и следующая за ними диагональная разрезка фасада вереницей узеньких окошек. У основания башни был установлен небольшой питьевой фонтанчик с двумя любопытными сюжетами. На одном из них был изображен пеликан среди тростника и травы, в клюве которого была зажата лягушка. Этот образ как символ родительской любви и самопожертвования, дошёл до нас ещё со времён глубокого Средневековья. А на втором — в качестве иллюстрации завершающей сцены Шекспировского «Венецианского купца», изображён старик, в глубоком раздумье сидящий у основания дерева.
Особую выразительность фасаду из красного кирпича придало горизонтальное разделение ярусов гранитными полосами, выделение зоны ажурных окон (увенчанных декоративными фронтонами), и следующая за ними диагональная разрезка фасада вереницей узеньких окошек. У основания башни был установлен небольшой питьевой фонтанчик с двумя любопытными сюжетами. На одном из них был изображен пеликан среди тростника и травы, в клюве которого была зажата лягушка. Этот образ, как символ родительской любви и самопожертвования, дошёл до нас ещё со времён глубокого Средневековья. А на втором, в качестве иллюстрации завершающей сцены Шекспировского «Венецианского купца», изображён старик, в глубоком раздумье сидящий у основания дерева.
Рядом находится отдельный вход на лестницу, ведущую к колокольне, где и ныне размещён колокол весом 5.40 тонны, с надписью на внутренней стороне, относящейся к испано-американской войне1898 г.: «К черту Испанию, помни о мучениях». Но самое восхитительное здесь — это открывающаяся перед нами панорама Нью-Йорка, вернее его района Greenwich Village. Видна, естественно, и крыша здания, изначально покрытая шифером (недавно заменённым на серое металлическое покрытие) и имеющая большое число симпатичных слуховых окон.
Однако, опустимся на землю. В буквальном смысле слова. Дело в том, что Фредерик Уизерс родился в Англии и именно там получил архитектурное образование. Но в 1853 г. он эмигрировал в Соединенные Штаты и присоединился к офису Withers & Vaux, где даже поучаствовал в планировании Центрального парка в Нью-Йорке. К тому времени он уже построил несколько церквей в викторианском готическом стиле, который был тогда самым востребованным в Англии. Стиль представлял собой своеобразное переосмысливание традиционной готики, на базе современных английских (викторианских) архитектурных тенденций. Естественно, что Уизерс попробовал основные принципы именно этого стиля распространить и к светским сооружениям, а именно к Зданию суда Джефферсон-Маркет. Т. е. сделал то, чему его учили (в этом свете история про баварский замок выглядит ещё нелепей). Отсюда и фламандский красно-белый цвет фасадов, структурированный полосами желтого песчаника. А также и детальная резьба по камню, оконные проёмы с остроконечными арками и узорами, горгульи на стоках крыш, стройные фронтоны, обрамлённые ажурными угловыми башенками, по законам готики устремлёнными в небесную высь.
Главный портал здания представляет собой остроконечную арку, в которую была вмонтирована современная входная дверь. Правда, первоначальное название над ней — «Здание Третьего окружного суда», всё-таки сохранили. Оно использовалось следующим образом: гражданский суд размещался на втором этаже (сейчас здесь находится читальный зал для взрослых), а полицейский суд (теперь детская комната) на первом этаже. Красивый подвал с кирпичными арками (ныне Справочная комната) использовался как место для содержания заключенных, направлявшихся в тюрьму или на суд. А путь по этажам сопровождают огромные витражи, в основном заполненные всевозможными геометрическими узорами.
Эти стены видели много знаменитых процессов. Именно здесь в 1896 году, Стивен Крейн, автор «Красного знака мужества», дал показания в здании суда от имени женщины, которую, по его мнению, несправедливо арестовали за проституцию. В 1906 г. судили Гарри К. Тоу за убийство архитектора Стэнфорда Уайта. В конце концов Тоу был признан «сумасшедшим» и отправлен в психиатрическую больницу до его освобождения в 1915 г.
Это здесь молодые швеи в 1909 году пытались отстоять свои права, но… безуспешно. А в 1911 г. их фабрика трагически сгорит дотла.
Именно здесь 9 февраля 1927 года, Мэй Уэст и весь состав актёров из бродвейской пьесы «Секс» предстали перед судом и были заключены в тюрьму по обвинению в непристойности поведения. Можно и сегодня опуститься в подвал (бывшую комнату ожидания) и подняться в зал, где проходил процесс.
Но вернёмся лучше на Бродвей, где Мэй пытается пристроить свою вторую пьесу «Обуза». Опасаясь повторения скандала, в Нью-Йорке наотрез отказались её ставить. Пришлось довольствоваться подмостками Коннектикута и Нью-Джерси. Ведь пьеса опять была связана с острой темой. В ней речь шла об исследованиях немецкого адвоката Карла Генриха Ульрихса, который выступал в поддержку декриминализации гомосексуальности. В ней не только поднимались проблемы гомосексуализма, но и было задействовано в качестве актёров около сорока настоящих геев и трансвеститов, старых знакомых Мэй. Что, казалось, совершено немыслимым в те времена. Сама она не играла на сцене, но придерживаясь прогрессивных взглядов, считая, что «геи — это женские души в мужских телах, а ударить гея было все равно, что ударить женщину». Об их взаимоотношениях она говорила: «Травести? У нас с ними взаимная любовь. Они меня прямо обожают. Я для них просто находка. Посмотрите, как замечательно они имитируют мою походку, акцент, манеру одеваться! Это и понятно! Ведь я — это то, кем они хотели бы стать!» Повлияла Мэй и на изменение отношения к темнокожим.
При съёмках «Красотки 90-х» в Голливуде, она потребовала у студии разрешения на участие в фильме темнокожего джазового музыканта Дюка Эллингтона. Продюсеры были в шоке: в те времена темнокожих снимали только в «негритянских» фильмах, а появление «афроамериканца» в фильме для белых было демонстративно скандальным. Но Уэст настояла на своём, и фильм украсили музыкальные номера в его исполнении. Во время работы в Paramount Pictures она жила в Ravenswood — историческом жилом доме Лос-Анжелеса, расположенном рядом со студией. Когда руководство дома запретило её тогдашнему бойфренду, афроамериканскому боксеру Уильяму «Горилла» Джонсу, входить в здание, Уэст просто выкупила здание. Тем самым решив проблему.
А пока, в конце 1920-х годов, Мэй продолжает активно работать на Бродвее. Следующими её пьесами стали «Плохой возраст», «Человек удовольствия» и «Вечный грешник», которые были построены на дискуссиях и рассматривали многие острые проблемы общества. А пьеса «Бриллиант Лил», написанная в 1928 году и повествующая об упитанной и энергичной даме конца XIX века в обстановке популярного нью-йоркского бара, была поставлена на Бродвее и вскоре стала большим хитом, принеся Уэст ещё большую популярность. Однако, в 1930 г. актриса пережила большую трагедию — скончалась ее мать Матильда. Они были очень дружны: в первые годы работы Мэй на Бродвее «Тилли» была для неё модельером, портнихой, менеджером и самым близким человеком, с кем она могла обсудить все свои проблемы. Оказавшись в глубочайшей депрессии, она собиралась распрощаться с театральной карьерой, но в этот самый момент её нашёл знаменитый Адольф Цукор, и она неожиданно подписала контракт с его студией Paramount Pictures и начала сниматься в кино. «Неожиданно» потому, что в Голливуде ещё никто не начинал свою карьеру в кино в 39 лет. Тем более женщины. Часто можно слышать мнение, что не будь тогда студия Парамаунт на грани банкротства, ей никогда бы не видеть Голливуд. Однако, не следует забывать, что жизненным кредо Цукора было: «Знаменитые актёры в известных пьесах». А она к тому времени уже была знаменитой актрисой, а её пьесы были широко известны. К тому же, она была «единственной женщиной в Америке, которая сама пишет пьесы, подбирает актеров, руководит постановкой и играет ведущие роли».
Продолжение следует
Леонид РАЕВСКИЙ, журналист, автор путеводителей по Европе и гид
Спасибо!!
Такую статью — немедленно в закладки и рассылки… ))