Марк Фельдман — прекрасный поэт, прозаик, публицист. Неоднократно публиковался в «Еврейском мире». Москвич, живет более четверти века в Бостоне, издал восемь книг стихов, прозы и публицистики.
Его поэзия — с большим уклоном в трагедию Холокоста и судьбу еврейского народа.
СЕБЯ В АМЕРИКЕ НАШEЛ Я
Себя в Америке нашёл я
Таким, как быть всегда хотел,
Мне помогли любимой воля
И нашей страсти беспредел.
А что б, не полюбив, я делал,
Тянул бы дни в мои года?
Здесь счастье достаётся смелым,
Идущим в жизни до конца.
Друг друга сердцем мы приняли.
Здесь жизнь праздник!- признавали
И друг от друга тайн нет.
Америка! – вот наш секрет.
А годы те, что там прошли
В кремлёвской загнанной глуши,
Помогут в Бостоне понять
Что значит мненье уважать…
За вдохновеньем стало дело,
Оно в Америке взлетело
И восемь книг скромнейших снов
Явились миру без оков.
***
Мне жить досталось в двух веках
И каждый был страшней другого,
Застал я гуманизма крах
И в людях ничего святого.
Застал немецких нелюдей,
Убийц с инстинктом «высшей расы»,
Имевших признаки зверей,
Ликующей от крови массы.
Застал народа жалкий сброд,
Всё одобрявший и казнивший,
Свою Победу позабывший
Уже на следующий год.
Застал «больших умов» позор,
Европы дряхлой старожилов,
Фашистам сдавших всё чем жили,
Не извинившихся с тех пор.
***
А Бог с вами!
Будьте овцами!
Ходите стадами, стаями
Без меты, без мысли собственной
Всед Гитлеру или Сталину.
Марина Цветаева. 1934 г.
А было мне тогда три года,
Я не писал ещё стихов,
Ловить «врагов» входило в моду,
Расстреливать большевиков.
Свои своих же распинали,
Власть по – восточному прибрав,
Народ в крови оставил Сталин,
Всех в преступленьях повязав.
А на другом конце Европы
Потомки Гёте жгли костры
И плавились «К Элизе» ноты,
Готовы были чертежи
Освенцима и Биркенау,
Театр Беломорканал
Спектакли первые давал…
Кто только не был там , не знаю.
Барбюс, Фейхтвангер и Роллан-
Весь корпус интеллектуалов
Был так усами обаян,
Что и вопросов не осталось.
И лишь Марина сердцем чистым,
Давно приученным страдать,
К звезде не кинулась лучистой,
Способной свастикою стать.
***
Тишина. Россия в прошлом.
Я уехал от всего:
От антисемитов пошлых
И марксизма своего.
От свободы по – советски,
От зимы и от друзей,
От Большого и Плисецкой,
И от «правильных» идей.
Тишина. Забавно, право,
Начинать мне жизнь с нуля,
Блага добывать по праву
Преуспевших не весьма.
Снова смысл ускользает
Нашей жизни как всегда,
Я – в Америке. Не знаю
И не чувствую себя.
***
Нет, ничего я не открою,
Ни в чём уже не ошибусь,
Я вспоминаю жизнь порою
И говорю себе «не трусь!»>
Не трусь в признаньях откровенных,
Что жизнь твоя не задалась,
Что лишь в конце узнал ты верность,
Она Надеждою звалась.
Как мне не хочется избито
Событья долгих лет листать!
Их вспоминать без аппетита,
Что жизнь прекрасна повторять.
И пессимизм опостылил,
Мы в неизвестности живьём,
Загадку жизни не открыли,
Но как нам любится вдвоём!
***
Июнь. В кармане двая билета
И визы к ним на ПМЖ.
Мы с дачниками в это лето
Не соревнуемся уже.
Мы не спешим багаж забросить,
Занять свободные места,
Нас вдохновенье в США заносит,
На жизнь с чистого листа.
И что там ждёт нас мы не знаем,
Сдержать бы слёзы как – нибудь.
МЫ всё, что было, покидаем
И говорим, прощаясь, «будь!»
Будь мне здоров, звони, брат, чаще,
Кто прав рассудит жизнь , не мы…
О, это призрачное счастье
В разрывах сердца и семьи!
***
Пишу в Америке
Нет, это не отчёт перед собой любимым
И не воспоминанья о годах,
Когда я в Бостоне всем прожитым гонимый
Спешил обнять любимую в горах.
Всё прошлое забыв или отбросив,
Как мне казалось в этот сладкий миг,
Любимая была как жизни осень
И девушкой, чей «поздний ропот» стих.
В стране, которой восхищались,
Где побывать мечтать мы не могли,
С любимою мы вместе оказались…
И годы нас совсем не подвели.
Теперь пишу в Америке стихи я
И прочь гоню тоскливых мыслей вой.
Да к дьяволу пошла ты, пандемия!
В Америке я миру не чужой.
***
Шутим в Америке
Июль. Жара. Дышать мне нечем,
Но очень дышится свежо
В United State, где души лечим,
Где стать счастливым повезло.
Я здесь узнал свободу слова
И благородство душ людей,
Которые всегда готовы
Построить мир ещё светлей.
Но и убийства здесь не новость,
Пора открыто говорить,
Хоть напиши об этом повесть,
Жизнь такова, не нам судить.
И вот живу я благодарен:
Т а м коммунизм не застав,
В США беззаботен и отважен
Живу, к чертям его послав.
***
Америка, меня ты знать не знала!
Свою не сознавая доброту,
Меня ты непутёвого спасала
Как на войне еврея — сироту.
И с памятью о «Памяти» бежал я,
Народа – богоносца разглядев,
Когда его бесило запоздало,
Что сбросил трон России Троцкий Лев.
Тебя неблагодарные народы,
Которых ты спасала от чумы,
Клянут сейчас. Такая уж приирода
И так у них устроены умы.
Я здесь спешу остановить мгновенье…
Гольф поле спит, не слышно голосов.
Жизнь в Бостоне уже стихотворенье
И я об этом рассказать готов.
***
Они простили – я уж знаю,
И я готов собрать их всех,
Кого любил, кого прощаю
И с кем стихов делил успех.
Они любили как умели,
Уже под утро, не доспав,
Они домой к себе летели,
К чертям все выдумки послав.
И с каждой я мечтал о счастье,
И в нашей жизни не простой
Так вдохновлять своим участьем
Они пыталися порой!
О, эти вечные тревоги
В чужих, одолженных домах,
Где уносить случалось ноги
И грезить рифмой впопыхах!
***
АЛЕКСАНДРУ БЛОКУ
Красавец из русской сказки
И рыцарь из средних веков –
Надел ты «снежную маску»,
Поверил в самделишность снов.
Тоску в кабаках заглушая,
Лаская заблудших девиц,
Ты в пьяном угаре страдаешь,
Вдруг выдав десятки страниц.
Провидишь ты полчища гуннов,
Резню и разгул мятежей
И всё же играешь на струнах
Тебе ненавистных вождей.
Из нашего века понятней
Метанье высокой души:
На верность «Двенадцати» клятвы
И крики на Невском «Круши!».
Мечтал о гармонии в мире,
Россию любил как жену –
Всё, всё превратилось в сатиру
И жалко себя самому.
И предок – еврей из Варшавы –
Нет тайны глупей и мрачней –
Всю жизнь заполнил отравой,
Безвинностью страшной своей.