Фото: Wikipedia / Общественное достояние
«За окнами проливной дождь, и никому в голову не приходит мысль, что кто-то может к нам прийти в такую погоду. Вдруг — стук в дверь. Сестра побежала открывать. Все глаза устремились ко входу. На пороге показался человек среднего роста. Он сбросил с себя промокшее пальто и шляпу, положил их на стул, стоявший у входной двери, и застыл, вперив свой взор в отца. Внешность незнакомца всех нас поразила. Его красивый лоб был чуть прикрыт волосами каштанового цвета, большие синие глаза блестели за стеклами пенсне в золотой оправе, обаятельное лицо привлекало внимание всех присутствующих. Он нас очаровал.
— Шолом-Алейхем (Мир вам! — идиш), — сказал незнакомец.
— Алейхем шолом (Вам мир! — идиш), — ответил отец, не отрывая глаз от газеты».
Так описала первую встречу двух классиков еврейской литературы Шолом-Алейхема и Менделе Мойхер-Сфорима дочь последнего.
Еврейское приветствие «Шолом-алейхем!» буквально приросло к Шолому Нохумовичу Рабиновичу. И даже его друг Максим Горький долго думал, что Алейхем — его фамилия, и часто передавал через знакомых привет господину Алейхему.
Самый известный, самый знаменитый, самый жизнерадостный еврейский писатель, несмотря на его громадную славу, прожил непростую и нелёгкую жизнь. Печатаясь в основном в небогатых еврейских изданиях, он зарабатывал копейки. А когда сам стал издавать альманахи народной еврейской библиотеки, в которой поднял гонорары на немыслимую для его бывших издателей высоту, они, увидев в нём конкурента, обрушились на него с критическими статьями. Но талант нельзя уничтожить. Он прорастёт везде.
Два величайших образа еврейской литературы пришли в нашу жизнь благодаря ему: неудачник и мечтатель Менахем-Мендл и оптимист и жизнелюб Тевье-молочник. Две стороны еврейского характера!
Помню, когда появилось коричневое собрание сочинений Шолом-Алейхема, каждый еврей мечтал иметь эти книги. Ох, их непросто было достать в то время. Ибо, как говорил мой друг, их хотел иметь даже тот еврей, кто не умел читать. Конечно, Шолом-Алейхем в русских переводах и на идиш — это очень разные писатели. Переводчики старались переводить Шолом-Алейхема хорошо, но иногда время заставляло их опускать предложения, обходить острые углы, а порой просто не хватало таланта, ибо идиш -удивительный язык, где намёк иногда меняет весь смысл сказанного.
Название места действия его грустно-веселых рассказов — придуманное им местечко Касриловка. Сам писатель так объяснил его происхождение: «Касрилик — это уже не просто бедняк, неудачник, это уже, понимаете ли, такой породы бедняк, который не считает, что бедность унижает, упаси Боже, его достоинство. Наоборот, она — даже предмет гордости! Как говорится, нужда песенки поет».
Жена моя родом из Бобруйска. Она жила на улице Свердлова. И все евреи, жившие там, называли этот район Касриловкой. Как рад был бы этому названию Шолом-Алейхем, ведь он был в Бобруйске, приезжал с чтением своих касриловских историй, и этому единственному белорусскому городу посвятил свой рассказ, написанный в виде письма бобруйскому другу.
В каждом еврее есть что-то от героев Шолом-Алейхема. У каждого своё. И поэтому Шолом-Алейхем вечен.
В Америке Шолом-Алейхема американцы называли еврейским Марком Твеном. А Марк Твен, говорят, встретившись с Шолом-Алейхемом, признался тому, что евреи его называют американским Шолом-Алейхемом.
Марат БАСКИН, Нью-Йорк