Фото: i.pinimg.com
Ричард Аведон принадлежит к влиятельным американским фотографам второй половины ХХ столетия. Он видоизменил эстетику фотографии моды, придав ей новое, современное содержание и форму. Созданные им портреты — иконографический образ Америки.
Круг лиц, запечатлённых Аведоном, беспрецедентен, от художественной и политической элиты страны до опустившихся бродяг — род человеческий во всём его проявлении. Где-то в начале 1930-х в вестибюле одного из домов на Riverside Drive в Манхэттене можно было увидеть худенького мальчика с камерой Kodak Box Brownie кого-то терпеливо подкарауливавшего. Объектом его ожидания был Сергей Рахманинов, живший этажом выше квартиры дедушки и бабушки будущего известного фотографа моды и портретиста Ричарда Аведона. Наконец, ему удалось сфотографировать композитора, стоящего рядом с пожарным гидрантом на West End Avenue.
Много лет спустя в беседе с французским журналистом Аведон так вспоминал об этом эпизоде: «Мне хотелось, чтобы он меня увидел, как-то признал. Мне хотелось, чтобы он дал мне что-то от себя, что я мог бы сохранить, что-то личное и неизменное, что связывало бы меня с ним». Это был портрет, сделанный Аведоном, который мог бы быть первым в его обширной портретной галерее, если бы, к сожалению, не был утерян. Пропал также альбом с автографами писателей, музыкантов, артистов водевилей и кукольников — ещё одно страстное увлечение юного Аведона. Специальный раздел альбома был посвящён «Великим евреям и великим людям». Это была, может быть, ещё не очень осознанная попытка собрать «коллекцию одинаково мыслящих людей». Пройдут годы, и коллекционирование автографов уступит место собранию портретов людей, близких по духу их автору.
Ричард Аведон родился в семье евреев-эмигрантов из России второго поколения. В документальном фильме «Ричард Аведон: Темнота и свет» (1995) Аведон, считая себя безусловно светским человеком, сказал: «Моё еврейство заложено во мне каким-то образом генетически, есть во мне нечто, что я еврей». Он рассказал о своём переживании при прикосновении к древней Торе в Европе. «Я был потрясён, — сказал он, — я не могу этого объяснить». Отец Аведона, Джекоб Израэль, был совладельцем процветающего магазина одежды на Пятой авеню. Его мать Анна происходила из семьи, владевшей фирмой по пошиву одежды. Во время депрессии отец разорился, и семья вынуждена была перебраться в тесную квартиру в Верхнем Ист-Сайде, где и прошла юность будущего фотографа. Немного их поддерживала бабушка, выигрывая в покер у матери Джорджа Гершвина. Впервые интерес к фотографии у Ричарда Аведона возник в 12 лет, посещая Young Men’s Hebrew Association (YMHA) Camera Club. Однако, обучаясь в De Witt Clinton High School в Бронксе (1937 — 1941), более привлекательными для него были искусство и литература. Мечтал стать поэтом. Его кумиром был Томас Элиот с его призрачными образами меланхолии, одиночества и уединённости. В 1941 году поэма Аведона «Весна в Ковентри», посвящённая руинам кафедрального собора ХIV века, разрушенного немцами при бомбардировке, была высоко оценена на конкурсе студентов нью-йоркских средних школ. Ему присваивают звание лауреата. После окончания школы Аведон некоторое время изучал в Колумбийском университете (1941 — 1942) поэтику и философию. Но вскоре, оценив свои способности, он оставляет поэзию и решает заняться фотографией. «Я осознал, что у меня нет интеллектуального багажа красноречиво обращаться с тем видом эмоционального материала, который меня привлекает», — объяснял он позднее. Фотография открыла перед ним возможность более быстрого выражения переполнявшей его юношеской эмоциональности и достижения успеха. Посвятив себя фотографии, Ричард Аведон остался верен литературе, миру образов Чехова, Пруста, Беккета. Его огромная библиотека, занимавшая всю гостиную на 407 East 75th Street, захватывала и спальню. Он был увлечён театром, кино, любил смотреть один и тот же спектакль или фильм по нескольку раз, познавая нюансы характеров, тайны природы человека. Более пятидесяти лет коллекционировал фотографии. Понравившиеся снимки приобретались, другие были дарственными с автографами авторов: Жака-Анри Лартигью, Анри Картье-Брессона и многих других. Его любимыми фотографами были Ман Рэй, Картье-Брессон, Мартин Мункачи. Техническим мастерством Аведон овладел, проходя альтернативную службу в армии помощником фотографа в фотографическом подразделении торгового флота (1942 — 1944). Ему пришлось сделать тысячи фотографий для удостверений личности, прежде чем он почувствовал, что стал фотографом. Но истинной творческой школой для Аведона стало знакомство и последующее сотрудничество с Алексеем Бродовичем, известным русским дизайнером и художественным директором журнала Harper’s Bazaar. Он поступает в Новую школу социальных исследований, где Бродович вёл курс по фотографии и дизайну (1944 — 1950). Обуреваемый новыми идеями, жаждущий деятельности, Аведон вскоре получает в журнале первые договора (1944), когда ему был всего 21 год. Его поддержала Лилиан Бассман, художественный директор Junior Bazaar, опубликовав в журнале первые снимки молодого фотографа. Годом позже фотографии Аведона заняли достойное место уже и на страницах Harper’s Bazaar.
Творческим импульсом для Аведона послужили фотографии моды венгерского фотографа Мартина Мункачи, снимавшего ещё в конце 1920 — начале 1930-х годов модели в движении на фоне пляжа. Аведон начал фотографировать модели также вне студии, в движении, экспрессивно, выражая настроение послевоенного оптимизма через запечатлённое мгновение. Он создал живой, энергичный американский стиль фотографии моды, предав забвению бытовавшую до него манерность и статичность студийных фотографий. Редакция журнала предоставила Аведону полную свободу в выборе композиции фотографий и места съёмок, не скупясь на значительные расходы. Париж, где в 1947 году он делал репортаж о французской моде, очаровал его, стал излюбленным местом съёмок. Здесь сняты такие наиболее известные фотографии Аведона, как «Dorian Leigh, Hat by Paulette» (1949), «Dovima with Elephants» (1955), «Swing Set» (Richard Avedon with Twiggy,1967). Его модели (Довима, Дориан Ли, Сузи Паркер, Твигги, Доэ, первая жена фотографа), обладавшие отзывчивым характером и чувственностью, парили в прыжках, задумчиво сидели в кафе, изображая влюблённость, одиночество или грусть. Они передавали послевоенные настроения, охватившие женщин в середине двадцатого столетия.
Дар Аведона заключался не в том, чтобы успеть уловить какое-то мгновение жизни, а в понимании того состояния, того жеста, которые создают наиболее точное представление о мгновении и возможности его воспроизведения. Он был необычайно изобретательным режиссёром своего театра высокой моды. Отличительной чертой его постановок была видимость непринуждённой сцены, её убедительность, её сюжетность.
Легко узнаваемый стиль Аведона, отличающийся экспрессивной чувствительностью, стал вскоре хорошо известен как миф, созданный самим фотографом. Жизни и творчеству Ричарда Аведона режиссёр Стэнли Донен посвятил фильм «Смешное лицо» (Funny Face, 1957), где роль фотографа моды Дика Эвери играл Фред Астер, а его строптивую модель — Одри Хепберн. Художественным консультантом фильма был Аведон.
В 1966 году Аведон покидает Harper’s Bazaar и переходит, следуя за своей близкой соратницей, редактором моды Дианой Вриланд, в Vogue. Его сотрудничество с журналом продолжалось до 1988 года.
Если, фотографируя моду, Аведон всё же находился в зависимости от договора с журналом, то, снимая портрет, он заключал договор с самим собой на основе более глубоких личных художественных и нравственных убеждений. Аведона — портретиста интересовали в его объектах проявления таких состояний, как близость и отчуждение, честность и обман, борьба и согласие, любовь и ненависть, жизнь и смерть. В начале портретной карьеры Аведона привлекали актёры и режиссёры — люди с глубоким профессиональным пониманием лица как выразительной маски. В эти годы он делает для Theatre Arts Magazine поражающие зрителя своей искренностью портреты: актёра немого кино Бастера Китона (1952), певицы Мариан Андерсон, выступающей в Метрополитен-опера (1955), актёра Берта Лара в роли Эстрагона в пьесе Сэмюэла Беккета «В ожидании Годо» (1956), Мэрилин Монро (1957). В Монро Аведон увидал необычный образ, виртуозно самовоплотивший в себе актёра и личность, личное «я» и роль в обществе. «Не было другой такой личности, как Мэрилин Монро, — объяснял Аведон в интервью с кинопостановщиком Элен Уитни, — она была такой, какой придумала её сама Мэрилин Монро как автор, создающий своего героя». Аведон фотографировал Монро майским вечером 1957 года после вечеринки у него в студии. Несколько часов она танцевала, пела, флиртовала. Когда закончилось белое вино, когда иссяк задор, … «она села в уголок, как ребёнок, всё ушло. Я увидел её спокойно сидящей, без всякого выражения на лице. Я направился к ней, но не стал фотографировать скрытно. Когда подошёл с камерой, увидел, что она не говорит нет». На портрете нет соблазнительной Монро, нет безвкусно эффектной поп-иконы Энди Уорхола, она вышла из роли. Она опустошена, грустная, даже что-то трагическое прочитывается в её лице. Это редкостный портрет Мэрилин Монро.
Аведон так определил свой стиль портретирования: «Я работал над серией «нет». Нет — изысканному освещению, нет — очевидным композициям, нет — соблазну поз и повествовательности. И все эти «нет» привели меня к «да». У меня белый фон. У меня личность, которая меня интересует, и то, что происходит между нами». Первым итогом его творчества стал альбом фотографий «Наблюдения» (1959), изданный в дизайнерском оформлении Алексея Бродовича и с предисловием Трумена Капоте. Вторая книга Аведона, иронически названная «Ничего личного» (1964), была оформлена Марвином Израэлем, преемником Бродовича в Harper’s Bazaar. Представленные в альбоме портреты, снятые на белом фоне в студии, показали многообразие американцев от бывшего президента Эйзенхауэра до простых людей. В 1975 году в галерее Мальборо в Нью-Йорке впервые состоялась обширная выставка портретов Аведона. К этому времени он уже сделал прекрасные портреты Эзры Паунда, Игоря Стравинского, Чарли Чаплина, Трумэна Капоте, Уильяма де Кунинга и три большеформатные фрески: «Чикагская семёрка» — группа активистов, отданная под суд за антивоенную деятельность; «Консультативный совет» — военные и политические лидеры, определявшие политику Вьетнамской войны, и «Factory» (название студии Энди Уорхола, где в конце 1960-х годов встречались авангардные художники, актёры, постановщики фильмов). Фигуры на фресках представлены монументально, в беспрецедентном для фотографии того времени размере — больше человеческого роста.
В конце 1970-х — начале 80-х годов Аведон по договору с Amon Carter Museum (Fort Worth, Texas) работает над необычным проектом «In the American West» — циклом портретов американцев Запада Америки. За пять лет, начиная с 1979 года, он посещает 189 городов в 17 штатах, делает портреты 752 человек. Аведон фотографировал широкий спектр людей: от рабочих-нефтяников, водителей грузовиков и бродяг до видных бизнесменов и политиков. Развенчивая западный миф о героических одиночках, он открыл мир интересных личностей, обладавших чувством собственного достоинства. Итогом работы стала выставка «In the American West» и одноимённая книга (1985).
В 1985 — 1992 годы фотографии Аведона публиковались в Egoiste, французском журнале литературы и искусства. В 1992 году он становится первым штатным фотографом журнала The New Yorker. Последнюю неделю своей жизни Ричард Аведон работал для журнала над проектом «Демократия», посвящённым президентским выборам в Америке. Во время съёмки ветеранов иракской войны в Сан-Антонио у него произошло мозговое кровоизлияние. Проект остался незавершённым. Портретирование для Аведона было неотъемлимой частью его жизни. Он говорил: «Мои портреты больше обо мне, чем о людях, которых я фотографирую». Изданный в 1993 году внушительный альбом портретов Аведон так и назвал «Автобиография», включив в него и обычные семейные фотографии. Особое место среди них занимают портреты отца, Джекоба Израэля Аведона, снятые незадолго до его смерти в 1973 году. Будучи учителем до того как стать бизнесменом, он был первым, кто объяснил Ричарду роль света для фотографии. «Я (Аведон) знал с самого начала, что быть фотографом и играть со светом — означает играть с огнём. Ни фотограф, ни объект, общаясь, не остаются без отметин». Эти отметины, опалённые художественным даром Ричарда Аведона, несут на себе каждый портрет и каждая фотография моды. Они одухотворены, изящны, изобразительно лаконичны — верные признаки величия таланта фотографа.
Уже в конце 1950-х годов искусство Ричарда Аведона было настолько широко признано, что журнал «Popular Photography» после опроса 243 критиков, художественных директоров и редакторов включил его в число десяти наиболее влиятельных фотографов мира, наряду с Анри Картье-Брессоном и Альфредом Эйзенштадтом.
Творчество Ричарда Аведона отмечено многими наградами, включая премию Эрны и Виктора Хассельблад (1991, Швеция), звание «Мастер фотографии», присуждаемое Международным центром фотографии (1993, Нью-Йорк). В 1989 году Ричарду Аведону было присвоено звание Почётного доктора Лондонского королевского художественного университета.
В связи со смертью Ричарда Аведона The New York Times писала, что «его фотографии моды и портреты помогли установить образ стиля, красоты и культуры Америки во второй половине столетия».
Лев ДОДИН