agentika.com/ru
«Памятник портному», как и «Иглу с пуговицей» легко обнаружить на 7-й Авеню, в районе 39 — 40 улиц. В бывшем «Швейном квартале», который теперь всё чаще называют «Центром Моды», или «Районом одежды». Этот бронзовый портной, безостановочно работающий за своим «Зингером», вечно напоминает нам о том, что своей славой и признанием этот район должен быть всецело благодарен появлению швейной машинки. И её создателю Исааку Зингеру, сумевшему достичь невероятного: сделать возможным её присутствие почти в каждом доме. Ещё в 60-х — 70-х годах прошлого столетия, когда Китай только «поднимался с колен», уровнем благополучия в стране считалось наличие в семье «трёх крутящихся и одного говорящего». Т. е. наличия в доме швейной машинки, часов, велосипеда и радио. Если учесть, что в те времена в Китае проживало около 700 миллионов человек, то была поставлена задача достичь уровня 150–200 миллионов швейных машинок в стране. А сколько же их тогда было в мире? Эту невообразимую цифру даже трудно себе представить. Кем же была на самом деле создана эта, по характеристике политика и философа Махатмы Ганди «одна из редких полезных вещей, изобретённых человечеством», и как это произошло? Попробуем в этом разобраться.
Открыв в 1851 году компанию по производству швейных машин в Америке, Зингер уже с 1867 года начал развивать их производство и продажу в Европе, построив в Германии один из лучших своих заводов. Первый Российский завод (в Подольске) был запущен в 1902 г., а в 1908 возводится одно из красивейших офисных зданий фирмы в Санкт-Петербурге. Предполагалось, что это будет 11-этажный небоскрёб, расположенный прямо на Невском. Но город запретил его возведение. Естественно, могло ли здание представительства какого-то там Зингера быть выше Зимнего дворца, или заслонять собой главные городские соборы. И тогда его архитектор Павел Сюзор нашёл блестящий выход: он возвёл лишь изящное шестиэтажное сооружение в стиле современного модерна, с высокими панорамными окнами, и изящной мансардой. Но с высокой угловой башенкой-куполом (на которую не распространялся запрет), завершающейся символическим стеклянным глобусом. Во время Первой мировой войны, когда антинемецкие настроения в России были особенно сильны (первые швейные машинки пришли в Россию из Германии, да и немецкая фамилия Зингер вызывала сомнения) в проект пришлось внести изменения. Чтобы указать на американское происхождение фирмы, на первом этаже разместили соответствующий консулат, а на башню водрузили огромного орлана — символ страны. Коренным ленинградцам, это здание (напоминающее роскошный дворец, с причудливым силуэтом и богатым внешним и внутренним убранством, и сегодня являющееся гордостью города) известно в качестве Дома книги.
Это десятилетие, 1898 — 1908 гг. было для компании Зингер годами строительства своих представительских сооружений. Первое здание его штаб-квартиры в Нью-Йорке (Singer Building) было построено на 149 Бродвее в 1898 г. Это было 10-этажное кирпичное здание, к которому позднее достроят четыре этажа. Через год, уже создавая будущий L-образный контур общего комплекса, было построено 14-этажное здание Bourne Building, завершая его на углу улицы Либерти. Но и этого оказалось мало. Пока решались вопросы о расширении главного участка, началось строительство офисных и фабричных сооружений Singer Sewing Machine Company на 561 Broadway и 88 Prince Str., получивших в итоге имя Little Singer Building, в надежде на то, что вскоре удастся выкупить разделяющие их угловые здания. Они были завершены в 1903 г., но вопросами их объединения уже никто не занимался, поскольку всё внимание было сосредоточено на строительстве нового корпуса в районе Бродвей — Либерти. Время требовало возведения здесь современного небоскрёба, с металлическим каркасом. Но сносить существующие корпуса не хотелось, а места для полноценного небоскрёба внутри L-образной застройки не было. Но был пример строительства Петербургского здания, с башней, завершающейся красивым куполом. В конечном итоге было принято решение о строительстве общего комплекса зданий Singer Building, основой которого стала достройка и реконструкция 14-этажных Singer Building и Bourne Building. И возведение новой башни Singer Tower, возвышающейся на 27 этажей над основной застройкой. Когда в 1908 г. строительство башни было завершено, ее крыша достигла 612 футов (187 м) в высоту, и была увенчана флагштоком высотой 62 фута (19 м), что составило от земли до вершины 674 фута (205 м). Таким образом Singer Building, на момент его завершения, стал не только самым высоким зданием в мире, но и одним из самых красивых зданий Нью-Йорка на долгий отрезок времени.
Тем не менее, в 1961 г. руководство компании сообщило, что оно готово продать историческое здание в связи с переездом компании в Рокфеллер-центр. В 1964 году United States Steel приобрела его совместно с соседним City Investing Building, планируя снести его и построить здесь свою штаб-квартиру. Конечно, город мог бы признать здание памятником архитектуры и спасти его, но, по разным причинам не сделал этого. До террористических атак 2011 года на Всемирный торговый центр зданию компании Зингера принадлежал печальный рекорд: быть самым высоким зданием в городе, которое когда-либо разрушалось. Таким образом, из всего архитектурного наследия компании в Нью-Йорке, до наших дней дошли лишь здания Little Singer Building, сохранившиеся в городском районе Сохо. Теперь в них размещается кооператив, использующий свои помещения под жильё и офисы.
Но в памяти человечества имя Зингер сохранилось вовсе не в связи с замечательными сооружениями компании, а с её главной продукцией — швейной машиной. Самое время рассказать о истории её создания.
Прежде всего, следует напомнить, что всё в этой отрасли начиналось с обычной металлической иголки. Хотя были времена, когда и её не было. Наша далёкая прародительница, замерзая, и желая сшить вместе несколько шкур, впервые взяла в руки костяную иглу. Но использовала её как шило. Затем был придуман крючок для продевания в пробитые в коже дырки жил животных или стеблей растений. А позднее уже придумали и иглу с ушком. Первые упоминания о некоем подобии швейных машин относятся лишь к XIV веку, когда голландские корабелы начали строить большие корабли, требующие резкого увеличения площади парусов. Тогда и были применены огромные колёсные машины, при помощи которых стачивали длинные парусиновые полотна. Но удержание лидерства на море требовало соблюдения строжайшей тайны во всём, что было связано с кораблестроением. Эта степень секретности была столь велика, что до наших дней не дошли ни описания, ни рисунки этих машин. Правда, в конце XV столетия великий Леонардо да Винчи среди множества своих изобретений разработал также и первый проект швейной машинки. Но он так и остался невоплощённым. Скорее, можно сказать, невостребованным. Потому что первый патент на аппарат, снабженный иголкой с двумя острыми концами и отверстием для нитки посередине, был выдан лишь в 1755 г. Чарльзу Вейзенталю (немцу, обитавшему в Англии). В нём он попытался скопировать стежки, сделанные вручную. Но уже в 1790 г. англичанин Томас Сант (Сейнт) запатентовал более практичную машину, правда, предназначенную для пошива обуви, в которой шило делало отверстие в коже и позволяло игле проходить через нее. Около 1810 года, уже в Германии, Бальтазар Кремс изобрёл машину для шитья кепок, а в 1814 австрийский портной Йозеф Мадерспергер создал иглу с ушком у острия и впервые применил принцип шитья двумя нитями. Примерно так, как в ткацком аппарате. Однако из-за конструктивных несовершенств все эти изделия так и не получили распространения. И пока во всём мире бились над поиском оптимальных решений где-то во Франции (в районе Лиона) жил себе поживал некий Бартелеми Тимонье, жена которого успешно шила и продавала чепчики. Однако, обработка краёв ткани с подборкой их вручную отнимала у неё массу времени. И любящий муж решил ей помочь. Ему не только удалось изобрести сам аппарат, но и в 1831 году открыть свою швейную фабрику. Там швеи на 80 изготовленных им машинах начали шить солдатскую форму для французской армии. Предприятие было настолько успешным, что не могло не вызвать зависти у конкурентов, по традиции работающих вручную. И они разгромили фабрику. Вновь подняться Тимонье уже не удалось, а под обломками нагрянувшей революции исчезли как чертежи, так и сами машины. Известно лишь, что были они довольно громоздкими, состоявшими в основном из деревянных деталей, и давали непрочный шов в одну нитку.
А что в это время происходило в Америке? Здесь, в штате Массачусетс, на ткацкой фабрике (вначале учеником, а затем механиком) работал Элиас Хоу. Т. е. он был технически хорошо подготовлен и хоть и потратил много времени на разные эксперименты, но в начале 1845 г. создал машину, которая была по-настоящему пригодна для шитья. Хотя, естественно, имела и недостатки. Поговаривали, что он тоже взялся за эту работу, чтобы облегчить жизнь своей жены, работавшей швеёй. Скорее всего, это была красивая легенда, навеянная правдивой историей с женой Тимонье. Но им действительно была создана швейная машина, имеющая иглу с отверстием на конце, две шпульки и почти современный вид. Год спустя он получил на неё патент США. И хотя в прессе его работа заслужила восторженные рецензии, но на родине ему не удалось наладить их выпуск. И он отправляется в Англию. Но для того, чтобы запустить производство, а самое главное — затем продать товар, нужны совсем иные способности. Поскольку в Англии ему тоже ничего не удалось добиться, Элиас продаёт права на использование своей машины на территории Великобритании производителю корсетов, обуви и зонтов — Уильяму Томасу. Вернувшись в США, Хоу обнаруживает, что швейные машины очень похожей конструкции здесь уже не только производятся, но и продаются. Он был уверен в том, что эти швейные машины некоего Исаака Зингера являются просто усовершенствованной версией его изделия. И Элиас подаёт в суд на Зингера и после пяти лет разбирательств, в 1854 году, приоритет его всё же признаётся. Однако, как вскоре выяснилось, на это место претендовал ещё один человек — Уолтер Хант, который создал своё детище ещё в 1834 году, тоже используя иглу с ушком в острие. Но он не стал его патентовать, якобы из опасений оставить без работы швей, занимавшихся ручным шитьём. И хотя Ханту удалось отстоять первенство своего изобретения, однако патент остался за Хоу. Потому что для судей определяющим являлось время оформления патента. Правда, в конечном итоге, Хант не остался «в накладе». Наученный горьким опытом он в 1849 году запатентовал своё новое изобретение — «английскую булавку», чем навеки прославил своё имя. А Хоу со своим изобретением в 2004 году (спустя 150 лет после судебного разбирательства) будет достойно представлен в Национальном зале славы изобретателей.
И тут возникает интересный вопрос: если Элиас Хоу был официально признан изобретателем швейной машины, то почему его имя известно лишь узкому кругу специалистов? В то время, как имя Зингера (Isaac Merritt Singer) не только получило всемирное признание, но и в какой-то мере стало синонимом самой швейной машинки. Откуда вообще появился этот никому не известный Зингер в швейной отрасли? Об этом в главе «О компании Зингер и её владельце».
О семье Исаака Зингера известно совсем немного. Предполагается, что его отец Адам был из еврейской семьи Райзингер (в немецком Франкфурте), и, эмигрировав в США, изменил её на более короткую — Зингер (упустив приставку — «рай»). А мать — Рут Бенсон, якобы имела голландские корни. Исаак (в Америке — Айзек) был в семье самым младшим (восьмым) ребёнком и родился в 1811 году в Питтстауне (Нью-Йорк) — небольшом поселении на реке Хусик, недалеко от границы с Вермонтом. Отец его был мастеровым, по разным сведениям — слесарем, каретником или механиком. Когда мальчику исполнилось 10 лет, его родители развелись, и отец через год вступил в повторный брак. Зингер, не найдя контакта с мачехой, сразу же бросает дом и перебирается к старшему брату в соседний Рочестер. У того была механическая мастерская, где Исаак в свободное от школы время подрабатывал учеником, осваивая столярное и слесарное дело. Как говорила моя сокурсница при выборе жениха: «Мне не нужен умный, я сама умная, мне нужен парень «с золотыми руками». Считается, что именно таким был и молодой Зингер.
Вероятно, вот эти задатки «мастерового» перешли к нему от отца. Но в 1830 г. в Рочестер на гастроли приехала труппа бродячего театра. Исаака настолько впечатлила их игра и (как ему казалось тогда), яркая и свободная жизнь с возможностью одновременно зарабатывать деньги и путешествовать по стране, что он бросает всё и … становится актёром. Словно его фамилия Зингер («певец» — с немецкого), как знак судьбы, позвала его в дорогу. Через короткое время он уже будет играть почти все ведущие роли. И это легко объяснимо: двухметрового роста широкоплечий красавец, жизнелюб и ловелас, он словно попал тут в родную стихию. В период гастролей Исаак встречается со своей первой женой — Катариной Хейли и вскоре перебирается в Нью-Йорк, поселившись в доме родителей Катарины. Но оседлый образ жизни не прельщает его, и он, бросив беременную вторым ребёнком жену, примыкает к очередному бродячему театру. В Балтиморе, во время представления Исаак Зингер был очарован восемнадцатилетней Мэри-Энн Спонслер. Мэри не устояла перед шармом красавца и примкнула к гастролёрам. Однако работать на хозяина Исаак не хочет и втайне мечтает организовать собственный театр. Но для этого нужны деньги, которых у него нет. Вскоре он покинет труппу и устроится рабочим на строительство канала. Ведь как-то нужно кормить беспрерывно увеличивающуюся семью. Конечно, эта тяжёлая и изнурительная работа не могла его удовлетворить, и Исааку в поисках выхода из создавшегося положения удаётся изобрести и запатентовать машину для бурения горных пород. Он сразу же продаёт права на неё за $2000 (ныне более $50000). По тем временам — это большие деньги. На них он организовывает собственную театральную труппу «Merritt Players», с которой (выступая вместе с Мэри-Энн под псевдонимами «мистер и миссис Мерритт) на несколько лет отправляется в большой гастрольный тур по стране. Дела идут не очень хорошо, а тут ещё в 1849 г. один из актёров обворовывает его. Тогда Зингер вынужден был прекратить скитания и «осесть».
Это было в Фредериксбурге, штат Огайо. Здесь он устроился на работу в мастерскую братьев Дей, которые занимались изготовлением деревянных шрифтов для печати. Вскоре он переехал в Питтсбург, где в 1846 году открыл свою собственную мастерскую. Здесь ему удалось разработать «станок для резки деревянных матриц». Зингер пытается изготовить его, но без особого успеха. Тогда он перебирается в Нью-Йорк, где в мастерской «A. B. Taylor» ему удаётся создать прототип своего «резака». Дело в том, что здесь он познакомился с Джорджем Цибером, которому настолько понравилась его идея, что он даже профинансировал изготовление пробного образца. Но… в подвале мастерской взорвался бойлер, и их образец был уничтожен. Тейлору было уже не до них, и партнёры отправились искать счастья в Бостон. Самое удивительное, что они нашли его, но не с «резаком». Надеясь заинтересовать своим изобретением местный «Центр полиграфической торговли», они для продолжения начатых работ арендуют помещение в мастерской Орсона Фелпса. Её хозяин занимается сборкой и ремонтом швейных машин фирмы «Lerow & Blodgett» («Швейные машины с вращающимся челноком»), при эксплуатации которых возникало множество проблем. Однажды, Фелпс поделился с Зингером главной из них: в машинках постоянно запутывалась и рвалась нить. И тогда, немного поразмыслив, Исаак высказал дельное предложение: попробовать заменить круговое движение челнока на прямолинейное, что позволило бы заменить кривую иглу при горизонтальных перемещениях на более привычную — прямую, перемещая её вертикально. Орсону Фелпсу идея Зингера понравилась, и он сразу же создал ему все условия для её реализации, предоставив своих лучших специалистов для сборки. На деньги, выделенные его партнёром Цибером, они и создали то самое изделие, которое Зингер позднее защитит патентом 8294 от 12 августа 1851 г. Правда, семейная легенда эту историю преподносит более романтично. Якобы, однажды, то ли на спор с Цибером, то ли чтобы отработать рент, Зингер берётся усовершенствовать его проблемную швейную машину за 10 дней. Одалживает $40 на расходы у Цибера и принимается за работу. 11 дней не покидает Исаак мастерской. В итоге он «доводит» машину, взятую у Фелпса, снабдив её столиком-доской для ткани и «лапкой», прижимающей материал к поверхности, что позволяло делать шов непрерывным. Кроме этого — ножным приводом, освободившим руки для работы. И, как мы уже говорили, иглой, идущей сверху вниз с ушком у острого конца. При этом Зингер расположил челнок горизонтальным образом, благодаря чему нить перестала запутываться. И, как ни удивительно, именно эта машинка стала самым совершенным изделием своего времени. И ему даже удалось продать её за 100 долларов. Это совсем не дёшево. Частные люди вряд ли могли бы выложить такие деньги за изделие, и поэтому он пытается изготавливать и продавать свои машинки в первую очередь крупным швейным мастерским. Так зарождался этот бизнес. На деньги Джорджа Цибера, на базе мастерской Фелпса, с которыми и была зарегистрирована компания, в которую вошли три учредителя: Зингер, Цибер и Фелпс. Компанию назвали Jenny Lind Sewing Machine Company — в честь популярной в те годы шведской оперной певицы. Производство первых швейных машин осуществлялось на деньги Цибера и Фелпса — у Зингера не было ни гроша. Позднее, когда компания уже станет на ноги и начнёт приносить прибыль, Зингер сделает всё, чтобы вытеснить с неё партнёров. Причём совершит это грубо, жестоко и нечистоплотно. Позднее, уже после одного из судов, Зингер цинично скажет: «Для меня само изобретение не стоило и ломаного гроша. Гроши — вот что меня интересует». Сохранилась семейная легенда о том, как маленький Исаак на долларовой купюре, которую ему подарил отец, пририсовывал большое число нулей, и отправился с ней в магазин за покупками леденцов. Именно о таких суммах, с большим количеством нулей, он якобы мечтал с самого детства. И «по большому счёту», этого добился.
Гаррисон Мэй, 1869. Фото:
artelectronics.ru
Взгляните на его портрет, выполненный Эдвардом Гаррисоном Мэйем. Тот самый, который находится в Национальной портретной галерее Вашингтона. Вот он стоит перед вами — этот огромный бородач в светлой жилетке, с золотой цепочкой часов — преуспевающий и самодовольный. Только он мог позволить себе потратить на рекламу швейных машин миллион долларов. По тем временам это была совершенно фантастическая цифра. Ведь сто долларов, которые он первоначально просил за свою машинку, были в те времена средним трёхмесячным доходом американской семьи. И, как вы помните, за две тысячи можно было не только сколотить театральную труппу, но и купить реквизит, оборудование, транспорт, и т. д. А Зингер мог позволить себе, не только платить за рекламу, но, имея четыре жёны и более 20 детей (грубо говоря — две футбольные команды), поддерживать их всех, покупая квартиры, дворцы, и, катая множество любовниц по Манхэттену в девятиметровом фургоне с упряжкой из 12 гнедых лошадей.
А его преемники уже могли возвести небоскрёб на пересечении Либерти-стрит и Бродвея в Нью-Йорке, ставший в 1908 году самым высоким зданием мира. А для филиала в России — одно из красивейших зданий на Невском в Санкт-Петербурге. Но как же ему всё это удалось?
Считается, что его главной удачей является то, что он сумел найти и ввести в компанию грамотного и делового юриста Уильяма Кларка, с которым в 1854 году (когда Зингеру исполнилось 40 лет) он откроет совместную фирму «Singer Company», а через год получит первый приз на Всемирной ярмарке в Париже. Учредители были абсолютно разными людьми: малограмотный, экспансивный и шумливый Зингер и высоко эрудированный, молчаливый и интеллигентный Кларк. Это он будет следить за всеми его 22 патентами, выигрывать в судах и улаживать все дела с его бывшими компаньонами и Эллиасом Хоу и внимательно следить за развитием бизнеса. Это Кларком была поддержана и развита идея о продаже изделий в рассрочку. Понимая, как сложно заставить семью выложить сразу 100 долларов, они применили маркетинговый ход: покупатель вносил всего пять долларов каждый месяц, а после выплаты всей суммы швейная машинка переходила в его собственность. Зная, что домохозяйки, как правило, не читают газет, Зингер организовывает распространение своей рекламы после службы в соборах, в театрах, цирках, на больших мероприятиях и на вокзалах. Так, к примеру, он мог в главном зале вокзала усадить за швейную машинку превосходно одетую красотку, тем самым создавая вокруг своей продукции ореол респектабельности. Для удешевления изделий Зингер впервые в отрасли применяет поточное производство, и уже через несколько лет цена изделия снизится до 10 долларов. (Задолго до Форда, на основе опыта американских оружейников Сэмюэля Кольта и Эли Уитни). С этого момента швейные машины начали выпускаться серийно. В 1856 г. компания произвела 2564 машины, а в 1860 уже 13000 на новом заводе (Мотт-стрит в Нью-Йорке). Позже огромный завод был построен ещё и недалеко от Элизабет, штат Нью-Джерси. Следующим шагом в привлечении клиентов станет массовый выпуск запасных деталей, что позволяло каждому человеку самостоятельно произвести небольшой ремонт. Развитие этой системы, в конечном итоге, приведёт к организации системы франчайзинга. Компания Зингер владела прекрасно функционирующими фабриками, но не имела налаженной системы сервиса, которая позволила бы организовать обслуживание и ремонт машинок на всей территории США. В связи с этим и была создана система, которая предоставляла финансово независимым фирмам исключительные права на продажу и обслуживание швейных машин на определённой территории. Вскоре зингеровские заводы выросли во многих станах мира. Крупнейшая фабрика была построена в Килбови, Клайдбанк, недалеко от Глазго, где в среднем работало 3500 человек, которые производили 8000 швейных машин в неделю. Были крупные предприятия и в Германии. Именно отсюда первоначально шли изделия в Россию, и поэтому у многих складывалось впечатление, что «Зингер» — это немецкая фирма. А в 1902 году, в Подольске под Москвой, была построена фабрика швейных машинок, которая после революции будет национализирована. И ещё одно важное нововведение: именно здесь, на предприятиях Зингера, впервые применят практику приглашения наёмных топ-менеджеров. В 1865 году таковым станет Инсли Хоппер, а сам Исаак Меррит Зингер отойдёт от дел, запутавшись в своих бракоразводных процессах.
С тех пор многое изменилось в мире. Уже в 1870-м появятся первые машины с электроприводом. К 1900-м годам кроме машин для пошива одежды будут созданы спецмашины для шитья палаток, парусов, почтовых мешков, переплетов книг, обуви, галантерейных изделий (ремней, лент, зонтов), шляп, шлангов и многие другие. А в начале XX столетия женщины с помощью этих машин получат возможность не только шить, но и вышивать и даже штопать чулки. Чтобы поддержать интерес к шитью, компания Зингера в 1927 году открывает первые в мире курсы шитья в Нью-Йорке, которые вскоре, как грибы, вырастут во всём мире. А в 1975 году некоторые модели швейных машин уже станут электронными (управляющимися с сенсорной панели). Казалось, что так будет всегда. Производство станет видоизменяться, но по-прежнему расти. Однако с середины 70-х годов ХХ века начнутся проблемы. Не со стороны конкурентов — фирма всегда умела достойно соперничать, а со стороны клиентов. Уровень жизни в Европе и США настолько вырос, что женщины перестали шить сами, предпочитая покупать готовую одежду в магазинах. Два крупных удара было нанесено компании в 1987 и 1999 гг., когда она оказалась разделена на большое количество небольших фирм, работающих в широком спектре промышленности. Поэтому сегодня Зингер выпускает не только большой диапазон изделий бытовой техники, но и мебель, электроприборы, двигатели и продукцию, используемую в военных и космических отраслях. В связи с несколько бесшабашным и неуравновешенным характером Исаака Зингера при огромном числе наследников так и не нашлось среди них человека, который смог бы перенять у него бразды правления этой огромной компании и уверенно продвигать её дальше. Здесь, к сожалению, количество так и не перешло в качество. Давайте попробуем разобраться с этим и напомним вам коротко о его жёнах, любовницах и вообще о судьбе.
О семье и судьбе
Фраза «их число не поддаётся исчислению», конечно, является литературным штампом. Счёт следует вести от Кэтрин Марии Хейли, на которой он женился в 19 лет, оставив ей двое детей. В 1836 г., ещё будучи женатым на Кэтрин он завязал чуть ли не 25-летний роман с Мэри Энн Спонслер, которая одно время выступала с ним в театре. У них было 10 детей, двое из которых умерли при рождении. Он к тому времени уже был настолько богат, что мог позволить себе жить с ними в особняке на Пятой авеню. Однако, вскоре Мэри начала подозревать о его связи со служащей у него Мэри МакГонигал. Есть предположение, что одновременно он был в любовной связи и с её сестрой Кейт МакГонигал, но сведений о их совместных детях не было обнаружено. А вот с Мэри МакГонигал у Исаака было семеро детей (позднее носящих фамилию Мэтьюз), двое из которых умерли при рождении. И вот в 1860 г. Мэри Энн решилась судиться с Исааком, обвиняя его в двоежёнстве. Лишь тогда он расторг свой давний брак с первой женой Кэтрин. Не желая громкого скандала, Зингер бежит в Лондон, прихватив с собой Мэри МакГонигал. При этом выяснилось, что в Манхэттене у него осталась ещё одна «жена», декоратор машин Мэри Иствуд Уолтерс, с маленькой дочерью. (Он ещё успеет погулять на её свадьбе, подарив ей платье, которое стоило столько же, сколько квартира в Лондоне). В результате всех этих разбирательств в 1860 году Исаак признал своими восемнадцать детей (шестнадцать из которых еще были живы), от четырех женщин. Но это был ещё не конец. Поскольку лишь теперь он возобновил своё знакомство с очаровательной 19-летней француженкой Изабеллой Эжени Бойер, которая оставила своего мужа, и официально вышла замуж за 52-летнего Исаака. Это произошло в 1863 году, когда она уже была беременна их первым ребёнком. А всего у них было шестеро детей.
В 1875 году Исаак Зингер умер, и был захоронен в английском Торки. В огромной мраморной трёхъярусной гробнице (кедр с атласной подкладкой, свинец и английский дуб с серебряным орнаментом) 80 конных экипажей и около 2000 плакальщиков сопровождали его в последний путь. Ему бы это действо понравились. О таком даже не мог и мечтать тот маленький мальчик, который когда- то дорисовывал нули в долларовой купюре.
Хотя, по крупному счёту, такие похороны должны были бы сделать ему ньюйоркцы, в благодарность за то, что это благодаря его изобретению в их городе появился знаменитый, прославившийся во всём мире, Швейный район. Правда, если быть до конца точными, то следует отметить, что традиции развития предприятий швейной промышленности существовали в Нью-Йорке издавна. С первых шагов зарождения рабства на южных плантациях. Ведь одежду для них шили именно здесь. Считалось, что это более эффективно, чем заставлять рабов тратить время на изготовление своей одежды. Шили здесь и одежду для моряков, а позднее и для старателей. До середины XIX века большинство американцев либо сами шили свою одежду, либо, если они были богатыми, покупали одежду, сшитую для них по индивидуальному заказу.
Однако, Гражданская война, потребовавшая от швейной промышленности тысячные партии готовой солдатской одежды, и появившиеся на рынке швейные машины хорошего качества резко изменили ситуацию на рынке. Профессия всё больше становится «индустриализированной». Уже к 1860-м годам большую часть своей одежды ньюйоркцы не шили сами, а покупали. Это вскоре распространилось и на изделия «высокой моды». Знаменитая Коко Шанель с рекламных щитов говорила американкам: «Если вы все можете себе позволить ездить в чёрных «Фордах», то почему вы не можете все надеть чёрные платья Шанель»? Вот справка из Википедии: «В течение 1870-х годов стоимость одежды, производимой в Нью-Йорке, увеличилась в шесть раз. К 1880 году Нью-Йорк производил больше одежды, чем четыре его ближайших городских конкурента вместе взятых, а в 1900 году стоимость и объем производства одежды были в три раза выше, чем у второй по величине отрасли города — переработки сахара. Функция Нью-Йорка как центра культуры и моды Америки также помогла швейной промышленности, обеспечивая постоянно меняющиеся стили и новый спрос. В 1910 году здесь производилось 70% национальной женской одежды и 40% мужской одежды. Загляните в многочисленные тома воспоминаний о жизни Нью-Йорка в начале прошлого столетия. Почти в каждом из них вы прочтёте о дочках, племянницах, невестах или жёнах, работавших в сотнях швейных мастерских или фабрик города. Постепенно определяется и район, превратившийся в «дом» для большинства выставочных залов Нью-Йорка и многочисленных крупных модных лейблов. Способный обслужить все аспекты процесса производства одежды: от дизайна и производства до оптовых продаж.
Однако, за последние 50 лет в Нью-Йорке наблюдается устойчивый спад в этой отрасли. Этому есть несколько причин: всё более и более увеличивающиеся ставки аренды жилья в Манхэттене, снижение конкурентоспособности американских производителей на мировом рынке, а также уход производства одежды на другие рынки (ведь уже давно в Нью-Йорке нет той огромной дешёвой эмигрантской волны, готовой работать за несколько долларов в неделю). Этот спад привёл к тому, что в 1987 году правительство Нью-Йорка попыталось заморозить здесь арендную плату, и препятствовать её росту, а также попытаться закрепить здесь рабочую силу, но из этого ничего не получилось. Район, который более столетия называли Швейным, и известный ныне как Центр одежды или Центр моды сконцентрирован в основном между Пятой и Девятой авеню, от 34-й до 42-й улиц. Именно здесь размещались дома ряда известных дизайнеров (их производственные мощности, складские помещения, выставочные залы, поставщики тканей и материалов и офисы поддержки). Именно эта их плотная концентрация давала дополнительный импульс к развитию и способствовала жизнедеятельности и славе района. Среди них известны такие модные бренды, как Carolina Herrera, Oscar de la Renta, Calvin Klein, Donna Karan, Liz Claiborne, Nicole Miller, Ben-Amun и Andrew Marc. Именно здесь, в районе 7 Авеню, была размещена и известная «Аллея славы Моды», или корректней «Модельеров». В знак уважения к «нью-йоркским дизайнерам, которые оказали значительное и продолжительное влияние на мировую одежду», Центр делового развития Fashion Center (BID) в 1999 г. учредил «Аллею славы Моды». Первые бронзовые таблички на ней были установлены в 2000 году. Сегодня она уже значительно расширилась и включает в себя 28 мемориальных досок, расположенные на тротуарах между 35-й и 41-й улицами на восточной стороне Седьмой авеню. Они представляют из себя круглые металлические плиты, расположенные внутри вмонтированных в тротуар гранитных квадратов, на которых нанесены имена дизайнеров, описания их деятельности и эскизы одной из их моделей. Было решено, что новые таблички могут быть открыты не чаще двух раз в год, по решению специального комитета, состоящего из представителей модной индустрии, шоу-бизнеса, СМИ и местных властей.
Вот перед вашими глазами табличка, посвящённая Кельвину Кляйну, родившемуся в 1942 г. в Бронксе, в семье еврейских иммигрантов, и начавшему работать в индустрии моды ещё в 1960-х. В 1970 году он был самым молодым дизайнером, выигравшим премию Coty, а затем заслужил еще три. В 2000 году он вошёл в состав первой группы дизайнеров, получив право на мемориальную доску между 39-й и 40-й улицами на 7 Авеню, с текстом: «Никогда не было более узнаваемого и неоднозначного имени в мире американской моды, чем Кельвин Кляйн. Он является мастером чистого и минималистичного стиля, который доминировал в мировой моде в конце ХХ века, но также известен своей новаторской рекламой продукции, от джинсов до парфюмерии и нижнего белья. Бесспорный гений маркетинга, само имя которого говорит о действенности сексуальности». С этим районом связано и ещё одно мероприятие, имеющее всемирное значение. Проведение в Нью-Йорке Недели Моды. Дело в том, что ныне в мире существуют четыре столицы: Париж, Лондон, Нью- Йорк и Милан, уверенно претендующие на звание «Столицы Моды». С давних пор это право безоговорочно принадлежало Парижу. Но в 1943 г., когда Европа была охвачена заревом Мировой войны, ей было не до выставок или показов мод. И тогда Нью-Йорк решил взять реванш, организовав у себя (дважды в год) проведение весенних и осенних всемирных показов мод. Под брендом: «Неделя Моды». С тех пор они ежегодно проводятся во всех четырёх центрах моды попеременно. Проведение этих «Недель» не только приносит городу ощутимую выгоду, но одновременно является одним из способов популяризации и развития района Центра Моды.
Но проблема его заключается сегодня совсем в ином. Из-за высокой арендной платы, организации, связанные со Швейным районом, покидают его, а их места занимают офисы совсем иной направленности. Продолжается отток производств в страны со значительно более низкими затратами на производство и зарплату сотрудников. Если эти тенденции будут развиваться, то и знаменитые дизайнеры уйдут в такие ныне далёкие, но привлекательные с давних пор — Париж или Милан. И потому город срочно должен искать решение этой проблемы, а не надеяться на то, что какие- то общественные организации типа «Спасите центр одежды» действительно спасут его. Нью-Йорк уже позволил себе безнаказанно уничтожить городской трамвай, хладнокровно разрушить блистательный Пенсильванский вокзал, или снести один из красивейших архитектурных памятников города — небоскрёб штаб-квартиры Зингера. Пока ещё есть время изменить ситуацию.
Но вот что особенно интересно: как бы блестяще ни были выполнены эскизы дизайнерами, или скроены изделия, как бы красивы и умелы ни были манекенщицы и всеобъемлюща реклама, самым главным в достижении окончательной цели является производство. А значит, швейная машина, когда-то талантливо придуманная Зингером. Это как у автомобиля — мотор. И потому главной достопримечательностью района Мод, естественно, является памятник нью-йоркскому портному. В 1984 г. его бронзовая фигура, за старой вечной зингеровской машинкой, красноречиво разместилась на углу седьмой Авеню. Скульптор из Израиля Юдит Веллер отразила в нём символическую фигуру своего отца, в давние времена работавшего на швейной фабрике в Нью-Йорке. В дополнение к нему, в 1995 г. Клаас Ольденбург разместил главные портняжные атрибуты: самую крупную в мире пуговицу, и пронзающую её огромную иглу (своеобразную кальку скульптуры «Иглы» в Милане). За столь долгие годы эта старая машинка многое повидала и пережила на своём веку. Жуткий зной и проливные ливни, пронизывающий ветер, лютый холод и глубокий снег, как в этом году. Но старый еврейский портной, в традиционной кипе, безостановочно продолжает строчить свои бесконечные стежки. Чем же ещё заниматься ему в этом благословенном Швейном районе, как не трудиться, не покладая рук. В надежде на то, что и у него, и у его несравненного «Зингера», впереди ещё целая вечность. Стараясь добросовестно исполнять завет доброго сказочника Ю. Олеши: «Ни дня без строчки». Данный, правда, по иному поводу.
Леонид РАЕВСКИЙ, журналист, автор путеводителей
по Европе и гид
Продолжение следует
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
