Ревнитель

Бывают люди, живущие в театре — без нужды не вовлекаясь в толкучку событий, они остаются довольно объективными свидетелями истории. Есть характеры противоположные: те, кто соучаствует с максимальным душевным жаром, отдаваясь ветру целиком. Таков наш герой.

Рабби Яков-Йосеф а-коэн из Полонного родился у рава Цви-Гирша примерно в 1710 году, место рождения неведомо. Бал он потомком великих мудрецов Торы: по одной линии каббалиста рава Шимона Острополлера, по другой — автора «Тосафот Йом-Тов» рава Йом-Това Геллера. Забегая вперёд: среди потомков его самого хасидские цадики и один из величайших законоучителей 20 века рав Шломо-Залман Ойербах.

С ранних лет Яков-Залман учился истово, баловал себя лишь духовными яствами и скоро приобрёл репутацию илуя (вундеркинда). Кто были его учителя? Он упоминает многих, но никого до Бешта не именует «наставником». Время мальчик делил между «пилпулем», тонким анализом талмудических дискуссий, и каббалой — в соответствии с атмосферой семьи, в которой рос.

В 13 лет женился на дочери богача из Каменец-Подольска. Тесть дал илую огромное приданное — 20000 золотых и обязался содержать молодую семью, дабы зять не отрываться от учёбы. На свадьбе жених произносит блестящую речь с анализом из Мишны «Ктубот» — раздела Талмуда, посвящённого в основном устройству семьи (на закате жизни он приведёт её в одной из книг). Рождались дети, чаще девочки,- молодой папа порхает в небесах.

Постепенно лурианская каббала стала одерживать верх, Яков-Залман всегда искал только предельных истин, пытался дойти до максимальных глубин, уходил в избранное дело полностью. Стал много поститься (еженедельно по дню и ещё неделю в месяц); считая, что материя и дух антагонисты, образ жизни вёл аскетический.

Но жизнь требует, в 20 решил заняться коммерцией. Он задал себе вопрос: «откуда у тестя такие средства?». Оказалось, в немалой степени из запрещённого источника: тот давал евреям деньги под процент. Наследник объявил: каждый, кто платил тестю «рост», может получить назад деньги у него. Вскоре состояние было роздано и в 1730 году затворник заместо коммерции принимает приглашение общины города Шаргорода, что под Жмеринкой. Большую часть времени раввин и глава раввинского суда проводил в талите и тфиллине, непрерывно учился — до завтрака минимум 7 листов Геморы, за месяц наново изучал всю Мишну, за год — Вавилонский Талмуд; каждый цикл на новом уровне. Вокруг грохочут пушки, шныряют татары, турки, казаки, рождаются и крепнут течения и секты — рав учится. По его словам, горожане обижались на «невидимого» духовного главу, который даже молиться предпочитал не в центральной синагоге, а в маленьком миньяне. Возможно, дело в том, что молился он с полной отдачей и шёл в синагогу, как на бой. Он скажет, что «легче выучить несколько листов Талмуда, чем искренне произнести одну «тихую молитву» (Шмоне-эсре, 18 благословений)».

Нарождается хасидизм, Бааль-Шем-Тов (Бешт) не раз заглядывает в Шаргород, ищет встречи с раввином — тот, противник «новых еретиков», его избегает. Наконец, встреча состоялась — видимо, в 1741. История её, как и обычно о хасидских лидерах, существует в нескольких вариантах. Так, например. Приезжает за благословением мелкий торговец, дела которого пошатнулись. «Раскайся в грехах и пойдёт на лад». «Я был в Межбоже у Бешта, рассказал ему, что не удержался и купил краденное, он меня успокоил — «тебя не коснётся» — и приставы обошли мой дом. Он знал мой грех и ни слова не сказал, Вы же не знаете и обличаете!». И тогда Яков-Йосеф едет в Межбож, уходит от хозяина на словах: «Ты можешь, но не хочешь». На улице извозчик просит помочь вытащить телегу из грязи. «Я слаб, чем могу помочь?» — «Ты можешь, еврей, но не хочешь!». Услышав этот повтор, раввин лезет в грязь, помогает высвободить колёса, возвращается к Бешту — и становится самым преданным его учеником. Этот человек ничего не делал наполовину.

Бешт относился к Якову-Йосефу с большим уважением, говорил о величии его души и искренности. «Не за свои дела я прошу у Тебя награды, а за то, что дал Тебе такого Йоселе!» И — отговорил, хотя не сразу, от сугубой аскезы, объясняя, что истинное служение должно быть с радостью от исполнения заповеди — которая коснётся и души, и тела. «А аскетизм ведёт к меланхолии!».

Постепенно перемена взглядов и образа жизни раввина становятся известны евреям Шаргорода и они, обученные наставником не принимать хасидизм как «сомнительную секту», изгоняют его «в новой личине» из города. Яков-Йосеф становится постоянным учеником Бешта, с 1748 по 1752 руководит общиной местечка Рашков, где хасиды влиятельны. В 1752 его зовут в большую и авторитетную общину Немирова — здесь он начинает открыто проповедовать хасидский подход, а с 1770 до конца своих дней (1784 или 1782) возглавляет общину Полонного, второго по величине еврейского центра Подолья.

После смети Бешта в 1760 году главой движения избран Великий Магид Дов-Бер; старейший же и ближайший к Бешту Яков-Йосеф сперва обижен, но вскоре произносит: «Шехина (Высшее Присутствие) взяла котомку и ушла из Межбужа в Межерич» — и они с Магидом становятся задушевными друзьями. Магид, блестящий оратор и харизматический лидер, привлекает людей силой прямого воздействия, а затворник Яков-Йосеф пишет книги. Он не создал хасидского направления, не сделался «ребе» — его пером учение Бешта приобрело идейно и литературно организованную форму.

Любят говорить о том, какой фурор произвело появление в 1780 году «Толдот (Наследие) Яков-Йосеф» — первой книги по хасидизму, начатой к тому же жёсткой критикой современных авторитетов и стиля жизни еврейских общин. Но не лишне напомнить и то, что автор писал книгу 27 лет, начав ещё при жизни наставника и задолго до херемов (отлучений), взаимно наложенных друг на друга последователями Виленского Гаона и учениками Магида. Собственно Яков-Йосефу, помимо записи, осмысления материала и литературной обработки, принадлежит в книге не так много — в первую очередь это учение о роли цадика, «прилепляясь» к которому, «люди массы» достигают высоких уровней чистоты, служения и откровения. В книге Бешт упомянут 280 раз, «это я слышал от учителя» — 249 раз, и лишь 36 из них с добавкой «благословенной памяти» — то есть костяк работы создан до 1760 года и 20 лет обтачивался. Не раз он скромно добавляет: «здесь я не до конца понял слова Учителя» и подчёркивает величие и святость Бешта.

Полагаю, резкость его критики — от ревности за учение и обиды на преследования хасидов, грозные в Литве и Белоруссии, хоть и более слабые на Украине. «Весьма возревновал я за (мой путь служения) Г-споду» — мог сказать Яков-Йосеф по стопам пророка Элиягу.

Буря после выхода книги-вызова поднялась мощная. У хасидов она вызвала неимоверный восторг. Рабби Пинхас из Кореца, в городе которого книга впервые напечатана, утверждал: «Подобной книги ещё не было в мире, её истоки в Ган Эдене, а глубокое её изучение — чудодейственное средство против дурного влечения». В полемике нас заносит, я бы назвал ещё парочку полезных книг, скажем, Танах и Талмуд, да и любой настоящий труд уникален — но слова это не восторженного мальчишки, а пожилого мудреца, дружившего с Бештом на равных и глубоко знавшего его учение. Противники хасидов тоже «высоко» оценили труд — как «сосуд скверны, источник мрака, смертоносный для каждого, кто к нему прикоснётся». Книгу скупали и сжигали — хасидские типографии её допечатывали. Вскоре (1781), в результате этого «сосуда греха», появился новый, куда более бескомпромиссный «херес» на хасидов, отвергающий уже не только учение, но и его носителей; видимо, до примирения должны были быть сломаны несколько шпаг. Но хасидизм устоял — вероятно, в немалой степени благодаря книгам Якова-Йосефа, которых за оставшиеся 2 или 4 года жизни вышло ещё 2 или 3 (об авторстве 3-й спорят).

Ревнитель оставил свет в 1782 или 1784 году, жизнь его на земле продолжилась в хасидской литературе и во множестве легенд…