Настроение было паршивым. Именно паршивым, а не плохим или ужасным. Разницу между просто плохим настроением и паршивым Римма знала и легко могла объяснить: плохое настроение всегда является следствием чего-то, например, отсутствия денег или еды, или следствием постоянных скандалов, которые закатывал отец еще в ту пору, когда Римма жила с родителями. А вот паршивое может никакой причины не иметь. Просто паршивое настроение, и все тут.
Римма попыталась вспомнить, что способствовало сегодня появлению этого паршивого настроения, но ничего не обнаружила, вроде, все шло довольно неплохо. Они с Ромкой вчера смотрели разные рекламные ролики, решали, куда поехать отдыхать. Ромка одной рукой обнимал ее, а другой листал красочный журнал «Курорты Израиля». Римма улыбнулась, паршивое настроение потихоньку оставляло свои позиции, стоило ей вспомнить про Ромку, его руки, глаза…
Они вместе уже почти год. Роман. Ее Роман во всех смыслах этого слова-имени. Познакомились они в институте, когда всем студентам
первого курса нужно было принести фотографии в деканат, а у Риммы их не оказалось. Кто-то из девчонок сказал, что внизу, в столовой сидит Ромка, он профессиональный фотограф и за небольшие деньги, а может, и даром (если пококетничать) сделает фотографии нужного размера, на «нужном фоне». Римма не хотела ни с кем кокетничать, она вообще этих парней терпеть не могла, после того как отец в очередной раз избил мать, и ее положили в больницу. Какое счастье, что Ромка не такой! Он тогда, в тот день, когда ей понадобились фотографии, действительно сидел в столовой, разговаривал по телефону, поднял голову, когда Римма подошла и посмотрел на нее внимательно, словно пытался вспомнить, кто она, где встречались.
Римме он сразу понравился, она смутилась, когда парень встал, протянул ей руку и сказал с немного вопросительной интонацией: «Роман?!», словно приглашая ее поучаствовать в некой игре.
— Римма, — ответила она и улыбнулась легко и просто, словно они сто лет были знакомы…
Отношения свои они не скрывали, на факультете поначалу посмеивались над этой парочкой, называли «Римма энд Ромма», а потом привыкли, перестали замечать.
Римма посмотрела в зеркало: какое-то другое у меня сегодня лицо, — она наморщила лоб. Непонятно, что именно было «другим», но, помимо паршивого настроения, присутствовал беспричинный страх, а еще ее тошнило. Мигрень начинается — Римма устало вытянула ноги, помассировала косточку на левой, потерла коленку на правой. Скоро год как они вместе… Ромка предлагал пожениться, но Римма не хотела. Куда торопиться?! Им и так хорошо. Честно говоря, стоило ей вспомнить «родительский дом», отношения между отцом и матерью, а точнее, отношение ее отца к матери, как пропадало всякое желание выходить замуж. Ромка, когда узнал об этом (Римма сама ему все рассказала), нахмурился, потом прижал ее к себе, сказал очень твердо: «В нашем доме такого не произойдет!» И Римма ему поверила…
У Ромки, вот, отец в Израиле живет. Мама у него умерла уже давно, когда Ромка еще маленьким был, отец потом еще раз женился, уехал в Израиль. Ромка — еврей. Он этого ни от кого не скрывает, но в Израиль пока ехать не спешит, только в гости к отцу раз в году. В этом году они должны вместе поехать. Отдыхать, в море покупаться, с отцом познакомиться.
Римма вздохнула. Не очень-то ей хотелось с Ромкиным отцом знакомиться. Знакомство обязывает, а ей зачем обязательства? Но и Ромку подвести нельзя. Придется потерпеть, долго ведь они у отца не задержатся.
Опять приступ тошноты. Да что же это? Откуда мигрень взялась на мою голову? Римма подышала носом, авось, пройдет. Тошнота не проходила, наоборот, еще сильнее замутило. Мамина мама, бабушка Риммы, тоже была еврейкой. Римма ее не застала, но отец, особенно когда был выпившим, часто маме пенял на ее происхождение: «Все ваше еврейское отродье…». Так-то он человеком был незлым, но жизнь нищенская, потом с работы уволили, запил. Римма ушла из дома сразу после окончания школы. Был скандал. Отец ни за что не хотел ее отпускать. Кричал, расколотил тарелки, обзывал ее и мать. Римма молчала, молчала, а потом не выдержала, встала посреди комнаты, руки в боки и давай вспоминать все обиды…
Римма окончила школу с отличием, уехала в город, ночами дежурила в местной больнице нянечкой, заодно готовилась к поступлению, зубрила то, что не могла просто запомнить, в институт сама поступила, никто не помогал. В общежитии было весело, девчонки в ее комнате жили разные, по очереди убирали, по очереди готовили, большинство подрабатывали тем, что сидели с детьми, иначе говоря, бэбиситерами. Римма этого не хотела. Она детей не любила, продолжала по ночам дежурить в больнице, днем училась.
И вот встретила Ромку. С этого момента вся ее жизнь изменилась.
Ах, если бы так было всегда!..
Опять затошнило. Ей внезапно пришла в голову страшная мысль: а вдруг?.. Нет, не может быть! Этого не может быть. Римму лихорадило — только не это…
Нехама проснулась рано. Нехемья ушел в колель, она слышала, как хлопнула входная дверь, но вставать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Приближалась десятая годовщина со дня их свадьбы, с одной стороны — радостная дата, с другой…
Детей у них не было. В первый год совместной жизни ее, да и его тоже, это совсем не беспокоило. Всему свое время, говорил Нехемья, и Нехама соглашалась, верно, придет и их черед.
— Мой дорогой муж, — подумала она, прикрывая глаза, — как он страдает. Они обращались и к врачам, и к раввинам, ездили на могилы праведников. Ничего не помогало. Врачи только плечами пожимали: «Ни у вас, ни у вашего мужа никаких проблем со здоровьем в этом отношении нет!»
Это был удивительный шидух. Первый и у нее, и у него. Нехама надела голубое платье, оно так шло к ее глазам. Встретились в лобби гостиницы, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Стояли и смеялись. Такой легкий, счастливый смех, радостный смех людей, которые созданы были друг для друга, и вот, наконец, встретились, словно после долгой разлуки. А имена? Нехама и Нехемья — могло ли быть что-то более подходящее?!
Где-то на четвертый год после замужества Нехама заболела. Это случилось, когда ее самая близкая подруга родила близнецов — чудесных пухленьких мальчика и девочку. Они выходили замуж почти одновременно, подруга родила первенца через год после свадьбы, потом девочку, теперь и близнецов, а у Нехамы… В тот день ни с того ни с сего у Нехамы поднялась высокая температура. Ни насморка, ни кашля, ни каких-то других признаков воспалительного процесса, ничего. Ночью начались судороги. Нехемья не спал, сидел рядом с ней, смачивал губку в уксусе, как соседка посоветовала, протирал ею виски Нехамы, держал за руку. Когда судороги начались, Нехемья испугался, заметался по комнате, потом схватился за телефон, вызвал «скорую». Ее отвезли в больницу, продержали несколько дней и отпустили домой. Диагноз — нервный срыв.
Они любили друг друга, понимали друг друга без слов. Они никогда не разлучались. Даже к докторам ходили только вместе. Ну почему? Почему именно у нас так все получилось? Нехама не плакала, только кусала губы. Это был ее спасительный трюк: когда было совсем плохо, так, что меркло все перед глазами, она кусала губы, чтобы не сойти с ума, с помощью боли приводила себя в сознание.
В конце месяца у Нехамы был назначен визит к врачу. Нехемья в этот день был занят. В первый раз ей предстояло разговаривать с врачом без мужа. — — Не пойду, — нахмурилась она. — Без Нехемьи не пойду! А с другой стороны, все-таки шанс… Последний?
Скоро десять лет, — устало думала Нехама, — десять лет…
***
Врач, немолодая полная женщина, явно была в хорошем настроении, даже мурлыкала себе что-то под нос, моя руки. — УЗИ более точно определит срок, но я думаю, десять недель. Отклонений никаких нет, поздравляю, мамой вы станете, если все будет в порядке, зимой, готовьтесь. — И села выписывать направление на ультразвуковое обследование.
Римма смотрела на нее молча. В голове, как огненные сполохи, носились мысли одна другой хуже. Зимой. До зимы еще дожить надо. Про Ромку она не думала, он словно перестал существовать для нее, когда Римма поняла, что произошло. Аборт сделать еще не поздно. Римма знала, девчонки в общежитии рассказывали, как и что, к кому идти, где дешевле, где быстрее. Стой, сказала она себе, а как же поездка в Израиль? Что я скажу Ромке? Надо срочно придумать что-нибудь, а может, не надо? Может быть, просто поехать, а там найти врача и сделать аборт? Наверняка в Израиле и врачи лучше, и качество услуг другое. Только бы Ромка ни о чем не догадался…
***
День выдался жаркий. Видимо, в Израиле летом всегда так. Утро было свежим, даже дул легкий ветерок, а вот день — жарища! Ничего, жару можно потерпеть, зато как удачно все вышло, — думала про себя Римма. — Ромкин отец повез его к Стене плача, и как бы тот ни сопротивлялся, мол, хочу на море, оставьте меня, я не религиозный, отец все же настоял — традиция. «Я тоже не религиозный, — говорил Ромкин отец, — но традиция есть традиция!» Раз в год можно и поехать к Стене. Римма, если хочет, может дома отдохнуть, книжки полистать, а ты — мужчина. Не ленись, сынок! Желание загадаешь, вдруг сбудется, и выиграешь миллион в лотерею? — Он лукаво посмотрел на Ромку, потом на Римму, улыбнулся…
— Извините, вы случайно не говорите по-русски? Римма обратилась к женщине, которая сидела, уставившись в маленькую книжечку, и шевелила губами. Женщина подняла глаза. Они у нее были удивительно голубые, ярко-голубые.
— По-русски? Да, конечно, хотя почему, конечно, просто говорю. Женщина была молодой, но взгляд у нее был какой-то усталый, как у старого человека, прожившего долгую жизнь. Вам помощь нужна? Что-нибудь перевести? Римма про себя отметила, что женщина говорит с акцентом. Тут все русскоязычные говорили с акцентом. Он ей нравился, приятный акцент, какой-то знакомый.
— Да, если можно. Я к доктору Вайсбергу записалась на прием, еще спрашивала в регистратуре, говорит ли он по-русски, сказали, да, говорит, а сейчас оказалось, что меня неправильно поняли, и доктор не русскоязычный. Не знаю, что делать.
— Если хотите, я могу с вами зайти к доктору, перевести, если хотите, помогу найти русскоязычного медработника, чтобы вы не чувствовали себя неловко.
— Да нет, как-то неловко, да и кого сейчас искать. Если нетрудно, зайдем вместе, у меня не такой уж сложный вопрос. Давайте, я вам вкратце расскажу о своей ситуации, чтобы подготовиться. Римма наклонилась к женщине и зашептала: «Дело в том, что мне нужно сделать аборт. Сроки поджимают, я здесь в качестве туристки, хочу побыстрее все закончить. Мне в регистратуре сказали, что необходимо провести обследование, сдать анализы, а для этого нужно пройти осмотр у врача и получить направление. Вот и все…».
«Вот и все…». — Нехама вжала голову в плечи. Каждое слово, произнесенное молоденькой девушкой, словно молотком, припечатывало ее, било хлестко, больно. Что она могла сказать? Чужая жизнь. Почему именно ей эта девчонка доверилась, попросила помочь? Ведь не случайно же. Что и как сказать, как объяснить, что жизнь нельзя обрывать? Как рассказать свою боль, страх, ощущение безысходности? Как не показаться ханжой, обойтись без пафоса и нравоучений? Нехама вдруг почувствовала, поняла, что от ее слов сейчас зависит жизнь человека, пусть еще не рожденного, но уже существующего.
Раздумывать было некогда. В любой момент дверь кабинета врача могла открыться и тогда… Нехама вспомнила слова рабанит: «Если не знаешь, что сказать, как выразить в словах свои чувства, старайся говорить правду, говори сердцем…».
«Вот и все…». Нехама вжала голову в плечи. Каждое слово, произнесенное молоденькой девушкой, словно молотком припечатывало ее, било хлестко, больно. Что она могла сказать? Чужая жизнь. Почему именно ей эта девчонка доверилась, попросила помочь? Ведь не случайно же. Что и как сказать, как объяснить, что жизнь нельзя обрывать? Как рассказать свою боль, страх, ощущение безысходности? Как не показаться ханжой, обойтись без пафоса и нравоучений? Нехама вдруг почувствовала, поняла, что от ее слов сейчас зависит жизнь человека, пусть еще не рожденного, но уже существующего.
Раздумывать было некогда. В любой момент дверь кабинета врача могла открыться и тогда… Нехама вспомнила слова рабанит: «Если не знаешь, что сказать, как выразить в словах свои чувства, старайся говорить правду, говори сердцем…».
Нехама провела рукой по креслу, в котором сидела, посмотрела на свою руку.
— А вы знаете, как пахнут детские волосики, тот первый пушок, который появляется у малышей после рождения? Как они трут глазки после сна и улыбаются, увидев ваше лицо? Как произносят свое первое «мама» — слово, которое переворачивает миры, которое способно спасти человеку жизнь? Как они прибегают из школы, спеша рассказать о том, что произошло сегодня — как мама-кошка облизывала котенка, а они, затаив дыхание, следили за ее движениями? Знаете ли вы, как они греют свои ладошки в маминых руках, как подставляют порезанный пальчик, чтобы мама подула не него, и все пройдет? Как… Нехама не могла больше говорить.
— Не знаю и знать не хочу! Римма готова была отражать атаки. Первую атаку в регистратуре она уже выдержала. Что эта тетка себе думает, что ее, Римму, легко переубедить? У нее, судя по измученному лицу, наверняка пятеро детей, если не больше…
— И я не знаю, — тихо сказала Нехама. — Мечтала бы узнать, да вот нет у нас детей.
— Давно? Римма вдруг посмотрела на эту женщину другими глазами.
— Десять лет…
— Десять лет? А врачи? Что врачи говорят?
— Ничего. Непонятно, почему так происходит. Просто кому-то Всевышний дает детей, а кому-то нет… Нехама почувствовала усталость. Она давно так не уставала. Всего лишь короткий разговор в коридоре, у двери кабинета врача.
Римма смотрела на женщину и не могла поверить. Она вдруг поняла, что произошло. «Кому-то дает…».
Ей ДАЛИ! Ей дали эту возможность — услышать, как детский голосок произносит первое «мама», как сопит во сне, увидеть, как ее малыш прыгает через лужи… А вдруг он будет больным? — Римму, словно ударили. — Я ведь никаких правил для беременных не соблюдала. Ем все подряд, сплю мало. Как он там, внутри меня, что он чувствует? Она в первый раз размышляла о существе, которое находилось внутри нее, как о живом. До этого брезгливо произносила слово «плод» и старалась поменьше о нем думать.
Дверь кабинета открылась, и врач назвал фамилию Риммы, а потом добавил по-русски: «Заходите!»
— Значит, все-таки русскоязычный, — вяло подумала Нехама. — В регистратуре не ошиблись. Ну что ж, сказать больше нечего. Просить, умолять одуматься, пока не поздно, — глупо. Зачем я сюда пришла? Да еще без Нехемьи. Пора домой! Нехама встала, поискала глазами сборник Теилим, который держала в руках до разговора с девушкой. Девушка тоже встала, отряхнула сарафан. — Скажите, а можно мне вам позвонить?
— Конечно! — Никаких иллюзий у Нехамы не было, но все же. — Вот мой телефон, звоните, буду рада помочь, — и пошла к двери…
— Садитесь, — доктор сел напротив и поискал что-то глазами в компьютере, — насколько я понимаю, речь идет о…
Нет, Римма была спокойна, только кончики пальцев слегка дрожали.
— Это ошибка, в регистратуре меня неправильно поняли. Я хотела узнать о состоянии пл… — слово «плод» сейчас ей произносить совсем не хотелось, — о состоянии ребенка. Какие будут рекомендации? Может быть, диета? Мне ведь нужно готовиться стать мамой…
Выходя из кабинета врача, Римма увидела между сиденьями маленькую книжечку, которую, судя по всему, обронила та женщина. Она аккуратно вытащила книжечку двумя пальцами и положила в сумочку…
***
— Римма! — Ромка кинулся к ней, обнял. — Ты что? Мы тут все с ума сходим. Где ты была? Папа уже в полицию собирался звонить. Не пугай меня так больше. Ты ни языка не знаешь, ни дороги. Ну, где можно гулять, я вокруг весь район оббежал!
Римма заметила, что он взволнован, испуган, это ее растрогало. — Хороший выйдет из Ромки отец, — вдруг подумала она.
— Нигде я не гуляла. Просто пошла к врачу посоветоваться. — Ромка слегка отступил и смотрел на нее удивленно. — К врачу?
— Ну да, к врачу. Нужно подготовиться. Мы с тобой скоро станем родителями. Это непросто. Ответственность, определенные качества, нужно воспитывать в себе задолго до того как ребенок родится. Римма пересказывала все, что услышала от врача, но звучало это так убежденно и естественно, словно она излагала собственные мысли.
— Папа, как же так? Ромка повернулся к сидящему на диване отцу.
— Как такое может быть? Я ведь об этом просил там, у Стены…
— Неужели? Ромкин папа сделал удивленное лицо: «А я думал, ты в лотерею собирался выиграть. У тебя был такой вид…».
Римма рассмеялась, Ромка тоже. На стене висел портрет Ромкиной мамы. Римме показалось, что и она улыбается…
***
Они прилетели в Бен-Гурион рано утром. Рахелька спала, сладко посапывала у Ромки на плече. Ей недавно исполнился годик, это был ее первый перелет. Все прошло благополучно. Римма проверила сумки, поднесла к окошку паспорта. Пограничник привстал, чтобы взглянуть на спящую девочку, улыбнулся, помахал рукой, мол, не будите, все в порядке, поставил штамп и отдал паспорта. Римма поблагодарила на иврите.
Ромкин отец ждал их в зале прилета. Бережно взял на руки Рахель. Он души в ней не чаял. Еще и назвали в честь Ромкиной мамы — Рахель. Ехали не быстро, Римма любовалась пальмами, солнцем. Зима, а солнце яркое, словно летом, и пальмы… Ромка дремал.
— Можно, я позвоню? Римма чуть повысила голос, но все же говорила негромко, боясь разбудить дочку и мужа.
— С вашего телефона, пока мы еще карточку не купили. Это здесь, в Израиле.
— Конечно, звоните. Ромкин отец показал глазами на телефон. Римма аккуратно взяла аппарат.
— Алло, здравствуйте! Вы меня наверняка не помните. Мы с вами прошлым летом вместе были у врача. Дело в том, что я нашла вашу книгу. Теилим, если не ошибаюсь. Простите, что сразу не позвонила, но мы очень быстро уехали, а зимой у нас родилась дочка, и… я бы хотела встретиться с вами, отдать книгу и поблагодарить за…
Нехама засмеялась. У нее был звонкий, серебристый смех, такой заразительный, что Римма тоже невольно рассмеялась. Помимо смеха, она услышала еще какие-то звуки, напоминающие плач младенца.
— Как же я могу вас не помнить?! — Нехама понизила голос. — Извините, я, кажется, ребенка разбудила. Подождите минуточку, пожалуйста.
Римма услышала, как женщина нежно говорит кому-то: «Нахум, Нахумчик, сыночек, чшшш, спи, родной!»
— Не может быть! У нее же нет детей?! Римма удивленно прислушивалась к звукам, доносящимся из телефона.
В этот момент проснулась Рахелька. Она захныкала, да так громко, что на другом конце провода детский плач усилился, словно поддерживал «товарища». И обе мамы, словно по команде, начали успокаивать проснувшихся малышей…
Лея ГИНЗБУРГ
Об авторе: В Израиль репатриировалась из Москвы в 2003. Писатель, журналист, участник образовательных проектов. Автор нескольких книг.
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
