В 1984 году я продолжал работать в тбилисском НИИ приборостроения. Институт разрабатывал системы автоматизации атомных электростанций. Разработки института внедрялись в социалистических и развивающихся странах, и сотрудники неоднократно бывали в заграничных командировках. Это заметно улучшало материальное положение – зарплата там была в десятки раз выше. Поэтому все старались туда поехать, несмотря на тяжелые условия.
Конкурс был очень высокий. Как многие евреи, я был недоволен жизнью. Сейчас понимаю – это было недовольство отсутствием нормальной еврейской среды. Но тогда я этого не знал и считал основной причиной того, что моя жизнь не сложилась, мое неумение много зарабатывать. Жена получала больше меня, и это ухудшало семейные отношения, создавало ощущение ограниченности.
Разработанная мной система автоматизации очистки воды была задействована в проекте для Ирана, и я был уверен, что меня туда пошлют. Заработки там были невероятно высокие, и радости моей не было предела. Я знал о препятствии, которое может помешать, – моя национальность, но, как и большинство других евреев, думал, что это касается всех, кроме меня. Мой отец дружил со многими влиятельными людьми, и я рассчитывал на его помощь. Но в этот период он заболел. И все мои попытки пробиться в Иран на работу с самого начала очень жестко заблокировали.
Вместо меня поехал кто-то из грузин. Трагедия была неописуемая. Казалось, упущена единственная возможность – круто изменить за год свою жизнь, улучшить взаимоотношения в семье, разбогатеть. Сами деньги я не слишком любил, но полагал, что они увеличат уважение людей ко мне. Трудно передать мое разочарование – раньше ничто не препятствовало моим поездкам за рубеж. Знающие люди сказали мне, что ничего сделать нельзя.
Вскоре появился проект в Болгарии. Я к нему имел косвенное отношение. Однако меня туда направили. Были сложности и на этот раз, но тут возмутилось мое начальство: «Неужели мы не можем нашего еврея послать хотя бы в Болгарию?!» И вот, в один прекрасный день пришла телеграмма: меня вызывают в Болгарию. Как раз в это время дочка кончала школу. Я не знал, радоваться мне поездке или переживать. Но все-таки поехал. Потом узнал причину вызова. Председатель Совмина СССР Рыжков был в Болгарии, и во время совместного застолья его болгарский коллега, Ваня Филипов, пожаловался, что не хватает советских специалистов. Узнав, что коллегу обижают, пьяный плачущий большевик «популярным русским языком», которым он безукоризненно владел, объяснил министрам их перспективы. В итоге стали трубить общий сбор.
Была сотня разных инструктажей: от партийных органов, КГБ, министерства. Нас предупреждали, что там постоянно будут какие-то провокации. Ничего подобного я не увидел. Это был обычный пыльный поселок. В нем работало много советских специалистов. Таких поселков было несчитано и в Советском Союзе. Их проектировали те же люди.
Большинство сотрудников пыталось продлить свое пребывание за границей, стремясь заработать. Надо отметить: руководство стройки шло нам навстречу. Продукты в болгарских магазинах были дороже и отличались от тех, к которым мы привыкли в России. И вот, чтобы сэкономить нам средства и обеспечить всем необходимым, руководство стройки, с помощью посольства, завозило советскую еду по довольно низким ценам. Деньги вычитали из нашей зарплаты, а у нас были колбаса, сыр, шпроты и другие забытые в России деликатесы.
Однажды я стоял за этими продуктами. И тут незнакомая женщина подошла и сказала: «Извините, пожалуйста, у меня ребенок один, можно взять без очереди?» Народ был очень недоволен. Ей сказали, что у всех ребенок один, а она может постоять или прийти потом. Женщина расплакалась и ушла. «Кто это?» – спросил я. Мне ответили: «Жена Волкова».
Кровь прилила к моему лицу. Волкова я видел один раз. Это был молодой человек, не старше тридцати пяти лет, но у него случился инфаркт. Его увезли в больницу, и растерянная женщина осталась одна с малыми детьми. Квартиры в России у них не было, поэтому работа в Болгарии давала надежду, что они смогут купить себе жилье и поправить материальное положение.
Увидев заплаканную женщину, я не выдержал и сказал: «Все вы – твари!». А в очереди стояли жены руководящих работников, от которых зависело мое пребывание в Болгарии. Так что это была моя последняя поездка за рубеж из СССР. Но я ни о чем не жалел. Подошел к женщине за прилавком и попросил: «Собери мне продукты, записанные на Волкову». Она дала. Я догнал Волкову, помог занести сумки в дом. Помню, предложил заниматься с детьми шахматами, справился, как ее муж, и заодно попросил рассказать, с чего у него начался инфаркт, какие были симптомы. Она рассказала: заболела левая рука, была тошнота, очень похоже на пищевое отравление.
6 апреля 1989 года на улице города Тбилиси мне стало плохо. Симптомы были те же: болела левая рука, тошнило. Говорят, при инфаркте главное – точно установить диагноз, что трудно. Иногда даже в больницах долгое время врачи с помощью кардиограмм и других методик не могут точно определить инфаркт. Когда мне стало плохо, у меня в голове тут же ясно возникли слова: «Болит левая рука, тошнит, похоже на пищевое отравление». Я взял такси, приехал домой и кричу жене:
– У меня инфаркт!
– Почему ты так думаешь? У тебя болит живот!
– У меня инфаркт. Вызывай «скорую»!
Жена стала убеждать меня, чтобы я выпил минеральной воды, а я продолжал требовать:
– Вызывай «скорую»!
Вызвали. Работники «скорой помощи» констатировали инфаркт. Отвезли в больницу, и там меня встретила врач. От нее я узнал, что если бы промедлили пару десятков минут, спасти меня было бы невозможно. А потом эти давние истории ушли из памяти, и не видно было между ними никакой связи.
Но недавно, после операции на сердце, жена спросила: «Как ты тогда узнал, что у тебя инфаркт?» Тут мне и вспомнилась очередь за продуктами в Болгарии. Не знаю, были ли те Волковы евреи. Поговаривали, что да, но скрывают это. Одно я знаю: Творец проверяет нас каждую секунду. Ведь в очереди я стоял за свиной колбасой, которую ел тогда с большим удовольствием и с маслом. Но Он постоянно посылает нам испытания. Видно, от каждого нашего действия зависит так много, что наши поступки даже в ситуациях, которые, казалось бы, ничего не решают, спасают нам жизнь и переворачивают нашу душу.
P.S. Недавно, перечитывая этот рассказ, я задумался: а правильно ли я тогда прореагировал? У меня нет ни тени сомнения, что я правильно сделал, уступив свою очередь. Но зачем ругал других людей? Возможно, мне просто хотелось выглядеть героем в собственных глазах. И я выдержал только половину испытания. А если бы молча уступил свою очередь, то, может быть, инфаркта не было бы вообще.