Обложка из книги «Акива и Рахель. История великой любви». Автор книги Герцель Давыдов
Четыре пастуха заняли особое место в нашей истории — настолько особое, что Тора и Традиция подчёркивают их профессию: праотец Яков, отец пророков Моше, царь Давид и рабби Акива. Яков заложил основание народа; Моше вывел народ из Египта и принёс ему Тору; Давид построил государство и подготовил всё для постройки Святилища; рабби Акива принёс народу «Тору изгнания». Она, эта Тора рассеяния и беды, позволила нам выжить и остаться (стать?) «народом Б-га». И хотя «пастухами были отцы наши издревле» — именно у этих четырёх пастушество становится не просто образом жизни, но образом Всевышнего — Пастуха и Хранителя.
Рабби Акива бен Йосеф родился, вероятно, в 17 году по новому летоисчислению (есть источники, относящие это к 40 году). Сын геров — считается, что его отец Йосеф — перешедший в иудаизм потомок ханаанского военачальника Сисры, жестокого антисемита, 20 лет притеснявшего евреев.
Жил рабби Акива, согласно преданию, 120 лет, как и Моше — и тогда его гибель падает на 137 год. Через 2 года после разгрома армии Бар-Кохбы, чьим «оруженосцем» (и вдохновителем восстания) рабби Акива был. Участие в той войне евреев из Египта и Ливии в немалой степени можно отнести на счёт его, разъезжавшего по миру и, вероятно, собиравшего средства и воинов на борьбу. Слово рабби — возможно, авторитетнейшего законоучителя этого богатого мудрецами поколения, было для многих непререкаемым законом.
Не совсем понятно, казнён он как бунтовщик или как нарушитель имперского запрета изучать Тору. Но если к Моше смерть пришла самым лёгким способом, «в поцелуе», то кончина рабби Акивы, чью плоть римские «гуманисты» растерзали железными крючьями, кажется провозвестием страданий народа в долгом изгнании. Если же учесть, что Адриана, правившего в 117-138 годах, с лёгкой руки историка Гиббона принято именовать «одним из пяти хороших императоров» (90-180), «при которых положение человеческого рода было самое счастливое и цветущее», нам придётся признать, что геноцид еврейского народа и садистские казни его мудрецов и воинов есть знак сугубого благоденствия и процветания. И особенного величия — после подавления еврейского восстания 131-135 годов Адриан повторно удостоен Императорского титула.
Писать о рабби Акиве легко и сложно. Талмуд и мидраши переполнены его собственными и учеников рассуждениями, притчами и фактами; считается, что практически весь Устный Закон дошёл до нас через его ешивы. Трактат Вавилонского Талмуда Сангедрин говорит о главных трудах эпохи: «Мишна основывается на мнении рабби Меира, Тосефта — на мнении рабби Нехемьи, мидраш Сифра — на мнении рабби Йеуды, мидраш Сифри — на мнении рабби Шимона бар Йохая, но все они опирались на то, чему научились у рабби Акивы».
Всё это относится к биографии духа — истинной биографии мудрого человека. А вот что касательно личной биографии — сведения довольно скудны и нередко противоречивы. Принято упоминать, что рабби Акива до 40 лет был безграмотным (по другой версии, выучив к 40 годами алфавит и Пятикнижие, он со старшим сыном, будущим мудрецом Талмуда Йешуа бен Карха, отправился в академию в Явне). Пас Акива скот одного из богатейших людей Йерушалаима по прозвищу «Кальба Савуа» (Сытая Собака) — так его звали за гостеприимство, «никто из нуждающихся, даже собака, не уходил от него не насытившись». Дочь хозяина Рахель увидела в безграмотном пастухе скромность и иные высокие качества, они полюбили и поженились, несмотря на категорический отказ отца. Тот поклялся, что никогда ничего не даст им из своих богатств!
Рахель как условие брака взяла с жениха клятву, что он станет изучать Тору. Отец, конечно выгнал непокорного зятя с работы; жили они в нищете, но в любви и были счастливы. Акива, выполняя обещание, попытался учиться, вскоре к нему присоединился чуть подросший сын… Дело не шло; тем более, что, как рабби Акива позже рассказывал, «в молодости я так ненавидел мудрецов, что дай мне одного из них — я укусил бы его ослиным (дробящим кости) укусом!». Интересно, сколько «рабби Акив» таится среди нынешних «борцов с религиозным засильем»?
Дальше следует популярная агада: Акива обратил внимание, как вода проделала в каменной плите у источника глубокую борозду. «Раз слабая вода сумела по капле пробить камень, тем более Тора по капле оставит след в моём сознании!» — решил великовозрастный неуч и принялся за дело с энтузиазмом. Быстро опередил сына — и они отправились в академию.
Следующие, разбросанные по Талмудам и другой классике, агадот (притчи, сказания) скорее символичны, нежели буквальны — хотя есть в них и биографические элементы. По одной, Рахель, увидав, что муж начал делать успехи, уговорила его отправиться на серьёзную учёбу, продав свои прекрасные золотистые волосы («не волнуйся, когда эти деньги кончатся, я умею работать»). У них успели родиться второй сын и дочь, семья без кормильца зажила бедно.
Очаровательная притча про каменотёса, который слой за слоем, срез за срезом стесал гору и бросил её в Иордан — «так же Акива понемногу, собирая всё, что удавалось, изучал Тору слой за слоем, не теряя ни дня». Учителями его были величайшие мудрецы поколения — от школы «Бейт Шамай» — рабби Элиэзер бен Гурканос; Талмуд приводит историю, в которой небесный голос подтверждает: «Что вы спорите с моим сыном Элиэзером, закон всегда соответствует его мнению!». От школы «Бейт Гиллель» — рабби Йеошуа и «Нахум Иш Гам-Зу» — мудрец, в имени которого игра слов: от происходил из поселения Гамзо и был настолько убеждён, что в созданном и управляемом Б-гом мире не может быть зла и всё в конечном итоге приведёт к добру, что постоянно приговаривал: «гам зу ле това» (и это к лучшему).
Проходит 12 лет учёбы — и рабби Акива, уже то ли с 12000 учеников, то ли с несколькими, то ли сам с собой либо со старшим сыном отправляется наконец навестить жену и детей, у которых все годы от него не слуху, не духу. Есть, впрочем, и иная версия: друг Акивы Элиша бен Авуя, тогда ещё «рабби» («Поучения отцов» приводят мишну от его имени), а после «Ахер» (чужой, изменник), и жена рабби Элиэзера по имени Има-Шалом (Мирная Мать) пересказывали Рахели в малейших подробностях всё, что происходило с её мужем.
Вообще-то, коли родился он в 17-м, 52 года его попадают на самый разгар «Иудейской войны», да и академия в Явне ещё не стала главным центром еврейской учёности (это случится после падения Храма и Йерушалаима, в 68-м или, по нееврейским источникам, 70-м году). Но не будем мелочиться.
Подходит к дому супруг и слышит: то ли зловредный сосед, то ли (в другой агаде) сердобольная соседка советует Рахели обратиться к мудрецам и потребовать развода, «ибо ты живёшь вдовой при живом муже». А та отвечает: «если бы он услышал меня, пусть бы ещё 12 лет он безвылазно занимался Торой!».
Рабби поворачивается, не заходя в дом, и ещё на 12 лет возвращается в Явне. Разумеется, это не совпадает с другим мидрашем: «40 лет рабби Акива был неучем, 40 — учеником и 40 — учителем народа», а 12 плюс 12 всё-таки никак не 40 — но мы же договорились не мелочиться.
Вот хэппи энд: через 24 года, окружённый 24000 учеников (по периметру или стройными рядами?), рабби Акива возвращается в селение, к нему бросается старушка, ей преграждают путь, а рабби произносит: «Оставьте её, вся моя и ваша Тора — её они!». К мудрецу приходит старенький Кальба Савуа, давно раскаявшийся в сгоряча данной клятве и желающий помочь дочке и внукам, просит освободить его от клятвы. «Ты поклялся потому, что он беден или потому, что неуч?» — спрашивает судья. — «Конечно, потому что неуч!». «А если бы он стал мудрецом Торы, ты бы дал клятву?» — «Никогда!». Судья освобождает его от обязательств (как при клятве, данной по ошибке) и признаётся, что зять — это он. Тесть в чувствах дарит им половину состояния. И наступает в семье мир, покой, довольство и возможность постигать и дарить Тору без материальных забот.
Есть на пути к сугубой буквальности препоны — другие агадот называют Кальба Савуа одним из трёх богачей, взявшихся обеспечить нужды осаждённого римлянами Йерушалаима. Скорее всего, он погиб при штурме или в последующей резне значительно раньше возвращения Акивы к Рахели. Да и богатств в разорённой, обезлюдевшей и выжженной стране, даже если бы он чудом вырвался из пекла, не шибко-то.
Агады и мидраши хотят обучить нас чему-то куда более важному, чем составлению таблиц архивистов. Они — как бы из другого мира. Просто, за малой информацией историографической (что не сюрприз после Иудейской войны, восстания Бар-Кохбы и геноцида начала 5 века), пользоваться больше нечем.
Пройдя «курс пожилого бойца» и начав одолевать в спорах учителей, рабби Акива открывает собственную ешиву — сперва в Лоде, а в конце жизни в Бней-Браке. Ум у него был точен, широк и ясен до невообразимости. Он — один из самых цитируемых в Талмудах мудрецов. И хотя у нас не принято взирать на лица и нередко следует вывод: «закон здесь не как рабби Акива»,- но его участие всегда проясняет задачу и вносит в дискуссию элементы изощрённой логики. Им разработан новый способ интерпретации и выведения законов, образно описываемый в знаменитой агаде.
«Сказал рав Йеуда со слов Рава: — Когда Моше взошёл на небо, ему открылось такое видение: сидит на престоле Всевышний и украшает буквы Торы венчиками.
— Г-сподь,— вопрошает Моше, — для чего эти венчики?
Отвечает Всевышний:
— Через много поколений должен родиться человек по имени Акива бен Йосеф, и ему суждено из каждой чёрточки этих венчиков извлекать великое множество законотолкований.
Просит Моше:
— Г-сподь, дай мне увидеть этого человека.
— Гляди,— говорит Б-г.
Видит Моше: учитель — и перед ним, рядами, ученики. Занял Моше место в конце восьмого [последнего] ряда, слушает и недоумевает, о каком это законе у них речь идёт? Но вот он слышит, на вопрос учеников:
— Рабби, на чём основываешь ты это толкование? — Рабби Акива отвечает:
— Оно вытекает из принципов, установленных Моше на Синае.
С бодрым и радостным духом, снова представ перед Всевышним, Моше говорит:
— Есть у Тебя такой человек, почему же Ты даёшь Тору через меня?
— Молчи, так предопределено Мною.
— Г-сподь! Ты показал мне всё величие Торы у этого человека, покажи мне и награду, назначенную ему.
— Смотри,— отвечает Всевышний.
И видит Моше: тело Акивы лежит растерзанным на куски, как мясо на весах резничных.
— Г-споди! — восклицает в ужасе Моше. — За такие заслуги — и такая награда?
— Не спрашивай,— слышит Моше ответ Всевышнего,— так предопределено Мною.»
Тора Моше — это Тора несомненного и очевидного. Б-г близко, есть пророчество, стоит Храм с постоянными чудесами, евреи — сильный и уважаемый народ… А рабби Акива высказал идею о том, что законы, выведенные путём толкований по полученным на Синае принципам, имеют такую же силу, как законы, записанные прямо в Торе. Учение его построено на постулате: в (Письменной) Торе нет ничего случайного и ненужного; Тора есть логическая и аналитическая система, где всё должно быть выведено или как минимум обосновано.
Её место — в мире, где нет очевидных чудес и когда из всех атрибутов нашего величия остались только «4 локтя Закона вокруг того, кто сидит и учится». В любой тьме изгнания, при любом ослаблении жизненных сил, пользуясь только человеческой логикой и изучив сотворённое мудрыми прежде — народ сумеет сохранить Душу и Закон, интерпретировать его в соответствии с изменяющимися условиями, заново оживить себя. Есть, например, книги, где собраны вопросы, которые задавали раввинам во время Холокоста в концлагерях и гетто — они невообразимы, и всё равно ответы базировались на принципах, разработанных рабби Акивой…
Рабби Акива со своими учениками начал работу на составлением свода законов, завершённую через столетие Рабейну а-Кадош, святым рабби Иеудой а-Наси и его академией. Рабби Акиву поэтому называют «отцом Мишны», именно после него начали ходить по рукам алахические кодексы. Тора света и непосредственного духовного «осязания» сменяется, с разрушением Второго Храма, Торой полумрака и Торой тьмы.
Там, где у римлян «хорошие императоры» и «человеческое довольство», у нас — трагедии и подготовка «духовной провизии» на далёкий и нередко скорбный путь.
Говорит агада, что «четверо вошли в Пардес», в полное и объёмное знание Торы, включающее её скрытую часть — в духовный мир, открывающийся лишь умершим праведникам. Были это Бен Азай — «взглянул и умер», Бен Зома — «взглянул и сошёл с ума», Элиша бен Авуя — «вытоптал насаждения», «сказал, что есть две власти на небесах и перестал соблюдать законы Торы». И «только рабби Акива вошёл с миром и вышел с миром». Может быть, оттого, что в корне его Торы была великая любовь, ведь только из-за любви к Рахели он стал мудрецом и праведником. А любовь делает всё единым, и в этом едином мире человек способен пройти огонь и воду и видеть всегда и везде улыбку Всеединого. О силе любви в Б-гу и искренности его молитвы агада говорит, что: «ни разу не бывало, чтобы рабби Акива начал молитву у одного столба (синагоги) и закончил возле него же».
Неведомо, кто кого пережил из Акивы с Рахелью. Видимо, она всё-таки ушла раньше — не из-за этого ли рабби Акива «обознался» и признал Бар-Кохбу вероятным Машиахом? А за ним и большинство мудрецов поколения, поддержавших восстание, непосредственным поводом к которому послужило оригинальное исполнение обещания «хорошего императора» Адриана восстановить Йерушалаим — теперь он собрался построить на месте еврейской столицы Элию Капитолину, типичный римский город, заселённый легионерами, с храмом Юпитера посредине. Кстати, нынешний «Старый город» Йерушалаима — в немалой степени архитектурный наследник этого «подарка».
Поныне мы соблюдаем траур по «24 тысячам учеников рабби Акивы, умершим от эпидемии из-за того, что недостаточно уважали (Тору) друг друга» — поскольку все они были великими мудрецами. Знаем про «5 учеников его, найденных на Юге, от которых Тора перешла в поздние поколения». (Мидраш «Танхума» говорит о 300 учеников в «молодости» и 7 в старости). День же гибели рабби Акивы мы не отмечаем — он живёт в душах учащихся.
Закончу рассказ мудрой и трагической историей из Иерусалимского Талмуда. «Рабби Акива предстал перед судом Тунус Труфуса, злодея. Настало время чтения Шма. Начал читать Шма и засмеялся. Сказал ему старец: глух ты или не ощущаешь страданий? Ответил ему: Не глух я и ощущаю страдания. Но все дни читал я этот стих, печалился и говорил: «Когда [доведётся мне] исполнить три [вещи] — „Люби Г-спода, Б-га твоего, всем сердцем твоим, всей душой твоей, всем достоянием твоим“? Молился я всем сердцем моим, и молился всем достоянием своим и всей душой моей, и не мог быть уверенным в этом. А сейчас, когда пришёл час осуществить всей душою моей и наступило время чтения Шма, не направлю ли я всё сознание своё (на это)? Вот поэтому я читаю и смеюсь.» Он не успел договорить — и отлетела душа его со звуком «Эхад» (един).
На прощанье — две его загадки. «Всё предопределено (Всевышним), но дана (человеку) свобода (выбора)». «Великое правило Торы — люби ближнего, как самого себя». Ударение — на «как себя».
Хорошо, когда тебя ведёт такой пастух!
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
