Тысячи унифицированных могил; ровными шеренгами — плиты, кресты… Разброс дат рождения, лежащих здесь несколько десятилетий, все даты смерти умещаются в три летних месяца 1944-го.
Это немецкое военное кладбище в Нормандии у дороги из Шербурга в Байо. Уточню: одно из шести немецких военных кладбищ в Нормандии, среди десятка других — английских, американских, канадских и даже одного польского, — погибших тем летом, не вмещала земля…
О многом думаешь, стоя здесь, мысли и чувства мешаются. Вот год рождения на плите — 1910, офицер вермахта… Этот успел повоевать, наверное. Скорее всего, и на Восточном фронте. Он или кто-то из лежащих здесь мог быть прямо причастен к гибели моего деда…
Прислушиваюсь к душе — только тоска. Дед погиб, защищая Родину и на Родине, но могилы не обрел — там, в Синявинских болотах под Ленинградом, костей не собрали до сих пор… Немцы — собрали и похоронили всех, кого только можно, по всему миру, поименно. А мы если и вспоминаем о памяти павших, то, как в случае с Эстонией, только по политическим соображениям: все расчесываем имперские прыщи, вместо того, чтобы прийти в себя и попробовать жить по-человечески. Что, может быть, начинается как раз с уважения к мертвым, своим и чужим.
Кстати, над прахом немецких воинов, посреди кладбища, стоит памятник: огромный крест и две скорбящие фигуры под ним — человеческие и абсолютно абстрактные. Никаких бронзовых солдат вермахта: они невозможны во Франции, как в сегодняшней Эстонии — как бы мягче сказать?- нежелателен солдат сталинской Красной армии. Легко понять, кажется…
Тут, на военном кладбище в Нормандии, никакой политики, никаких кукишей в кармане. Только люди — мертвые и живые: случайно проезжавшие мимо и поразившиеся увиденному, как мы с женой, или приехавшие специально- по преимуществу немцы, разумеется. Редко- родственники (цветов на могилах немного). У ворот- автобус бундесвера; десяток солдат, совсем молодые парни и одна девушка, в тишине ходят среди могил… Те, что лежат здесь, в большинстве были моложе их.
Дата рождения на плите — 16 мая 1926 года. Погиб через месяц после своего восемнадцатилетия. Сам он не успел проголосовать за Гитлера — это, наверное, сделали его родители в год, когда он пошел в школу…
Голосуя за нового лидера нации, за возрождение страны, за сильную Германию, за стабильность и порядок, они, конечно, не думали, что голосуют за позор, унижение и скорую гибель сына в далекой Нормандии, в страшном месиве того лета… Как не за это голосовали те немцы, чьи города, вместе с детьми и стариками, в том же сорок четвертом и следующем сорок пятом были стерты с лица земли союзной и советской авиацией. Но проголосовали все они в итоге — именно за это! Даже те, которые не голосовали.
Прохаживаясь вдоль этих крестов, я думал об оброке, который история, не торопясь, собирает с людей за политическое невежество, за умственную лень, за трусость, за равнодушие…
И о том, что «главный урок истории заключается в том, что никто не извлекает уроков из уроков истории» (Бернард Шоу).
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
