Окончание. Начало в № 778
Как было на фронте? Об этом писал в эмиграции Лев Копелев, который в годы войны протестовал против грабежей и насилия красноармейцев, да угодил за это на много лет в лагеря.
«Почему среди наших солдат оказалось столько бандитов, которые скопом насиловали женщин, девочек, распластанных на снегу, в подворотнях, убивали безоружных, крушили все, что не могли унести, гадили, жгли. И разрушали бессмысленно, лишь бы разрушить. Как все это стало возможным?» (Л. Копелев «Хранить вечно», США, изд. Ардис, 1978, с. 16)
За собственный взгляд на войну, выраженный в письме к приятелю, поплатился и А. Солженицын, чей путь в ГУЛАГе пересекся с Л. Копелевым в одной шарашке.
«У нас установилась и долгое время торжествовала солнечная картина триумфального марша наших войск по Европе навстречу Победе. Освободители! Как нас любили… Мы не заметили, как красивая легенда стала трескаться, ржаветь…» — это слова Даниила Гранина из предисловия к фронтовым дневникам Бориса Слуцкого, которые ждали публикации 55 лет после окончания той войны.
Когда Борис Слуцкий делал фронтовые записи, он вряд ли думал их издать. Тем более что на фронте запрещали вести дневники. Но через 50 лет после смерти поэта дневники были изданы (Слуцкий Б. «Записки о войне. Стихотворения и баллады», Спб., изд. Logos, 2000).
Ниже фрагменты из книги Бориса Слуцкого.
«Капитан Назаров, мой комбат… из колхозных агрономов, за обедом рассказывал мне, как он бил пленных в упор, в затылок из автомата…» (с. 26)
«20 февраля 1943 года на станции Мичуринск наш эшелон стоял рядом с эшелоном пленных. Здесь были итальянцы, румыны, югославские евреи из рабочего батальона. На платформе валялись десятки желтых трупов. Их крайняя истощенность свидетельствовала, что причиной смерти был голод; однако достаточно было взглянуть в окно, чтобы понять, что пленные страдают от жажды больше, чем от голода.
Через окна шла жуткая торговля. Жители подавали туда грязный снег, смерзшийся, февральский, политый конской мочой, осыпанный угольной пылью. За этот снег пленные отдавали часы, ридикюли, кольца, легко, снимавшиеся с истощенных пальцев. Вдоль окон ходила маленькая девочка с испуганными глазами. Она давала большие куски снега бесплатно… В окне югославский еврей в бараньей шапке кричал скребущим по душе голосом: «Я хочу работать! Я не виноват! Я не хочу умереть с голоду!» (с. 27)
Грабежи в Румынии: «Разведчики, которые носили по одиннадцать часов на левой руке — от плеча до заплечья…» (с. 43).
«На командном пункте 60-го полка многие месяцы жили две девчонки лет двадцати-двадцати двух. Они чистили картошку для офицерских столовых, носили сальные ватные брюки, жили в сырых землянках, спали со всем персоналом штаба по очереди… У них была кошачья привязанность к привычному месту, своеобразный патриотизм полкового масштаба». (с. 43).
«В Констанце мы впервые встретились с борделями. Командир трофейной роты Говоров закупил один из таких домов на сутки… Закупив бордель, Говоров поставил хозяина на дверях — отгонять посетителей, а сам устроил смотр нагим проституткам. Их было, кажется, двадцать четыре. За свои деньги он заставил их маршировать. Делать гимнастические упражнения и т. д. Насытившись, Говоров привел свою роту и предоставил женщин…» (с. 46).
В Австрии «… Впереди всех факторов шествовал страх — всеобщий и беспросветный, заставлявший женщин при встрече с солдатом поднимать руки кверху, вынуждавший мужей стоять у дверей, когда насиловали их жен» (с. 128).
Б. Слуцкий описывает, как ему, советскому офицеру, жалуются в небольшом селе австрийские женщины. «Здесь была девушка, которую изнасиловали шесть раз за последние три дня. Это была неуклюжая деревенщина… В ее тусклом взгляде я не нашел ни страдания, ни стыдливости. Все прошло. Осталась одна усталость» (с. 129).
«В маленькой штирийской деревушке жила женщина — венская еврейка, два года прятавшаяся здесь от полиции. Ее не выдавали, даже подкармливали — сказывалась традиционная деревенская порядочность и жалось к ее трехлетнему мальчику… Однако послушаем, что она говорит: «Я часто слушала радио и хорошо знаю о Красной Армии. Я ждала вас. И я всю жизнь любила только одного мужчину. А сейчас приходится спать с каждым солдатом, который проходит через деревню. По его первому слову». Она отходит в угол, и ее лицо окончательно обезображивается рыданиями» (с. 148).
Война с фашистской Германией была ужасной с первого до последнего дня. Увы, наступая, советские полководцы от Курска до Берлина обильно полили землю кровью вверенных им солдат. Нет сомнения, что для оставшихся в живых 9 мая 1945 года — Великий праздник. Героическое и трагическое, высокое и низменное переплелось в той войне в тугие узлы. Но об этих узлах нужно говорить всерьез, а не петь себе одни дифирамбы, как было в СССР и ныне в России. К сожалению, мы слишком долго вкушали ложь советских радио, кино и телевидения. Наверное, поэтому воспоминания некоторых ветеранов напоминают те передачи.
3. О Холокосте
На территориях Советского Союза, оккупированных в 1941 — 1943 годах, проживали более 80 млн. человек. В их числе оказались около 3 млн. евреев. Почти все они погибли. Именно на оккупированных советских территориях началось тотальное истребление евреев, продолженное потом в Освенциме, Майданеке и других концлагерях. В СССР сформировалось особенное отношение к уничтожению фашистами евреев и к памяти об этом.
Трагедия евреев замалчивалась вплоть до 22 июня 1941 г. Это привело к тому, что не все евреи хотели эвакуироваться или задержались с эвакуацией и погибли.
Отдельные случаи информации были. Так, 24 августа в Москве состоялся радиомитинг еврейской общественности, где Эренбург сказал о себе как о русском писателе, но «гитлеровцы напомнили мне и другое. Я — еврей! Я говорю это с гордостью. Нас сильно ненавидит Гитлер». («Еврейский Антифашистский Комитет в СССР 1941 — 1948. Документированная история». М., 1996, с. 71). Но в целом замалчивались массовые расправы над евреями, а с другой стороны, всех погибших в зоне немецкой оккупации стали именовать «мирными жителями». Единственное выступление И. Сталина по поводу Холокоста состоялось 7 ноября 1941 г. перед началом военного парада на Красной площади, где он заявил о еврейских погромах, напомнивших мрак Средневековья («Правда» 7 ноября, 1941). Но в дальнейшем ни во время войны, ни после ее окончания Сталин о событиях Холокоста не упоминал. Возможно, готовился доделать то, что не успел Гитлер.
В. Молотов оставил свой след в вопросе о нацистских зверствах по отношению к евреям в одной ноте и двух заявлениях советского правительства, опубликованных в «Правде» 6 января, 18 и 19 декабря 1942 г. А затем лишь изредка в 1943 — 45 гг. на страницах советской печати появляются сообщения о Холокосте, главным образом, в статьях Ильи Эренбурга. Он же первым сообщил в советской прессе («Правда», 17 декабря, 1944 г.) о гибели 6 миллионов евреев Европы. Было еще по одной публикации Алексея Толстого об убийствах евреев на Кавказе и Константина Симонова — — о Майданеке. Но в целом это были исключения. Систематической информации о Холокосте в советской прессе и на радио не было. Лишь малотиражная газета на идиш «Эйникайт» была информатором о трагедии советских евреев. Об этом написал Г. Смоляр в книгах «Минское гетто» и «Мстители гетто», вышедших небольшими тиражами в 1946 и 1947 годах в Москве.
«Еврейский Антифашистский Комитет» создал литературную комиссию под руководством Эренбурга для выпуска «Черной книги». Коллектив авторов провел огромную работу и подготовил рукопись к печати. Но издание книги под надуманным предлогом было запрещено Главлитом по указанию из Кремля.
Едва открытый после окончания войны Вильнюсский еврейский музей принял на хранение рукопись «Черной книги», но музей закрыли в 1948 году.
На памятниках жертвам Холокоста запрещали писать, что они установлены в память о погибших евреях.
Первым громогласным напоминанием о Холокосте стали строки Евгения Евтушенко в 1961 году: «Над Бабьим Яром памятника нет…». И хотя изредка в советской печати появлялись упоминания об убийствах евреев в годы войны, но именно стихотворение Евтушенко в «Литературной газете» стало событием, всколыхнувшим общественность.
Идеологический отдел ЦК КПСС запретил в 1967 г. публикацию на русском языке книги польского коммуниста Б. Марка о восстании в Варшавском гетто — под предлогом, что книга — «сионистская пропаганда».
С начала 1970-х годов КПСС приравнивала возложение венков с еврейской символикой к местам массовых захоронений убитых гитлеровцами евреев к антисоветской деятельности.
И лишь в разгар «Перестройки» — в 1987 г. на Востряковском кладбище в Москве был разрешен митинг памяти жертв Холокоста. Именно в перестроечные годы появился роман Анатолия Рыбакова «Тяжелый песок». В 2004 году по мотивам этого романа завершен 12-серийный фильм, но в прокат он до сих пор не попал.
Первая обобщающая монография о Холокосте на территории Советского Союза появилась лишь в 2002 году (Альтман И. «Жертвы ненависти. Холокост в СССР. 1941 — 1945 гг., М., изд. «Совершенно секретно», 2002, 545 с.).
Не вызывает сомнения, что сегодня память о Холокосте куда естественней хранить на Западе, то есть, вне России и других стран бывшего СССР, где набирает силу русский, украинский и прочий фашизм, родственный и гитлеровскому нацизму, и нынешнему исламофашизму в Иране и арабских странах. Избиения, убийства и массовые демонстрации антисемитов, отрицание Холокоста стали повседневной реальностью «… от Москвы до самых до окраин», от Тегерана до Джакарты, от Дамаска до Эр-Рияда, от Таиланда до Судана.
Вот почему столь важно нашим иммигрантам все факты ужасающих событий Второй мировой войны донести до потомков.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
