Я вижу глухих в переполненном зале,
Я слово держу, как любимую скрипку.
Но руки и сердце опять задрожали:
Как мне в вас насмешку сменить на улыбку?
Арье Юдасин
Недавно я был командировке в Киеве. На моём творческом вечере по книге«Счёты жизни и смерти» мне подарили украинский русскоязычный журнал «Фокус». Одно интервью привлекло моё внимание. Журналист беседует с Меиром Шалевым, одним из крупнейших израильских писателей современности, чьи книги переведены на 16 языков. Писатель, кумиром которого является идейный антисемит Гоголь, естественно, левый. Два вопроса и ответа из интервью я процитирую. Заранее извиняюсь за нелепые вопросы и самоуверенные ответы.
Журналист: «Будучи светским человеком, вы написали две книги, собственную интерпретацию библейской истории. Считаете, что Тора – это общенациональное достояние, а не собственность религиозного истеблишмента?»
М.Ш.: «ТаНаХ — корпус текстов, лёгший в основу Ветхого Завета, в отличие от Нового Завета и Корана, — книга не только религиозная и законодательная, в ней много дерзких литературных сюжетов. Царь Давид совратил замужнюю женщину (которая в последствии забеременела от него) и отправил на смерть её мужа. Эта часть ивритской литературы – очень смелая, бесподобная по художественным достоинствам. Рассматривая ТаНаХ лишь с религиозной точки зрения, мы упускаем его литературную часть. Кроме того, в ТаНаХе есть политический фон, актуальный в наше время. Там корни нашего отношения к высшей власти. В нём нет ни одного царя, представленного совершенным праведником, включая Давида и Соломона. Поскольку настоящий наш царь – это Всевышний, который правит при помощи пророка, используя институт царства, за неимением выбора».
Журналист: «Вы часто говорите, что, будучи иерусалимцем, не любите Иерусалим. Вряд ли только из-за того, что Гоголь после его посещения сжёг второй том «Мёртвых душ».
М.Ш.: «Иерусалим раздражает и нервирует меня. Из-за святости этого города люди гибнут, как в эпоху крестовых походов. Три больших города повлияли на судьбы мира – Рим, Афины и Иерусалим. Рим и Афины – объект исследований туристов и археологов. Иерусалим – вотчина политиков, солдат и сумасшедших. Люди теряют нормальность из-за этого города. Мертвецы этого города по-прежнему очень активны и влиятельны. Юлий Цезарь не имеет никакого отношения к современной Италии. Но наш царь Давид словно веет диалог с главой правительства Израиля, советуя, как поступить. Это я не люблю в Иерусалиме. Он всё время оглядывается назад, вместо того, чтобы идти вперёд».
Теперь я начинаю вспоминать свой путь к царю Давиду. Наверное, пока я прошёл только маленькую его часть. Написав три книги, в которых были только мои воспоминания и немножко Торы, я понял, что на эту тему исписался. Яков Доктор посоветовал написать книгу, основанную на комментариях к недельным главам Торы. Мой рав Моше Эльяшив объяснил, что я должен посоветоваться — имею ли я право писать на эту тему, с большим мудрецом Торы. Такой нашёлся в ешиве – Рав Иеуд Раковский. Я подошёл к нему. Он попросил перевести один рассказ. Выслушав перевод и мой робкий вопрос, имею ли я право писать на эти темы, ответил безапелляционно: «Ты не имеешь права — ты обязан. Я не встречал никого, кто умеет таким простым языком говорить о таких сложных вещах».
Поэтому в последующих моих книгах Торы гораздо больше. Чаще всего я делюсь своими открытиями с Учителем. Иногда он указывает, кто до меня «изобрёл этот велосипед». И тогда я привожу свой ответ от имени автора комментария. Чаще рав говорит: «Я слушаю», то есть у него нет опровержения моей идеи и нет источника, чтобы её подтвердить. Реже говорит, что это писать запрещено, а однажды на мой вопрос он ответил, что «мне запрещено даже думать на эти темы». Могу ли я говорить о царе Давиде, я пока ещё не спрашивал.
Естественно, Меир Шалев не знаком с Устной Торой и не обладает достаточным страхом перед Небесами, что видно из интервью. Он может написать талантливую литературную фантазию о царе Давиде. Но к личности царя Давида это не будет иметь никакого отношения. Кроме того, Меир Шалев сам сказал: Иерусалим раздражает его тем, что он подсознательно ощущает его Святость. И ещё — он считает, что здесь слишком много прошлого и нет связи с будущим. То есть — он не видит в будущем Машиаха, потомка Давида и в определённой степени его перевоплощение.
Я уже 26 лет учу Тору. Мне кажется, что всё-таки, я боюсь Б-га. Научился писать рассказы. Слышу музыку, когда пишу свои песни. Как Давид. Пою. Несмотря на это, я не уверен, что у меня хоть на капельку получилось бы отразить истинный образ царя Давида.
Почему я назвал рассказ «Насмешка»? Потому что не было на земле человека, над которым насмехались бы больше, чем над великим царём. В детстве клеймо незаконнорождённого. Какой-то период – имитация сумасшествия. Обвинения в государственной измене и преследования, из-за которых ему пришлось бежать в Филистию. И наконец, история с Бат Шевой, которая любого другого человека привела бы если не к сумасшедшему дому, то хотя бы к импотенции. Над историей царя и Бат Шевы насмехались простолюдины. Мудрецы прекращали учить Тору и задавали царю язвительные вопросы. И царь, имеющий право по своему выбору казнить и миловать, терпит всё это, не пытаясь воспрепятствовать насмешкам.
Что всё-таки случилось? Царь попросил испытание. Ему хотелось встать на уровень с праотцами — Авраамом, Ицхаком и Яковом. Всевышний ответил, что их Он испытывал сильнее. И предупредил Давида, что его испытание будет с замужней женщиной. Естественно, царь мог его выдержать. Но когда ты сам просишь испытание, у тебя забирают Небесную помощь. Давид случайно увидел купающуюся Бат Шеву. Узнал в ней ту, которая была предназначена ему до шести дней Творения.
Кабалисты пишут, что Давид – это перевоплощение Адама, а Бат Шева – перевоплощение Хавы. Царь понял, что она и только она – прародительница Машиаха. Узнал, что она разрешена ему по закону, так как она разведённая (в те времена все солдаты, уходя на войну, разводились со своими жёнами — чтобы, если они пропадут без вести, их жены не остались соломенными вдовами). В чем же тогда вина царя Давида? Что явилось причиной упрёка Небесного Царя и насмешек народа?
Я уверен, дело в том, что к его глобальной мотивации во имя Б-га прибавилась щепотка физической страсти к Бат Шеве. Я его понимаю, какой мужчина не поймёт. Для любого другого человека это норма. Но царь Давид – наместник Царя Мира. А праведников Всевышний судит «на толщину волоса». Так как люди были уверены, что царь согрешил, то возможно, тут были элементы осквернения Имени Всевышнего. И царь Давид признает свои ошибки. Он говорит: «Согрешил я перед Б-гом» и захлёбывается слезами.
Что же такое раскаяние, тшува из любви? Даже в минуты страдания, когда постель — мокрая от слез, даже в период болезней он выполняет заповедь близости со всеми жёнами — только во Имя Всевышнего. Именно это искупает его проступок с Бат Шевой.
Я у него учусь достоинству смирения,
Величию любви, раскаянию в грехах…
И слышится порой мне ангельское пение
И отзвуки Псалмов в удавшихся в стихах
(Арье Юдасин)