С горечью мы узнали о действительно безвременной потере — смерти 59- летнего Виктора Топаллера, одного из самых известных и талантливых журналистов нашей общины.
Мы выражаем самые искренние соболезнования семье Виктора, его жене Галине, сыну Алексу, всем его друзьями и близким.
Для редакции газеты «Еврейский Мир» уход Виктора — это потеря коллеги, который на протяжении нескольких лет вел прекрасную рубрику «Рикошет». Впрочем, в более широком смысле слова — это потеря рупора, голоса всего русскоязычного еврейского мира. Наш народ потерял одного своих самых ярких и честных пророков. В своем творчестве, как и в жизни, Виктор был бесстрашным и бескомпромиссным человеком.
В древности пророки Израиля бесстрашно упрекали царей и сильных мира сего, будучи готовыми во имя истины пожертвовать не только благосостоянием или комфортом, но и самой жизнью.
Думаю, вы согласитесь со мной, что все творчество Виктора, его встречи, статьи и передачи были выражением его еврейской души, горячего еврейского сердца.
С ним можно было не соглашаться, с ним можно было спорить, но никто не мог его упрекнуть в пресмыкательстве или двуличии. Виктор говорил то, что думал и чувствовал.
Виктор страстно любил Израиль, ощущая его боль, как свою собственную. В своих передачах и статьях он делился этой страстью к Израилю, вдохновляя многих из нас, его слушателей и читателей, также страстно и горячо любить наш народ и бесстрашно вставить на его защиту.
Лев Кацин
Для тех, кто этого не предвидел, сообщение ударило словно током. 10 января в Нью-Джерси в возрасте 59 лет после нескольких месяцев борьбы с раком лёгких умер журналист, режиссер, теле- и радиоведущий Виктор Топаллер.
Не стану говорить о других, в огромном числе которых тоже считаю себя пострадавшим, но лично я потерял коллегу и товарища, которого знал лет пятнадцать. Из журналистики и жизни — ставьте два слова в любой последовательности, потому что для него это было одно целое, — ушел высокого класса профессионал, а из жизни не просто чудесный человек. В молодости я не слишком баловал советскую власть трудолюбием и работал в основном по принуждению в специально заведенных для этого учреждениях с адресами почтовых ящиков. В свободное от такого труда время и в компании московских вольнодумцев меня как-то выслушали и спросили, кем я работаю. Вопрос был совершенно невинным, но за меня ответил тоже, увы, покойный поэт Сергей Чудаков. «Интеллигент, — сказал Сережа, — это уже профессия». То же самое можно сказать о Викторе Топаллере, и неправ советский анекдот о том, что в переполненном автобусе бабушке, которой не уступает место, и она сетует на убыль интеллигенции, пассажир-студент отвечает: «Интеллигентов много, бабуся. Местов мало!» Увы и ах, интеллигентов остается все меньше, и Виктор Топаллер был одним из них, московским интеллигентом второго поколения с прекрасным русским языком и четким отношением к автобусу жизни, где не он искал свободного места, а место ждало его. Израильская журналистка, исполнительница песен и бывший вице-мэр Иерусалима Лариса Герштейн, с которой Виктор дружил с первых дней своей репатриации на Святую землю, рассказала мне, что в Израиле их отцы тоже дружили и, «развлекая друг друга, почти ежедневно переписывались стихами». Бывший российский, а ныне украинский журналист Матвей Ганапольский сказал по нашему Дэвидзон-радио, что в оные годы в Москве приходил в семью Топаллеров и поражался именно ее интеллигентности. Виктор был интеллигентом, то есть, как его назвал на сайте Facebook сын Алекс, «светлым, честным, бескомпромиссным, ответственным, ранимым, а главное — чертовски талантливым и напористым». О популярности Топаллера лучше всего мне сказал новостной портал Google, в русскоязычной версии которого я через четыре дня после его смерти набрал имя «Виктор». Первой внизу возникла фамилия Топаллер, а следом шли его знаменитые живые и мертвые тезки: Цой, Шендерович, Пелевин, Суворов, Ерофеев, Сухоруков и т.д. Шли не по степени таланта, а по востребованности обращений в Интернете. Признаю, что смерть умножает интерес к известной личности, но, как заповедал еврейский царь Соломон, «от многой мудрости много скорби, и умножающий знание умножает печаль».
Ко дню отъезда из «совка» на ПМЖ в Израиль в 1990 году Виктор успел состояться творческой личностью — «красный» режиссерский диплом ГИТИСа, работа в Москонцерте и Росконцерте, шоу-программы, драматические и музыкальные спектакли, эпизодические роли в кино, сценарий и постановка эстрадного спектакля «Птичий рынок»… Все это я взял из его биографии в «Википедии « — до моего отъезда в 1987 году, когда Виктору было 19 лет, он еще о себе не заявил, а в Америке его творческое поприще в СССР меня совершенно не интересовало. Лариса Герштейн через день после смерти Виктора вспомнила, что он прибыл в Израиль «одним из первых» евреев брежневской волны, но уже через год стал достаточно знаменит, потому что писал вредные заметки, к которым старожилы советской алии «не были готовы». Лариса пояснила, что таких старожилов тогда было всего ничего, а население Израиля оставляло меньше шести миллионов, и вдруг на них обрушились полтора миллиона евреев следующей советской и, если угодно, антисоветской формации, что, как доказало время, в принципе одно и то же. «Топаллер стал знаменит, — пояснила Лариса Герштейн, — потому что сразу стал писать и буквально через полтора-два месяца был на слуху, притчей во языцех, и старожилы его уже ненавидели за то, что он их обличал». Среди новой алии Виктора тоже любили не все за резкость и бескомпромиссность — именно те качества, которые сделали Топаллера Топаллером.
В Израиле, а затем в Европе и у нас в Америке Топаллер творил на русском языке. Лариса Герштейн объяснила, что Виктор вполне прилично говорил на иврите, и поправила меня за неправильное ударение в произношении этого вещего слова. Я устыдился и про себя вспомнил соответствующий «гарик» Игоря Губермана: «Меня спросили на иврите: вы на иврите говорите? А я в ответ на чистом идиш: ты что, в натуре, сам не видишь?» Во-первых, сказала мне Лариса в нашей телефонной беседе через день после смерти Виктора, в нем «клокотало живое слово и было огромное поле деятельности». Позже я подумал, что это стало судьбой многих наших иммигрантов, включая меня — при желании мы могли бы стать американскими журналистами самой средней руки и, при тогда практически повсеместной консервативной политической ориентации иммигрантов из СССР работать в очень немногих СМИ с «правой резьбой». Но, да простят меня коллеги, согласно древнеримской мудрости, «inter caecos luscus rex» — среди слепых и кривой король, и прозябанию в англоязычной журналистике мы — во всяком случая я — предпочли популярность в русскоязычной среде.
В Нью-Йорке я работал с Виктором на разных русскоязычных радио по мере их расцвета с нашей помощью и угасанию по независящим от нас причинам. Будучи профессионалами и существуя за счет профессии, мы не были конкурентами и не делили рынок сбыта нашей продукции, а честно торговали разным товаром, принося основной доход работодателям и частичный себе. Но в Америке 2000 года Виктор Топаллер появился не брюсовским «юношей бледным со взором горящим», а знаменитым израильским русскоязычным журналистом, и сменил творческую геопозицию, не изменив тому, что его сын в некрологе назвал «честностью, бескомпромиссностью и, ответственностью». Французы называли таких «Le Chevalier suns peur et sans reproche» — «Рыцарь без страха и упрека» — званием, которое король Франциск Первый пожаловал Пьеру Террайлю де Баярду за подвиги в битвах и победы на турнирах.
Один из американских друзей Топаллера, адвокат Борис Палант, подтвердил, что Виктор попал в Соединенные Штаты по рабочей визе «О-1» для «extraordinary persons» — людей с выдающимися способностями в искусстве, науке, спорте и бизнесе. Помимо заслуг в журналистике и режиссуре, сказал адвокат, Виктор Топаллер был выдающейся общественно-политической фигурой и «оказал влияние на тысячи и тысячи людей», то есть получил визу «О-1» без всяких натяжек. Так тому и быть, но, к сожалению, так оно и было.
Оцените пост
(голосовало: 6, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
