Еврейский Мир

Первый удар батальон десантников-резервистов получил в Кфар-Гилади, когда в результате прямого попадания погибли 12 человек. 9 августа, на 29-й день военных действий, танковое подразделение 401-й дивизии по ошибке приняло наших солдат за боевиков «Хизбаллы». В ходе перестрелки был убит 26-летний старший сержант Игорь Ковалик, благословенна его память

«Нам стало известно об этом в среду»…

Я зачитываю вслух письмо, написанное на иврите одним из воспитанников Игоря — Игалем Авачи, членом объединения призывников «Ахарай» («За мной»). Родители Игоря — Лев и Татьяна — вслушиваются в каждое слово. Проблем с ивритом нет: Ковалики в стране 16 лет.

«Ты был удивительным, особым человеком, объектом для восхищения и подражания, — пишет Игаль. — Я мог говорить с тобой часами. Но из всего сказанного тобою на всю жизнь я запомнил одну фразу: «Нет такого — «не могу», есть — «не хочу».

До моего призыва в армию остается меньше недели. Сказанная тобою фраза всегда толкала меня вперед: невзирая на трудности, я сдал выпускные экзамены. А сейчас ты по ошибке убит нашими солдатами в ливанской деревне А-Тайбе — и я больше не увижу твоей улыбки.

Сколько же планов у тебя было: продолжить помогать тем, кто нуждается в твоей поддержке, так же, как делал ты это до сих пор; быть телохранителем видных государственных деятелей; изучать юриспруденцию; быть инструктором добровольного содружества «Ахарай»…

Тебе всего 26 лет. Прожил ты слишком мало, но невероятно ярко.

Жаль, что ты не успел жениться и создать в Израиле семью.

Я всегда буду помнить тебя, я буду думать о тебе с огромной печалью и гордостью. Ты — соль земли, выдающаяся личность. Таких, как ты, немного. Пусть будет благословенна твоя память!

С любовью, Игаль Авачи».

А вот другое письмо, написанное по-русски: «Дорогой мой Игорь! Ты был для меня примером, ты учил меня быть сильной и всегда говорил: «Не сдавайся». Ты был рядом со мной в тяжелые минуты. В первый день, когда я пришла на «имун» (тренировку — Е. К.), я увидела в тебе особенного человека с хорошей душой. Ты был замечательным тренером, ты всегда заряжал меня хорошей энергией, учил добру.

Ты так неожиданно и быстро ушел от меня и от всех нас, боль и рану оставил мне в сердце. Тяжело поверить, что больше никогда тебя не увижу. Иногда мне кажется, что ты еще придешь на «имун», как раньше, — с улыбкой и с настроением. Я буду скучать по тебе. Ты всегда останешься в моей памяти, как друг навеки. Мы все любим тебя и будем любить»…

Мы с Татьяной и Львом сидим на балконе их квартиры в Нацрат-Илите. С верхнего этажа открывается величественный пейзаж: округлые очертания холмов, у подножия которых раскинулись арабские деревни.

Последние минуты жизни сына родители скрупулезно восстанавливают по рассказам его боевых товарищей и командиров.

— Я разговаривал с комдивом Игоря и с командиром танковой бригады «Нахаль», — говорит Лев Ковалик. — У каждого из них — своя версия. Но в общем и целом ситуация такова: карты местности, которыми располагали десантники, были датированы 2006-м годом, а те, что имелись у танкистов, относятся к более раннему периоду. Ошибка при наложении — метров сто-двести, не больше. Когда десантники пробрались на вражескую территорию, часть из них укрылась в домах местных жителей. Танкисты решили, что это — боевики «Хизбаллы». По словам Димы Клеймана, сослуживца Игоря, десантники не должны были находиться в доме, который обстреляли наши танкисты… Лейтенант и другие офицеры, с которыми мы беседовали, — люди в высшей степени ответственные. Никого из них ни в чем обвинить нельзя: все они рисковали жизнью…

Я с девятого августа новости по телевизору не смотрю и радио не слушаю.

— А я, наоборот, только новости и смотрю, — говорит Татьяна. — Ольмерт съездил в Америку, выступил, вернулся…

О правительстве Ковалики, подобно Моше Мускалу и другим потерявшим сыновей родителям, отзываются однозначно — с приставкой «не»: с их точки зрения, всю вину за гибель сыновей несет высшее политическое и армейское руководство страны — троица Ольмерт-Перец-Халуц.

— Был бы хотя бы Мофаз министром обороны — возможно, военные действия велись бы иначе, — предполагает Татьяна.

Под крышей дома своего

Ковалики репатриировались из Минска в августе 1990 года. Игорю было 10 лет, младшей дочери Юлии — два года. Татьяна, инженер-проектировщик, и Лев, слесарь высокой квалификации, на чудеса не рассчитывали. Работать были готовы много и тяжело: надо детей поставить на ноги. Друзья уговорили Таню и Льва поселиться в Нацрат-Илите: климат замечательный — сухой и не очень жаркий, природа божественная. К тому же есть возможность получить «амидаровскую» квартиру.

Лев устроился в Электрическую компанию, но проработал там всего пару месяцев. Узнав о его решении уволиться, друзья удивились: «Ненормальный ты, что ли? Кто же уходит с государственного предприятия?!»

— Но я считал, что обязан выучить иврит, а для этого надо посещать занятия в ульпане, — говорит Лев.

Вожделенный «амидар» на поверку оказался сумрачным подвалом.

— Учусь в ульпане, не работаю: мороженое дочке купить не на что…

Лев — идеальный семьянин. Поняв, что на «корзину абсорбции» не проживешь, устроился на фабрику рюкзаки шить: решил, что по утрам будет посещать ульпан, а во вторую смену — работать. Но тут начальник цеха попросил один разок выйти с утра, другой, третий… Грянула Война в Заливе — и ульпан на время закрыли. А когда отпадали «скады», Лев устроился на нормально оплачиваемую работу — в карьер в Эйн-Хароде. Вкалывал за двоих — бурил скважины. До него за смену проходили метров 30-40, — он довел до ста.

Впоследствии Лев работал в карьере в Биньямине. Татьяна устроиться по специальности не смогла. Последнее рабочее место — швейная фабрика, откуда начальница цеха изгнала репатриантку вместе с сотрудницами-»сабрами». Таня, правда, судебный процесс выиграла и компенсацию получила: сын к тому времени изучал юриспруденцию и знал, как бороться с беззаконием.

О семье я рассказываю не случайно: рос Игорь в особой атмосфере — чистой, светлой. В обстановке нежнейшей любви и трогательной родительской заботы. И хотя Ковалики вдоволь набедовались, рук они не опускали, не ныли, не жаловались. Когда в семье двое детей, только о них и думаешь. Квартиру удалось купить лишь через восемь лет после приезда.

— Недопустимо оставаться с ребятами в «амидаровском» подвале, — объясняет Татьяна.

— Все олимовские истории одинаковы, — констатирует Лев. — Завод, на котором я работаю в последние три года, держится на репатриантах. В последнее время трудится со мной и Юля. Ей скоро в армию…

Исполнение мечты

Становится зябко (а может, нас просто знобит?). Перемещаемся в салон. Татьяна выносит из комнаты сына альбомы. С одной из фотографий смотрит застенчивый мальчик с октябрятской звездочкой. С другой — жизнерадостный подросток. На последних запечатлен мужчина: человек со стержнем, с сильным цельным характером. Рослый, мускулистый, ловкий. Десантник!

Прорывался Игорь в десантные войска с боем: аттестат зрелости — не ахти, Ковалик сменил несколько школ: поначалу учился в «Микве Исраэль» в Холоне, затем — в интернате ВВС в Хайфе, а уж доучивался в Рамат-Давиде.

— Успешно сдал выпускные экзамены по динамике, сопромату и другим дисциплинам, но к моменту призыва в армию полного аттестата зрелости («багрута») у Игоря еще не было — впоследствии, демобилизовавшись, он снова взялся за учебу, — объясняет отец.

Призвали Ковалика в ВВС — техником по обслуживанию самолетов.

— В «Микве Исраэль» учился с Игорем коренной израильтянин Гай, — рассказывает Татьяна. — Его призвали в десантные войска.

Вот Игорь и задался целью перевестись туда любой ценой.

Командование, однако, из ВВС солдата не отпускало. Игорь начал писать письма в генштаб. Никакой реакции. Пришлось пойти на «крайнюю» меру (аналогично поступают многие солдаты с высокой мотивацией, добивающиеся перевода в боевые части) — сесть на 21 день в военную тюрьму за умышленное нарушение дисциплины. Проверенный способ сработал! Отслужив 8 месяцев на базе ВВС и получив диплом отличника, Игорь реализовал свою мечту и попал в самые крутые войска — десантные! А вскоре снова — теперь уже вторично — был признан лучшим (Лев и Татьяна бережно хранят выданные армией дипломы отличника).

В период срочной службы в десантных частях Игоря должны были направить на офицерские курсы. Но тут грянула операция «Защитная стена».

— В ней он участвовал с первого до последнего дня, — говорит Лев. — Домой не звонил.

— До того уже было два случая, когда мамы звонили сыновьям, а их в этот момент уже не было в живых, — объясняет Татьяна. — Вот я и сказала: «Будешь в укрытии, сможешь — сам позвони, а я не буду тебя отвлекать».

— В тот период погибли двое ближайших друзей Игоря — Акунис и Коби, — говорит Лев. — По окончании операции «Защитная стена» командир предложил Игорю стать кадровым военным — в этом случае его могли направить на офицерские курсы. Игорь подумал и отказался: «Буду учиться на криминалиста!»

После демобилизации засел за учебники: постоянно ездил в Тверию и Афулу — исправлял «багрут» («с гуманитарными дисциплинами все было в порядке, а с математикой — проблема»). Лев к тому моменту получил на работе деньги из фонда повышения квалификации — и родители купили сыну машину.

Игорь поступил на курсы по охране автобусов, начал работать. Дежурил на остановках, в том числе на междугородных трассах.

— Арабов он распознавал издалека: армейская выучка, — говорит Лев. — А вот на курсы телохранителей Игорь с первого захода не попал: получил травму, повредил ногу и не смог сдать тест по физподготовке. Решил поступать на юридический. Снова засел за учебники, но в конце концов пришел к выводу, что психометрию на приемных экзаменах в университет он вряд ли сдаст — слишком высок проходной балл. Значит, рискует потерять год. «В Кирьят-Оно есть юридический колледж, но учеба дорогущая — 28 тысяч шекелей», — сказал он. Мы решили вносить деньги за обучение поэтапно — всю сумму не вытянуть. Игорь сказал: «Да я хоть грузчиком буду работать — лишь бы оплатить учебу». Когда нога зажила, сдал экзамен и был принят на курсы телохранителей…

Работал охранником на одном из КПП в районе Нетании: место опаснейшее — зато зарплата хорошая.

А потом и Игоря настигла «госпожа Удача»: его взяла под свое крылышко организация «Импакт», оказывающая финансовую поддержку воинам-резервистам. Забрезжил свет в конце туннеля: Ковалику выделили на оплату учебы 4000 долларов. А тут и в колледже в Кирьят-Оно сделали скидку.

— Возвращается он как-то с работы сияющий от счастья: «Приступаю к учебе! Арендуем с другом квартиру в центре страны — поближе к колледжу», — рассказывает Лев. — Правда, чтобы получить субсидию, Игорю требовалось безвозмездно поработать инструктором в проекте «Ахарай». Делал он это с несказанным удовольствием.

В первый раз, в последний раз…

В Ливан Игорь вырвался по собственной инициативе: работал в охране министра юстиции, на фронт не отпускали.

— Обмундирование у Игоря было прекрасное — мать подогнала форму, — рассказывает Лев. — Вначале десантников направили на учения. 6 августа бабушке (моей маме) исполнилось 80 лет — Игорь позвонил, поздравил и попросил меня подъехать на базу в Эльяким — привезти наколенники.

Родители удивились: наколенники у Игоря были. Но слово сына — закон: Татьяна сбегала в магазин и купила еще две пары. Когда Лев привез их на базу, оказалось, что требовались они одному из товарищей Игоря — Диме Клейману: тот на учениях колено поранил.

— Там, на базе в Эльякиме, я впервые увидел Игоря в распахнутой гимнастерке — прежде он следил, чтобы она была застегнута на все пуговицы, — произносит Лев.

Много позже отец понял, в чем дело: боевые учения продолжались 5 дней подряд и велись крайне интенсивно. А на шестой день десантников забросили в Ливан…

— Командир роты рассказал, что Игорь тащил на себе полторы тысячи патронов, хотя максимальный запас — 650, — говорит Лев.

По словам Аарона Штайна и других сослуживцев Ковалика, вопрос о том, кто первым будет брошен на зачистку местности или проверку дома, вообще не стоял, — все знали, что первым пойдет Игорь.

Когда на рассвете 9 августа танкисты открыли огонь по дому, в котором укрылись десантники, первым отреагировал Ковалик. Вытащил из-под огня раненого Диму Клеймана, бросился к получившему пулю Аарону Штайну. Игоря убило вторым снарядом.

— Я, кажется, поняла, что он кричал в тот момент… — предполагает Татьяна. — Десантники оставили на ночь на балконе подзорную трубу. Она-то и сбила танкистов с толку — приняли наших за боевиков «Хизбаллы» и открыли по дому огонь. Видимо, Игорь вспомнил о трубе, закричал и бросился на балкон, чтобы ее убрать…

Татьяна устремляет вдаль (в прошлое?) покрасневшие от слез глаза:

— Девятого августа Юля была неспокойна, — говорит она. — Я в тот день должна была выйти на работу к арабам-христианам — отгладить одежду к свадьбе. Юля попросила: «Мама, пойду с тобой — не могу сидеть дома». Вернулись, а вскоре в дверь позвонили. В квартиру вошли военные. Я к тому моменту насмотрелась по телевизору ужасов и знала, что происходит в Ливане, какой там расклад. Б-же, как я кричала, когда они вошли…

По лицу Татьяны текут и текут слезы.

— Что меня убивает: 21 солдат был убит нашими, по ошибке, — шепчет она. — Да и вообще, сколько жертв: семеро погибших — из Белоруссии.

— И Рабин, и Шарон повели бы себя в подобной ситуации иначе, — произносит Лев. — Да и Биби — тоже. Сейчас из сектора Газы постоянно обстреливают Сдерот и прилегающие к нему кибуцы. А правительство не принимает никаких решений. Почему?!

Лев ездил на опознание. Не помнит, куда: повезли его военные…

Текут и текут по лицу Ковалика слезы. Сильный человек, мужественный.

— Все время кажется: вот-вот откроется дверь — и Игорь войдет, — шепчет Татьяна.

… Ослепшая от слез, оглушенная болью, еду, не разбирая дороги, на перекресток а-Мовиль. Пока сидела у Коваликов — крепилась, но сейчас… Перед глазами стоит фотография: Игорь с невестой Женей. Свадьба была назначена на октябрь. Их любовь была такой же яркой и настоящей, как прожитая Игорем жизнь. И такой же короткой.

Почему теряем мы лучших? Самых-самых…

«Новости недели»

Оцените пост

(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться