Вспоминая мастера художественного слова, голос которого ныне можно услышать, например, в мультфильме «Дюймовочка»…
«Будь я Ротшильдом, — размечтался однажды в четверг один касриловский меламед, когда жена его, ребецн, попросила денег справить субботу, — Оой, кабы я был Ротшильд! Угадайте, что бы я сделал? Самое умное, я бы прежде всего ввел такой обычай, чтобы у женщины всегда был завалящий трешник в кармане, чтобы она перестала морочить голову, когда приходит добрый четверг и у нее нет денег справить шабес…» (перевод автора — Л. Ф.)
Прочитав глазами эти первые несколько строк рассказа Шолом-Алейхема «Будь я Ротшильд», читатель, самый умный, уверен, еще ничего не видит, он только почерпнул голую информацию, ему надо вчитаться в текст, оживить его. Но вот на сцену выходит артист, чтец и произносит этот текст. И все сразу заиграло, ожило, как в кинематографе: бедный касриловский меламед с маленькой бородкой и черными наивными глазками, сидящий за столом над Торой, а вот его жена в засаленном платье и пестром платочке, робко просящая у мужа денег, чтобы пойти на рынок купить что-то к субботнему столу. Рассказ становится трехмерным. Вы и не замечаете перевоплощения. Если на сцену выходит Мастер.
Московский артист-чтец, или декламатор, Эммануил Каминка был хорошо известен публике. Его репертуар состоял из небольших юмористических и сатирических рассказов А. П. Чехова, А. И. Куприна, Н. В. Гоголя, а также Шолом-Алейхема, Марка Твена и современных советских писателей Константина Паустовского, Виктора Ардова и других.
В тот год, 1972-й, начали выходить первые тома нового шеститомного издания Шолом-Алейхема на русском языке, где были и мои переводы. Я запоем читал еврейского классика и на русском, и на идиш, рылся в каталогах центральной Госбиблиотеки, известной Ленинки, дабы глубже окунуться в жизнь и творчество писателя, день за днем перебирая каталожные карточки. И жажда познания Шолом-Алейхема была неутолимой. Как-то весенним вечером выхожу из центрального вестибюля Ленинки и вижу большую афишу, приглашающую на юбилейный вечер чтеца Эммануила Каминки, читающего юмористические рассказы Чехова и Шолом-Алейхема, в частности рассказ «Будь я Ротшильд».
И вот настал этот долгожданный вечер. Концертный зал Ленинки постепенно наполнился до отказа. Цена билетов была смехотворной по нынешним временам — 1 р. 50 коп. Мы с женой пришли заранее и сели на откидные места, но поближе к сцене… Рабочий сцены вынес стул и поставил его не посреди сцены, а чуть ближе к рампе. Затем неспешным шагом вышел Эммануил Каминка. Встретили его аплодисментами. Он чуть улыбнулся, поправил очки на круглом (не очень, кстати, еврейском) лице, сел на стул и… через мгновение мы увидели персонаж знаменитого рассказа Шолом-Алейхема «Если бы я был Ротшильд». Артист, сидя на стуле, чуть подался вперед, развернул руки типично еврейским жестом и начал монолог «касриловского меламеда».
В зале стояла тишина, прерываемая лишь сдержанными смешками зрителей, боявшихся пропустить хоть одно слово, хоть один неповторимый жест чтеца. Что касается мимики артиста, она была, казалось, отработанной до мелочей, обаятельное лицо выражало все оттенки его чувств: от искренней озабоченности до радостного изумления тому своему благодеянию, которое он совершил бы, обладай богатством Ротшильда. Он говорил, конечно, по-русски, но мне казалось в первые мгновения, что Каминка начал свой рассказ на идиш…
«Я бы выкупил всю эту квартиру со всеми тремя комнатками, с кладовкой и столовкой, с погребком и чердаком, со всеми гакл-бакл-микл-клекл — чтоб жена не ворчала, что ей тесно на кухне. На, возьми себе две комнаты, вари себе, пеки себе, крути себе, руби себе — и оставь меня в покое, чтобы я мог талдычить со своими учениками Гемару с чистой головой…» Все больше воодушевляясь, Каминка-меламед уже едва сидит на стуле, вертясь то влево, то вправо. «Да, обращаю свой взор на нашу Касриловку. Первым делом я меняю крышу на старой синагоге, чтоб не капало с потолка, когда евреи молятся. Затем я перестраиваю заново старую баню, не будь рядом помянута, потому что не сегодня-завтра там может, не приведи Б-г, случиться несчастье, если баня рухнет как раз в тот момент, когда там моются женщины…» В зале смех. Вынужденная короткая пауза. И действо продолжается. Очарование и самого шолом-алейхемского рассказа, и манеры исполнения Каминки непередаваемы.
***
Этот концерт состоялся в апреле 1972-го, когда Эммануилу Каминке исполнилось лишь 70 лет, а спустя четыре месяца его не стало. Советская пресса не очень баловала Эммануила Каминку своим вниманием. Благо было немало русских чтецов, начиная с Владимира Яхонтова, Сурена Кочаряна, Игоря Ильинского и других и кончая Дмитрием Журавлевым, Яковом Смоленским («Маленький принц» Экзюпери), Анатолием Кторовым, Марией Бабановой («Дюймовочка»), Сергеем Юрским (рассказы Шукшина) и другими.
То есть артистов-чтецов была тьма, и лишь немногие по праву считались мастерами декламации, создателями так называемого театра одного актера. Тем не менее удается наскрести кое-что из театральных источников — сведения о жизни Эммануила Исааковича Каминки (1902–1972).
Итак, он родился в Харькове в 1902 году, в интеллигентной еврейской семье. Получил хорошее образование. С детских лет Эмма мечтал стать артистом. Юношей поступил в Харьковскую театральную студию, известную тогда как студия Синельникова, где преподавали такие мастера, как Михаил Тарханов, А. П. Петровский и другие. В восемнадцать лет Эммануил становится драматическим актером и работает в театрах Харькова, тогдашней столицы Украины. Неизвестно, что побудило молодого артиста в скором времени переехать в Москву. Может, сложная социально-политическая обстановка в Харькове начала 20-х годов или просто тяга таланта к неведомой и манящей большой театральной «рампе» Москвы.
Так или иначе, в 1924 году он уже стал артистом знаменитого театра Федора Корша, преобразованного в советское время в театр «Комедия». Одновременно Каминка начал выступать на эстраде с чтением фельетонов и юмористических рассказов. На этом поприще его ожидал успех. Еще в начале эстрадной карьеры Каминка выступил в 1923 году с концертной бригадой на одном из черноморских курортов (вместе с молодым еще тогда композитором Исааком Дунаевским). Он читал забытый сатирический рассказ А. П. Чехова «Сирена», написанный в 1887 году.
Так этот чеховский шедевр и остался в репертуаре Каминки навсегда. Популярность чтеца росла, и к 1930 году он покинул театр и перешел на эстраду. В ту пору первый сольный вечер его состоялся в Малом зале Московской консерватории, где он выступил со своим коронным номером: гоголевским рассказом «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Позднее к этой работе прибавились сказки, отрывки из очерков и рассказов Салтыкова-Щедрина, что можно считать личной отвагой артиста, поскольку на дворе стояли репрессивные 1935–1937 годы. По стране гуляла эпиграмма, приписываемая Александру Архангельскому, автору многих поэтических пародий: «Мы — за смех, и нам нужны Салтыковы-Щедрины. Но такие Гоголи, чтобы нас не трогали».
Однако старшее поколение советских зрителей и слушателей помнят: невзирая ни на что, жили весело, иначе не было бы ни Ильфа и Петрова, ни Утесова, ни самого Каминки. Как и незабываемый Яхонтов, Каминка вдумчиво, но по-молодому озорно подбирал свой репертуар, пестовал своего зрителя. Так начинался театр одного актера Эммануила Каминки. Что было необычного для зрителя той поры? Ведь он, Каминка, никого не играл, не изображал персонажей, а рисовал как бы естественной интонацией, жестом, мимикой и всем тем, что было воплощено в авторском слове.
***
Рассказы Шолом-Алейхема открыли новую страницу в актерском творчестве Каминки. Сохранились лишь скупые воспоминания Эммануила Каминки о том периоде его чтецкой сценической карьеры. Вот как он сам об этом вспоминает: «Шолом-Алейхема я начал читать публично году в тридцать четвертом (1934 год), включая его рассказы в свой обширный репертуар. Сначала я брал отдельные рассказы этого изумительного юмориста. Но очень скоро почувствовал, что интерес к творчеству Шолом-Алейхема со стороны широких масс, не только еврейских, но и русских, очень велик и что чтение его рассказов вызывает бурную реакцию зала. Я стал увеличивать число его произведений в своем репертуаре и вскоре выступил с программой, состоящей исключительно из рассказов Шолом-Алейхема. Я выбрал наиболее характерные для писателя рассказы: “У доктора”, “Праздношатающийся”, “Три города”, “Если бы я был Ротшильд” и тому подобные.
Найти верный ключ к этим вещам было трудно. Ведь некоторые критики видели в Шолом-Алейхеме только бытописателя, другие, наоборот, пытались поднять его на трагические котурны, и в каждом буквально рассказе классика, даже в явно шутливой вещи искали “сквозь видимый смех невидимые миру слезы”. А нелишне вспомнить, что по этому поводу говорил сам писатель-юморист: “Я не люблю, когда говорят о “смехе сквозь слезы”. Еврей никак не может обойтись без слез, боится как бы его не заподозрили, что он смеется без горечи. Словно это некрасиво и непристойно смеяться просто от души. Думаю, что всякий человек, в том числе и еврей, имеет право смеяться искренне, как искренне он плачет”. Поэтому, — говорит Каминка, — задача чтеца, исполняющего произведения Шолом-Алейхема на русском языке, прежде всего, вскрыть глубокий смысл, заложенный в них автором. Исполнитель должен полюбить героев и ни в коем случае не смешить публику и не впадать в сентиментально-слезливый тон. И подлинно народный юмор Шолом-Алейхема дойдет до сердца человеческого…»
С годами программа Каминки пополнялась все новыми и новыми рассказами Шолом-Алейхема. Артист напряженно работал и над изучением творчества еврейского писателя и его биографии. И даже изучал опыт публичных выступлений Шолом-Алейхема с чтением своих рассказов. Кстати, ему посчастливилось встретиться с вдовой писателя, Ольгой Лоевой, которая приезжала в Советский Союз летом 1936 года на годовщину смерти Шолом-Алейхема. Отмечать круглые годовщины великих людей было одной из советских «новинок»!
В Москве, как известно, существовало еврейское издательство «Дер Эмес» и газета «Дер Эмес», а при газете — Центральная еврейская библиотека. О визите Ольги Лоевой в СССР достоверно пишет Михаил Лев (1917–2014), еврейский писатель на идиш, до недавнего времени живший в Реховоте. В своей мемуарной книге «Свеча моей памяти» (Нью-Йорк, изд-во «Форвертс», 2014) Михаил Лев, бывший тогда сотрудником еврейской библиотеки, пишет: «К нам в библиотеку Ольга Рабинович-Лоева пришла в один из осенних дней… Несмотря на непогоду и возраст многих читателей, зал был полон. Вечер открыл молодой артист, приехавший из Харькова, чтением отрывка из автобиографической книги Шолом-Алейхема “С ярмарки”. К сожалению, не могу вспомнить его фамилию, — пишет Михаил Лев, — а теперь уже и подсказать некому, все ушли в мир иной». Но, конечно же, это был Эммануил Каминка. Ведь никто, кроме него, Шолом-Алейхема не читал с эстрады, и кто же еще мог жаждать встречи с живой вдовой великого писателя?!
Окончание тут
Лев ФРУХТМАН, Лод
Isrageo.com
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...
