В августе исполнилось бы 105 лет со дня рождения шестого на планете и первого советского чемпиона мира Михаила Ботвинника. Хороший повод, чтобы вспомнить о великом шахматисте. У каждого свои воспоминания и ассоциации. А мне хочется рассказать об одном интервью с Патриархом, которое оказалось последним в его жизни.
Идея взять интервью у Михаила Ботвинника возникла у меня летом 1994-го. Только что произошёл раскол в российском шахматном движении, и Ботвинник как его основоположник счёл своим долгом каким-то образом вмешаться, сделать всё возможное для «примирения сторон». И вот после долгого перерыва (последние годы Михаил Моисеевич находился в тени) его имя вновь замелькало в прессе, особенно в связи с судьбой ЦШК (Центрального шахматного клуба) на Гоголевском бульваре. Ведь именно благодаря Ботвиннику это здание в середине 50-х было подарено шахматистам тогдашним правительством. У экс-чемпиона была мечта превратить этот клуб в Дом шахматиста, чтобы в правление вошли представители всех конкурирующих организаций. Можно сказать, его мечта сбылась, более того, ныне клуб носит имя Михаила Ботвинника.
И вот Ботвинник стал всё чаще появляться «на людях», интерес к нему заметно вырос. Тогда-то я и предпринял первую попытку. Поздравив Михаила Моисеевича от имени «Московского комсомольца» с днём рождения, я намекнул на интервью. Но он отшутился: «Я — ленинградский комсомолец». К тому же «МК» он рассматривал как слишком легкомысленное издание, публикующее в основном фотографии обнажённых девушек и неспособное отразить серьёзные шахматные проблемы. А спустя несколько месяцев мы вместе с Ботвинником оказались в Белграде, на матче ветеранов Россия — Югославия. Патриарх выступал в качестве главного судьи, а автор этих строк был корреспондентом. Югославские шахматисты давно не видели Ботвинника и рады были пригласить его в гости. В Белграде мы несколько раз беседовали на разные темы, и я почувствовал, что новая попытка может оказаться удачной, но всё же обратиться к Ботвиннику ещё раз пока не рискнул.
Между прочим, из югославских разговоров можно было сделать вывод, что материальное положение Ботвинника оставляет желать лучшего. Во всяком случае, много позволить себе он не мог. Например, мощная компьютерная техника, принадлежавшая лаборатории Ботвинника, была подарена ему западными учёными-коллегами, возможно, с надеждой «прославиться», когда шахматная программа экс-чемпиона будет реализована. Увы, он так и не успел закончить эту работу.
Итак, я был близок к желанной цели. И всё-таки решил действовать наверняка и подговорил позвонить Игоря Ботвинника, племянника экс-чемпиона и его доверенное лицо по шахматной линии. На сей раз Михаил Моисеевич доброжелательно отнёсся к моему предложению, смущало его лишь одно: готов ли «МК» опубликовать интервью без искажений и приукрашиваний? Кстати, потом, уже в конце нашей встречи, он сказал: «Как видите, я не особенно выбираю слова. Что думаю, то и говорю. Корреспонденты часто правят текст, что-то смягчая, а что-то вычёркивая. А я всегда протестую против этого. Так что, хоть мы приятно побеседовали, я совсем не уверен, что разговор удастся поместить в газете. Не расстраивайтесь тогда, что зря потеряли время». Вот что беспокоило Ботвинника. Человек старой закалки, он опасался, что цензура по-прежнему всесильна.
В общем, Игорь заверил Ботвинника, что на меня можно положиться. И — о, радость! — дело сдвинулось с места. «Хорошо, — сказал экс-чемпион, — я согласен, но пусть Гик принесёт письмо от главного редактора с гарантией точного воспроизведения моих слов».
Вряд ли Павел Гусев отказался бы подписать такое письмо, но, на мою беду, он только что уехал в командировку на две недели. Однако ковать железо надо пока горячо. И я пошёл на маленькую хитрость: подмахнул письмо не у главного редактора, а у его зама — Вадима Поэгли. Подпись была не слишком разборчива, а криминалистическая экспертиза в шахматном клубе не проводилась. Всё обошлось. Ботвинник был рад, что необходимое письмо — на бланке редакции! — лежит у него на столе, улыбался и наконец-то назначил время встречи.
Я серьёзно подготовился к беседе, обошлось без экспромтов. Все вопросы, несколько десятков, были заранее напечатаны на машинке, и, прежде чем отвечать на них, Ботвинник попросил зачитать весь список целиком, чтобы иметь представление, о чём пойдёт речь. Но мне повезло, ни одного вопроса он не отмёл. «Ну что же, начнём, пожалуй», — сказал он, и я задал свой первый вопрос…
О чём мы только ни говорили! Об основных вехах шахматной истории, о встречах Ботвинника с другими королями, о самых ярких партиях в его карьере, о современных шахматах, о его работе над шахматной программой, о советской шахматной школе, родоначальником которой Патриарх являлся. Да мало ли ещё о чём! Интервью заняло целую полосу «МК», а скольким пришлось пожертвовать, чтобы уместить беседу в газетные рамки. В дальнейшем я не раз публиковал интервью в разных вариантах, в том числе в своих книгах. Хотя многое не устарело до сих пор, в данной заметке речь идёт только об истории интервью.
Несколько дней ушло на то, чтобы привести в порядок магнитофонные записи. Но тут неожиданно выяснилось, что по техническим причинам материал нужно срочно сдавать в набор. Поскольку не могло быть и речи, чтобы напечатать интервью без окончательного согласования с его героем, я бросился в ЦШК. Мне повезло. Ботвинник находился на своём рабочем месте в компьютерной, бодрый и подтянутый.
Я знал, что экс-чемпион как человек педантичный не любит таких внезапных нашествий, но всё же уговорил его тут же сесть за чтение. Удалось убедить, что обстоятельства в данном случае сильнее нас. Готовый текст вслух читал Игорь Ботвинник (в последние годы Михаил Моисеевич видел очень плохо, практически лишился зрения). Материал был достаточно вылизан, и существенных замечаний не последовало. Однако Ботвинник резко реагировал на появление в его ответах местоимения «я». Всякий раз, когда он это слышал, морщился и просил, почти требовал перестроить фразу, чтобы «избежать ненужного яканья».
Когда вся правка была внесена, Ботвинник по старинной привычке подписал каждый лист, таким образом поставив своё последнее «добро».
Через два дня, 22 февраля 1995-го, интервью вышло в «МК». Надо сказать, что оно понравилось Ботвиннику. После выхода газеты у него то и дело раздавались звонки, разные люди говорили, что наконец-то поняли его точку зрения на события, происходящие в шахматном мире. А через два с половиной месяца, 5 мая, Михаила Ботвинника не стало. Разумеется, у меня даже мысли не было, что это интервью с Патриархом окажется последним. Тем более что мы собирались в скором времени встретиться ещё раз, чтобы основательно обсудить его компьютерную программу.
Вскоре после появления интервью в «МК» корреспондент «Спорт-Экспресса» Юрий Васильев ознакомил с ним Гарри Каспарова (о чём сам и сообщил в своей газете, почему-то без упоминания первоисточника). На ряд упрёков в свой адрес Каспаров прореагировал довольно резко. Борьбу старого человека с быстрыми шахматами (несколько наивную) чемпион мира сравнил с партийными постановлениями в сталинское время. Эти слова были болезненно восприняты Ботвинником. Последний месяц перед кончиной он часто говорил об этом, отвергал обвинения своего ученика и даже написал письмо, где по пунктам отвечал оппоненту. Собирался он ещё раз выступить и в «МК», причём уже не требовал письменных заверений Гусева. Но в эти дни он тяжело заболел. Новый разговор был отложен до выздоровления. Однако Ботвинник уже не встал.
А спустя неделю после его смерти в «Спорт-Экспресс» был опубликован другой материал Васильева и, прямо скажем, более чем странный. Вот начало двух абзацев: «При жизни Патриарха мне не удалось взять у него интервью. Михаил Моисеевич ни в чём не хотел быть “ведомым”, он привык всё делать сам. Вот и интервью он хотел брать у себя сам, сам задавать вопросы, сам отвечать…» И далее: «Никогда и никому не давал интервью Ботвинник, а вот где-то за пару месяцев до кончины, однако, дал интервью одной газете, и даже сделал это не сам, а с оператором-журналистом…»
Заметьте, «одной газете», имя «оператора» тоже не было названо. Между прочим, я как-то спросил своего коллегу, «оператора-журналиста», почему «Спорт-Экспресс» никогда не упоминает изданий, из которых заимствует информацию. «Лично я бы с радостью, — заметил наш славный стилист, — но такова установка редакции». Ну что же, всё ясно, больше вопросов я не задавал.
Но не в том суть дела. Что поделаешь — не повезло Васильеву: отказался Ботвинник давать ему интервью. Обидно, конечно, но не повод же это для столь смелых обобщений: «никогда и никому». Тем более что второй абзац приведённых «откровений» не совсем увязывается с первым. К тому же напомним, что первые свои интервью Ботвинник давал ещё в довоенные годы, когда яркой индивидуальности экс-корреспондента «Спорт-Экспресса» не было и в помине.
Однако наш мастер слова не тот человек, который отступает. «После смерти Патриарха я всё же решился взять у него интервью», — сделал он торжественное заявление в том же номере газеты. И далее следовали вопросы Васильева и ответы… Ботвинника, цитаты из его старой книги.
Такой приём «общения» с людьми, которых уже нет на свете, хорошо известен, но не являлась ли столь поспешная решимость не слишком тактичной, если не сказать кощунственной? Ведь всего неделя прошла, как умер Ботвинник, протестовавший против интервью с «оператором» из «Спорт-Экспресса».
Как видим, встреча Васильева и Ботвинника всё же произошла. Жаль, что покойный не мог узнать, как ему повезло.
Евгений ГИК
http://chess-news.ru