На долю Лео Бретхольца, замечательного человека-легенды, проявившего подлинное мужество перед лицом смертельной опасности, выпадало не один раз вступать в поединок со смертью в годы Холокоста. Ему приходилось скрываться в подполье, жить по поддельным документам с начала аншлюса Австрии, в марте 1938 года, и вплоть до самого окончания войны. Он сумел избежать логова смерти — Аушвица, совершив побег из поезда. За ним охотились нацисты и их пособники в Бельгии, Франции, Люксембурге, а также у него на родине, в Австрии. В этом году, 6 марта, Лео Бретхольцу исполнилось бы 95 лет.
Часто выступая в школах и университетах Америки, где он проживал с 1947 года в штате Мэриленд, Лео рассказывал о своей жизни, и почти всегда ему задавали один и тот же вопрос: почему у него отсутствует на руке номер узника лагеря смерти. «Ответ прозвучит в истории, которую я собираюсь вам рассказать», — отвечал Лео.
Мне хотелось бы последовать его примеру и рассказать о его поразительной судьбе.
Лео Бретхольц родился 6 марта 1921 года в Вене в еврейской семье и был старшим из троих детей Макса Бретхольца и Доры Фишман, выходцев из Польши. Его отец, который был портным и актёром идишистского самодеятельного театра, умер в 1930 году. Мать работала вышивальщицей и одна растила Лео и двух его сестёр — Генриетту (Генни) и Эдит (Дитту).
Жизнь Лео Бретхольца, как и жизни других 220 тысяч евреев, проживавших в стране, начиная с 12 марта 1938 года резко изменилась в связи с аннексией Австрии Гитлером. С этого дня, как рассказывал Лео, в Вене изменилось абсолютно всё. Даже трамваи должны были проезжать по другой стороне улицы. Евреи стали считаться общими врагами, подлежавшими уничтожению. Многие мужчины — родственники и соседи Лео — были арестованы. Мать, опасаясь за жизнь 17-летнего сына, 25 октября 1938 года отправила его во Францию, где проживала его тётя, в надежде перебраться затем в Америку к родственникам мужа. С того самого дня он больше никогда не видел ни мать, ни двух своих сестёр.
Добравшись по железной дороге до города Трир, находившегося на границе Германии и Люксембурга, Лео вброд перешёл реку Зауэр, оказавшись в Люксембурге. Пять ночей провёл он во францисканском монастыре. А через два дня его арестовали и предложили выбор: либо вернуться в Германию, либо быть доставленным к бельгийской границе. Контрабандисты помогли юноше перебраться в Бельгию, и он оказался в Антверпене. 11 ноября 1938 года Лео был помещён в лагерь для интернированных, где провёл 18 месяцев. За это время он освоил язык и стал работать электриком, посещая ремесленное училище.
9 мая 1940 года Лео поступил в больницу с приступом ущемления паховой грыжи, и ему в экстренном порядке должны были сделать операцию. Но его так и не прооперировали, потому что утром в городе началась бомбёжка, и в здание больницы попала бомба. Лео арестовали как «врага-иностранца»: он был гражданином Австрии, которая принадлежала Германии, напавшей на Бельгию. Как враг Бельгии, юноша был отправлен в Сен-Сиприен — лагерь для перемещённых лиц, находившийся вблизи от испанской границы, в предгорьях Пиренеев. Со своим приятелем Леоном Остеррайхером он совершил побег из лагеря, сумев пролезть под оградой. Оказавшись во Франции, в местечке Котре, недалеко от Пиренейских гор, Лео наконец поселился у своих родственников, к которым его отправляла мать.
26 августа 1941 года в Котре началась депортация евреев в гетто. Но Лео вместе с родными успел спрятаться в горах, а вернувшись в город, они узнали, что половина проживавших там евреев была депортирована.
В апреле 1941 года дядя и тётя Лео, которые жили в Америке, подготовили для племянника документы для иммиграционной визы. «Наконец я получил долгожданный конверт из Америки, — писал позже Лео. — Тётя сообщала мне, что на заявление получен положительный ответ. В ближайшее время я должен был получить уведомление из американского консульства и явиться туда за визой». В ноябре Лео получил уведомление, где сообщалось, что 8 декабря 1941 года он должен явиться в американское консульство в Марселе. «Рано утром 8 декабря по пути в консульство я остановился у газетного киоска, — вспоминал Лео, — и прочёл заголовок: “Япония напала на американский флот в Перл-Харборе”. Я остолбенел. Раньше никогда не слышал о Перл-Харборе, и теперь он перевернул мою жизнь. В приёмной консульства я ждал, когда к нам выйдет кто-нибудь из сотрудников. Но никто не вышел. Уходя, я заметил, что появилось объявление, что заявления на визу отныне не рассматриваются. После отказа в визе я шесть лет скрывался и был на волосок от смерти». Да, это было именно так.
Чтобы выжить, нужно было искать спасения в нейтральной Швейцарии. Вместе со своим двоюродным братом Альбертом Гершковичем в октябре 1942 года Лео пробирался пешком через Альпы до швейцарской границы. Прятались они на чердаках в сёлах, спали в канавах. Раздобыв у местных подпольщиков в Швейцарии фальшивый паспорт на имя Пола Менье, Лео все же был схвачен швейцарскими пограничниками и отправлен обратно в вишистскую Францию, в лагерь для интернированных лиц Ривзальт. Там он оставался в течение двух недель, после чего был отправлен в пересылочный лагерь недалеко от Парижа — Дранси-ле-Бурже. Среди прочих неимоверных ужасов, происходивших на его глазах, в Дранси, как он писал, ему запомнился один страшный эпизод: «Я стал свидетелем убийства только что родившегося младенца, которого лагерный охранник с силой запустил в воздух, как будто он был глиняным горшком. Мать, увидев это, забилась в истерике и, сумев вырваться из рук охранников, бросилась на убийцу, но была тут же застрелена в упор».
Смерть как будто бы снова подстерегала Лео. Из Дранси 5 ноября 1942 года он был депортирован в числе тысячи других евреев в лагерь уничтожения Аушвиц. Добираться туда им пришлось в переполненных вагонах для скота. В каждый вагон загнали по 50 человек, в основном это были женщины и дети. «В этих вагонах, в которых перевозили скот, люди, измученные от голода и жажды, стояли, сидели, лежали, кто как мог. Они молились и плакали. На время пути каждый получил только ломтик сыра и кусок чёрствого хлеба. Пить нам не давали. В каждом вагоне было отверстие для справления своих нужд», — писал позже Бретхольц.
Лео и ещё один молодой человек, Манфред Зильбервассер, смерти наперекор решили совершить побег, выпрыгнув из «поезда смерти» через так называемое окно. Окнами в поезде служили маленькие четырёхугольные прорези, на которых громоздились железные прутья решётки. Прутья были приделаны изнутри, что облегчало возможность совершения побега. Их бегство произошло, как рассказывал потом Лео,
когда они оба изучили порядок наблюдения за поездом железнодорожных охранников. В ночь на 6 ноября, сняв с себя рубашки, обмокнув их для лучшего сцепления в человеческие экскременты и скрутив жгутом, в течение нескольких часов юноши пытались разомкнуть железные прутья.
«Мы продолжали скручивать влажную одежду туже и туже жгутом. Экскременты стекали нам на руки. Мы трудились в течение нескольких часов, пока наконец не добились того, чтобы можно было протиснуться и выбраться через окошко. Была ночь. Мы ждали замедления скорости поезда на повороте, чтобы избежать света прожекторов, который охранники направляли по всей длине изогнувшегося на повороте состава, — того момента, когда состав окажется в темноте. Я пошел первым, а Манфред помог мне выбраться из крошечного окна и последовал за мной. Мы держались крепко, чтобы не поскользнуться и не попасть под поезд», — писал Лео в своих мемуарах.
Молодые люди, выпрыгнули друг за другом в окно, сорвав с себя желтую звезду с надписью Juif (еврей). Лео часто потом вспоминал, что, когда они с Манфредом готовили побег, люди по-разному относились к их плану. Одни были скептически настроены, некоторые не понимали, что их везут на смерть, и надеялись, что будут освобождены, другие, наоборот, поддерживали ребят, не решаясь, однако, последовать их примеру. В памяти Лео до конца жизни осталось воспоминание, как сидевшая на полу старая женщина, наблюдая за ними, с надеждой попросила: «Если вы сумеете отсюда выпрыгнуть, расскажите о нас». В вагоне воцарилось молчание. Не дождавшись ответа, она безнадежно произнесла: «Да поможет вам Б-г!»
Из депортированных транспортом 42 в Аушвиц 773 человека сразу были уничтожены в газовых камерах, умерли в пути либо стали жертвами чудовищных медицинских экспериментов. 227 человек были отобраны для принудительного труда и погибли от голода, болезней и побоев. Только пятерым удалось выжить, среди них — Лео Бретхольц. «Если бы я не спрыгнул», — рассказывал он на встречах с молодёжью, — я бы не сидел здесь перед вами». В тот день до Аушвица благодаря собственному мужеству он так и не был доставлен. Тем не менее после окончания войны Лео Бретхольц увидел свою фамилию в списках уничтоженных из числа прибывших этим транспортом в лагерь смерти. Он был одним из «мёртвых душ» Аушвица, который не имел номера узника и, к великому счастью, сумел выжить.
После побега оба молодых человека добрались до соседнего села, где им повезло: два местных священника, связанных с подпольем, предоставили им ночлег, обеспечили железнодорожными билетами до Парижа и поддельными паспортами. На этот раз Лео получил имя Марсель Дюмон. Через два дня, добираясь поездом до Парижа в Виши, он был снова арестован за подделку документов и провёл девять месяцев в местной тюрьме. В сентябре 1943 года, выйдя на свободу, Лео был отправлен в исправительно-трудовой лагерь Септфондс сроком на один месяц. Но судьба вновь вынудила Лео совершить побег.
В октябре 1943 года он вместе с тринадцатью другими заключёнными должен был быть доставлен на поезде на Атлантическое побережье для строительства укрепительных сооружений. Прибыв на вокзал в Тулузе и воспользовавшись временем, отведённым на посадку, Лео с другими мужчинами снова сумел согнуть створки оконных ограждений. Проскользнув через окно, все они сбежали в город. В Тулузе его друг Манфред через местных подпольщиков смог обеспечить Лео фальшивым паспортом, теперь уже на имя Макса Анри Лефевра. Это был уже третий его псевдоним. Под этим именем Лео Бретхольц присоединился к еврейской группе сопротивления Compagnons de France, известной как «Шестая» (La Sixieme). Он получил от подпольщиков назначение в город Лимож в центральной части Франции.
В мае 1944 года паховая грыжа Лео снова дала о себе знать, и 8 мая юноша был обнаружен случайным прохожим лежавшим на скамейке в парке и стонавшим от боли. Тот помог ему добраться до местного католического госпиталя. Лео был вынужден согласиться на операцию, которую четыре года назад пришлось отменить из-за бомбёжки больницы в Антверпене. Но его вдруг пронзила страшная мысль: медицинский персонал мог распознать в нём еврея, ведь ему, еврейскому мальчику, на восьмой день после появления на свет сделали обрезание. Подозвав к себе одну из монашек, юноша признался ей в том, что он еврей. Медсестра, внимательно выслушав его, сказала: «Вы можете не волноваться, с вами ничего не случится, пока я работаю в этом отделении». Он провёл семнадцать дней в госпитале. Тогда медсестра спасла ему жизнь, а в 1997 году через «Яд Вашем» он смог поблагодарить свою спасительницу.
Лео Бретхольц снова вернулся в подполье и оставался в Лиможе до получения эмиграционной визы в Америку. 19 января 1947 года на корабле он доплыл до Нью-Йорка и поселился у тёти и дяди в Балтиморе, штат Мэриленд. Там и прошла его дальнейшая жизнь. Он брался за любую работу, так как был мастером на все руки. Ему пришлось заниматься розничным бизнесом, продажей книг, текстиля.
Со своей женой Флорин Коэн Лео познакомился в ноябре 1951 года, а в июле 1952-го на свет появился их первенец — сын Мирон, позднее родились две дочери — Дениз и Эди, названные в честь погибших сестёр, а затем и четверо внуков. Флорин было всего 57 лет, когда ее не стало.
Только в 1962 году Лео Бретхольц получил официальное сообщение от еврейской общины Вены о том, что его мать и обе сестры были депортированы в апреле 1942 года в лагерь смерти, где и погибли. Кроме самых близких людей во время Холокоста погибли 55 родственников Лео. Получив это сообщение, потрясённый, он твёрдо решил рассказывать о пережитом, тем более что рассказать было о чём. В 1998 году совместно с журналистом Майклом Олескером он написал книгу «Прыжок в темноту: семь лет бегства по военным дорогам Европы» (Leap into Darkness: Seven Years on the Run in Wartime Europe).
В 2006 году в числе представителей еврейской общины Америки Лео Бретхольц обратился к Национальной компании французских железных дорог Societe Nationale des Chemins de Fer Francais (SNCF) с требованием принести извинения за то, что во время войны на поездах этой компании нацисты доставляли евреев в лагеря смерти; прозвучали также и требования бывших жертв Холокоста о выплате денежных репараций. (На эту тему писала газета «Еврейский Мир» 28.09.2006 года в статье «Уходит наш поезд в Освенцим»).
«Я хочу, — сказал Лео Бретхольц в интервью газете The Washington Post, — чтобы компания признала следующее: они совершили преступление, посылая людей на смерть. По этой дороге в годы войны были доставлены поездами в нацистские лагеря голодные, без питья и без элементарных санитарных условий 76 тысяч евреев, из которых только 2 тысячи остались в живых. Компания SNCF охотно поддерживала нацистов, получая немалую прибыль. За все годы после окончания войны со стороны SNCF не принималось никаких усилий для выплаты денежных репараций выжившим жертвам концлагерей».
«Я снова еду в составе транспорта 42, — писал Лео, — я должен добиться справедливости для тех, кого уже нет. Я обратился к американскому филиалу этой компании в надежде призвать SNCF к ответственности. Владельцы компании утверждают, что во времена нацизма она была подчинена общему режиму в стране и не может нести ответственности за транспорт в лагеря смерти, а значит, не обязана выплачивать компенсации».
В 2011 году Лео Бретхольц выступал в качестве главного свидетеля на слушаниях в Конгрессе США по этому вопросу. «Надеюсь, Конгресс будет действовать, пока не поздно. Время уходит», — говорил он тогда.
8 марта 2014 года Лео Бретхольц, этот мужественный человек, скончался на 95-м году жизни. Рассказ о его судьбе как нельзя лучше можно завершить строками из стихотворения Александра Городницкого:
Судьба моих предков, как пепел,
черна и горька.
Не дай моим внукам, Всевышний,
её повторить.
Эстер Гинзбург пишет замечательные статьи. Побольше бы таких в «ЕВРЕЙСКОМ МИРЕ»!
Я очень Вам благодарна, Виктор. Большое спасибо.