«А надсмотрщики пусть говорят народу так: «Тот, кто построил новый дом и не обновил его, пусть идет и возвратится в дом свой…» (Дварим, 20:5).
Два ешиботника прибежали, запыхавшись, к Раву из Бриска. «Знает ли достопочтенный Рав, что позволяют себе актеры нового идишского театра? – закричали они с порога. – Они глумятся над Торой, высмеивают ее законы! Пусть Рав наложит на них «херем», отлучит от общины!»
В новом пародийном скетче, поставленном этим театром, рассказывалось о наборе в еврейскую армию. На сцене большая толпа людей. Ведущий объявляет: «Если кто-нибудь построил новый дом и не обновил его, пусть возвратится в дом свой, чтобы не умер он на войне, а другой обновит его!» Десять человек уходят со сцены.
Ведущий продолжает: «Если кто-нибудь насадил виноградник и не выкупил его плоды, пусть возвратится домой, чтобы не умер он на войне, а другой выкупит их!» Еще десять человек покидают сцену.
«Тот, кто обручился с женщиной и не взял ее, – снова говорит актер, – пусть возвратится домой, чтобы не умер он на войне, а другой возьмет ее!» Двадцать человек уходят.
И наконец он говорит: «Тот, кто боязлив и робок сердцем, пусть возвратится домой, чтобы не заразил робостью братьев своих!» Сцену покидают все остальные, кроме двух актеров, исполняющих роли престарелых мудрецов – Гаона из Вильно и Шаагат-Арье.
Гаон обращается к Шаагат-Арье: «Уважаемый рав, первый выстрел – ваш». – «Нет ваш», – вежливо возражает Шаагат Арье. Так под хохот и аплодисменты зрителей они спорят, уступая друг другу честь первого выстрела на войне. Занавес опускается.
«Какой кошмар!» – ешиботники чуть не плакали от возмущения и обиды. Но Рав из Бриска лишь невозмутимо пожал плечами: «Что же тут кошмарного?» Ешиботники недоуменно взглянули на своего ребе, а тот продолжал: «Все правильно. Они лишь забыли показать заключительную сцену». – «Какую сцену?» – «В которой два мудреца побеждают противника».
В этой сценке, разыгранной в начале прошлого столетия, использованы слова из сегодняшнего раздела Торы, с которыми коэны обращаются к народу перед войной. (Тора говорит в этом стихе о милхемет решут, т. е. войне за расширение границ Земли Обетованной. Но на войну за освобождение самой Эрец Исраэль – милхемет мицва, или оборонную войну – милхемет хова, выходят все без исключения.) Евреи сильны не своим числом и не военным умением. Мы – очень маленький и мирный народ. Нам отвратительно любое кровопролитие и насилие. Все победы над арабскими армиями одержаны Израилем не столько благодаря, сколько вопреки: вопреки просчетам командования, вопреки подавляющему перевесу арабов в численности солдат, танков, самолетов и союзников, вопреки их гораздо большей решимости убивать и разрушать. Каждая такая победа несет в себе элемент откровенного чуда. Коэн говорит евреям: «Не бойтесь, не робейте и не страшитесь их (врагов)! Ибо Б-г идет с вами, чтобы воевать за вас с врагами вашими, чтобы спасти вас» (20:3,4).
Наша сила – в наших мудрецах и праведниках, в их молитвах, в нашей верности Вс-вышнему, творящему победы и поражения в войнах. Сказанное вовсе не значит, что можно пренебречь конкретными мерами по обороне страны. Человек обязан делать все от него зависящее, и лишь тогда он удостоится помощи Тв-рца. Надо помнить, однако, что последнее слово всегда остается за Ним.
По цепочке поколений
Есть в разделе «Шофтим» очень важное для нас и предельно актуальное положение: «Если не ясен будет тебе закон… то приди к коэнам, левитам и к судье, который будет в те дни, и расспроси, и скажут они тебе, каков закон. И поступи по слову, которое они скажут тебе… и точно делай все, как они укажут тебе… не уклоняйся от слова, которое они скажут тебе, ни вправо, ни влево» (17:8-11).
В этих словах сформулирован механизм преемственности еврейской традиции, передаваемой по цепочке поколений. Эта цепочка протянулась к нам от Моше-рабейну и от того уникального момента истории, когда наши предки вступили в прямой контакт с Б-гом у горы Синай. Тора как будто предвидела главный аргумент, выдвигаемый всевозможными «критиками» в адрес аутентичного «ортодоксального» иудаизма: мол, Тору, ТАНАХ я признаю, а остальное напридумывали раввины почем зря.
Нам прямо заповедано обращаться к «судье», т. е. к раввину, который будет «в те» – в наши дни, – и строго выполнять его указания, как если бы они исходили из уст самого Тв-рца.
И еще один важный урок. Приведенное положение выбивает почву из-под ног реформистов, консерваторов и прочих сектантов-«новаторов». Их доктрины оторваны от единой цепи. Они не восходят к Моше и Синайскому откровению. У них другие основоположники, которые сами отсекли себя от корней: у христиан – это Иисус, у караимов – Анан бен Давид, у современных реформистов – Мозес Мендельсон. Отвергая решения мудрецов, Устную Тору (Талмуд), и в некоторых случаях положения самого Пятикнижия, они в лучшем случае, создавали новые религии, но отнюдь не «течения» иудаизма. Нам же прямо сказано: «Не уклоняться от слова… ни вправо, ни влево». В этом залог нашего национального выживания.
Пакетик леденцов
«Тот, кто убьет ближнего своего без умысла… пусть убежит в один из этих городов и останется жив» (19:4, 5).
В этих словах Тора формулирует заповедь о выделении городов-убежищ для людей, совершивших непредумышленное убийство и вынужденных скрываться от кровной мести родственников погибшего. Нечаянному убийце разрешено вернуться в свой дом, к своей семье только после смерти первосвященника. Если он посмеет выйти из убежища раньше, с ним может безнаказанно расправиться «кровомститель».
Но что делать беглецу, если первосвященник молод и полон сил? Терпеливо отбывать изгнание, возможно, пожизненное? Ясно, что он жаждет скорой кончины высшего духовного лица еврейского народа и молит об этом Б-га.
В эпоху Храма мать первосвященника регулярно приносила гостинцы обитателям городов-убежищ, чтобы они не просили
Вс-вышнего послать ее сыну безвременную смерть.
Но разве может «пакетик леденцов» конкурировать со страстным желанием узника обрести свободу? Неужели мать первосвященника действительно надеялась, что маленькая гастрономическая взятка сумеет победить тоску человека по своему дому и семье?
В этом парадоксе скрыта важная мысль. Наша молитва становится эффективной лишь в том случае, если мы произносим ее с полной, стопроцентной самоотдачей, с абсолютной, безоглядной убежденностью. Еврейская традиция учит, что 99-процентная «кавана», концентрация в молитве, недостаточна. Требуются все сто процентов: или все, или ничего.
«Пакетика леденцов» вполне хватало, чтобы снять глянец с молитвы изгнанника, лишить ее эффективности и обеспечить молодому первосвященнику долгую жизнь.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
