Вопрос о том, почему с такой легкостью и так прочно запоминаются всякие глупости, еще ждет своих исследователей. Вот и у меня в голове накрепко засела одна фраза, услышанная по радио уже много лет тому назад: «А я вообще считаю, – изрек тогда отец-ведущий, – что говорить с сыном о Холокосте нужно с полным безразличием. Любой надрыв отобьет у него охоту слушать». Вот так, о Холокосте – с безразличием. Исторический факт-с, статистические данные. Перепись населения 39-го года минус перепись населения 45-го…
… Мне помнится, был «чудный» летний день, когда мы со Шмуликом, молодым раввином города Киля, что в Германии, по традиции, накануне субботы окунались в микву. Миквой нам служило Балтийское море – меньшей мы просто не нашли. Освежающе дул холодный ветер, и часто моросил дождь. В машине, восстановив попадание зуба на зуб, Шмулик заговорил. «Вот… вот так каждую пятницу! И в субботу, когда надо будет сорок минут пешком идти в синагогу, – тоже будет дождь. Вот сколько я здесь живу – почти каждую неделю то же самое. Зато в воскресенье, когда этим нужно в церковь или на пляж, наверняка погода будет, как на Гаити. Почему так?.. Не понимаю… Наверное, Вс-вышний не хочет ничем быть им обязанным».
Словом «эти» с характерной «любовной» интонацией Шмулик называл аборигенов, то есть немцев. Да и мне, признаться, курчавое слово «аборигены» легче и приятнее произносить, чем лязгающее «немцы». И все те несколько дней, что пять лет назад я провел в этой вылизанной стране, меня теребило неспокойное чувство – щемящее недоумение от того, насколько у них все в порядке: мягкий прибалтийский климат, обычное европейское изобилие, солнце блестит, трава зеленеет, сытые коровы пасутся возле автобанов… Но, идя по улицам, я думал о тех, что жили здесь раньше и мнили себя немцами «Моисеева вероисповедания» или без вероисповедания и чей пепел затем удобрил эту жирную землю. Страна эта показалась мне похожей на сияющий витаминной сочностью огород, аккуратно вскопанный прямо у кладбищенской ограды. И могильная гниль сочится сквозь решетку времени и сквозь покосившийся заборчик «комплекса вины» и питает трупным соком цветущие грядки. А глядя на розовые лица аборигенов, общавшихся со мной зачастую преувеличенно вежливо и доброжелательно, я думал о том, из кого (Б-же мой! Не «из чего» ведь, а «из кого»!) было сделано мыло, которым мылись их родители и деды. (Вам «мыло» тоже уже набило оскомину? Поменьше надрыва? Ну-ну…)
Эти аборигены не просто вежливы. Когда мой тамошний дальний родственник как-то на работе обмолвился о том, что его мать еврейка, лица сослуживцев, по его словам, тут же вытянулись, как у кошки, которая знает, чье мясо съела. Они знают. Они помнят все. В отличие от «наших», приехавших в Германию. Нет, я вовсе не осуждаю тех, кто предпочел достаток в Германии российской нужде. Понимать не понимаю, но осуждать – Б-же упаси. Я лишь говорю о «данцигском мыле», о котором они, то есть «наши», не думают и не помнят. Почти все, с кем я заводил разговор на эту щекотливую тему, говорили, к моему содроганию: «Не знаю… меня это не волнует»…
Почему Девятое Ава, день разрушения Храма – день нашей первой Катастрофы, – был установлен мудрецами как день поста? Почему из года в год вот уже две тысячи лет этому дню предшествуют три недели траура? Не противоречит ли это духу иудаизма: с одной стороны, «служите Вс-вышнему в радости», а с другой – изнурение себя в пору длинных и жарких дней суточным постом и бесконечными траурными молитвами?
Не для того ли, чтобы в плоть и кровь нашу, взамен сгоняемого за этот день жирка, входило осознание того, что галут – Изгнание – это болезнь, с которой мы не должны свыкаться, какой бы безоблачной нам ни казалась наша теперешняя жизнь. Чтобы каждая строка Плача Иеремии и каждая страница бесчисленных плачей, сложенных мудрецами поколений «веков мученичества» и праведниками, пережившими Холокост, заставляли нас помнить и не забывать каждую частицу пепла наших предков. Чтобы все мы – от немц… то есть, простите, от американцев «Моисеева вероисповедания» до израильтян без вероисповедания – кричали про наши холокосты, не скрывая искреннего пафоса ни от своих детей, ни от своего Б-га, некогда пообещавшего нам Избавление.
Что ж, Ему мы, может быть, не в праве задавать вопросы «почему?» или «за что?», но в праве кричать: «До каких пор?!» От всего сердца, со всем надрывом.
«Пятое Измерение», № 12
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
