Тфилин

Борька рос самым обычным мальчишкой, весёлым, шумным и любящим всюду совать свой нос. Разве что часто простуживался и болел. Дни, свободные от школы, превращались в маленькие праздники, когда можно было подольше поспать, лишний часок-другой посмотреть телевизор, повозиться с котом Барсиком, вставить в альбом новую серию аргентинских марок – да мало ли чего можно сделать, если у тебя впереди целый день!

Только одно обстоятельство отравляло Борьке жизнь. Обстоятельством этим было присутствие в квартире деда. Дед Исаак переехал к ним недавно, после смерти жены – бабушки Любы. Хотя и было ему всего около шестидесяти лет, Борьке он казался стариком: изрезанное глубокими морщинами смуглое лицо, полностью седая борода, низкий хрипловатый голос. И при этом чёрные пронзительные глаза, которыми он, казалось, насквозь прожигал окружающих.

Дед Исаак был нелюдим и почти не выходил из своей комнаты, однако его присутствие в доме было столь ощутимо, что даже Борькины друзья – Витька с Колькой – главные заводилы в классе, приходя к ним домой, вели себя прилично и не шумели.

По утрам дед молился

Он накрывался с головой талесом и, держа в руках потрёпанный молитвенник, бормотал на непонятном гортанном языке, раскачиваясь вперёд и назад. Самым интересным для Борьки были чёрные квадратные коробочки, укреплённые ремешками на голове и руке деда. Однажды, когда дед после обеда заснул, Борька прокрался в его комнату, достал коробочки из бархатного мешочка и принялся рассматривать. Коробочки были сделаны из кожи и сильно потёрты по краям.

Любознательный Борька осмотрел их со всех сторон, потряс ими возле уха и даже понюхал. Когда же он попытался подковырнуть перочинным ножиком заднюю стенку коробочки, чтобы заглянуть внутрь, над головой у него раздался громовой голос:

– Тебе кто разрешил трогать мои тфилин, паршивец? – Борьку словно ветром сдуло из комнаты. Он убежал во двор и боялся возвращаться домой, пока не вернулись с работы родители. На следующий день дед сам подошёл к нему:

– Ну что, исследователь, сдрейфил, небось, вчера? – в глазах у него мелькнули весёлые огоньки.

Борька не нашёлся, что ответить.

– Я на тебя не сержусь, сам такой был. – Дед Исаак подмигнул.– Знаешь,– продолжал он заговорщицки понизив голос, – это не простые тфилин…

– А что означает «тфилин»? – Борька тоже понизил голос.

– Это долго объяснять. Ты сейчас всё равно не поймёшь. Просто запомни, эти тфилин помогают когда тяжело. Их нужно только накладывать каждый день и верить, что они помогут.

Дед замолчал и погрузился в раздумья. Прошло несколько минут – Борька нетерпеливо заёрзал.

– Эти тфилин принадлежали моему деду. Когда-нибудь они будут принадлежать тебе. Береги их. Один раз они спасли человеческую жизнь.

Дед круто повернулся и вышел из комнаты.

… Через год его не стало. В то утро дед прочитал молитву, аккуратно сложил талес, спрятал в мешочек тфилин, лёг на кровать и умер. Когда мама вошла в комнату, чтобы позвать его завтракать, он уже не дышал. Взрослые говорили, что у него было больное сердце, и он легко умер. Что означают «больное сердце» и «смерть», Борька в свои 11 лет ещё, конечно, не понимал. Просто дед и всё связанное с ним стали как бы отодвигаться от него всё дальше и дальше, постепенно скрываясь в сгущающемся тумане времени.

Борька ездил пару раз с родителями на кладбище. На скромном памятнике из серого гранита было выбито: «Исаак Израилевич Гершвин 1930 – 1991»

Отец велел Борьке положить на плиту камешек.

– Почему не цветы, как у всех?

– Так положено, сынок. Дедушка так хотел…

Прошли годы

… Узнать в широкоплечем молодом человеке с накачанными в тренажёрном зале мускулами, уверенной походкой и подстриженными «ёжиком» волосами вечно сопливого пионера Борьку было трудно. Он сидел за столиком в кафе на улице Дизенгофа в Тель-Авиве и, потягивая через трубочку из высокого стакана колу, размышлял, где достать денег.

Следует сказать, что за девять лет, проведённых в Израиле, Борька успел закончить школу, отслужить в армии и, отказавшись поступать в университет, заняться бизнесом. В рекламном буклете фирмы, оптом торгующей компьютерами прямо со склада в Европе, было указано, что вложенные средства должны начать окупаться уже в ближайшие месяцы. То ли что-то не сложилось со складом, то ли фирма оказалась не слишком ответственной, поставив не те компьютеры и не по тем ценам, только шикарная Борькина квартира, снятая в престижном северном Тель-Авиве в счёт будущих прибылей, оказалась заставленной коробками с продукцией, сбыть которую без серьёзных убытков не представлялось возможным. Борькин компаньон, собственно, и втянувший его в эту авантюру, сбежал в Канаду, прихватив остаток их общих денег и предоставив Борьке право самому рассчитываться с кредиторами. В довершение ко всем неприятностям, девушка, с которой Борька встречался два года и даже подумывал о женитьбе, ушла от него, найдя себе более удачливого бизнесмена.

Вот уже месяц Борька не находил себе места, целыми днями слоняясь по городу, избегая компаний и редко появляясь у родителей. Его мозг лихорадочно работал 24 часа в сутки. Он перебирал различные варианты выхода из положения, но не мог остановиться ни на одном из них.

Тяжело вздохнув, Борька потушил окурок в пепельнице и поднялся из-за столика. Мимо него прошли трое молодых ешиботников, громко обсуждая какое-то непонятное место из Талмуда. Борька хмыкнул и уже открыл рот, чтобы высказаться по поводу этих, как он считал, подобно многим светским израильтянам, «нахлебников на шее у государства», когда заметил под мышкой у одного из них небольшой бархатный мешочек с вышитыми золотом буквами. Как завороженный, забыв закрыть рот, провожал он глазами этот мешочек до тех пор, пока ешиботники не повернули за угол. Затем сорвался с места, перебежал через улицу и успел вскочить в автобус, отправлявшийся в Холон – город-спутник Тель-Авива, в котором жили его родители.

Влетев в квартиру и, даже не поздоровавшись, Борька с порога закричал:

– Где тфилин деда?

Родители переглянулись.

– Где деда тфилин, я спрашиваю? – ещё повысил голос Борька.

– Сынок, что случилось? – озабоченно спросила мама.

– Мама, ничего не случилось, – Борька старался сдерживать себя. – Я просто хочу знать, где тфилин деда Исаака. Только не говори, пожалуйста, что ты их выбросила.

– Да, в жёлтом чемодане они, по-моему, в стенном шкафу.

Борька немедленно выволок из антресолей стенного шкафа покрытый густым слоем пыли чемодан. Тот был набит старыми фотографиями, какими–то газетными вырезками, книгами. Из верхнего альбома на пол выскользнула пожелтевшая 6х9 фотография с зубчатыми краями. С неё на Борьку вызывающе смотрел высокий молодой человек в полосатой тенниске, широких холщовых брюках и в сандалиях на босу ногу. Борька с удовлетворением отметил своё сходство с дедом Исааком. Мешочек с тфилин лежал на самом дне чемодана. Борька положил его в полиэтиленовый пакет, спрятал в карман фотографию и, рассеянно кивнув родителям, вышел из квартиры.

– С этим бизнесом дело добром не кончится, – мать устало опустилась на стул.

– Какое отношение имеют к бизнесу тфилин? – пожал плечами отец.

– Ой, я уже ничего не понимаю.

По дороге домой Борька немного остыл и начал сомневаться. Ну, мало ли чего наговорил ему когда-то странный больной старик? Какая сила может заключаться в этих потёртых коробочках? Он же не верит в чудеса, он вообще ни во что не верит! С другой стороны, чем он рискует, надев их несколько раз? Да он и спать в них готов – лишь бы помогли!

Дома Борька прикрепил возле зеркала фотографию деда и сдвинул брови, пытаясь придать своему взгляду такую же пронзительность. Получилось! Остаток вечера Борька просидел на балконе, размышляя, стоит ему отправляться в синагогу или нет. Так ничего и не решив, он лёг спать. Ночью ему приснился дед. Он торопливо шёл по улице Дизенгофа, ни на кого не обращая внимания, внезапно остановился у Борькиного столика в кафе, прожёг его своим взглядом и закричал хриплым голосом: «Тебе кто разрешил заниматься этим бизнесом, паршивец?» Борька хотел ответить, но язык его не поворачивался.

Дед сердито махнул рукой, легко перебежал через улицу и вошёл в автобус. Борька попытался бежать за ним, но ноги не слушались, и он с мольбой протянул к деду руки.

Тот высунулся в окно и неожиданно мягким, без хрипоты голосом сказал: «Теперь они принадлежат тебе, Борух. Береги их. Они помогут».

Возвращение

На следующий день Борька вошёл в расположенную неподалёку синагогу и постучался в кабинет раввина. Рав сказал, что тфилин нуждаются в проверке на кошерность и предложил зайти через три дня. Когда в указанное время Борька появился в его кабинете, рав взволнованно сообщил ему, что, хотя тфилин действительно очень старые, ни одна буква в тексте не повреждена, и что он видит такое впервые. Борька, однако, не был удивлён – он уже начал верить в необычные свойства этих тфилин. Раввин предложил ему записаться на вечерние курсы по изучению традиции, проводимые в их синагоге.

Так начался для Борьки процесс тшувы – возвращения к вере. Сначала его посещали мысли о том, что всё это временно, что посещения синагоги, молитвы он сможет забросить, как только тфилин окажут своё действие. Постепенно сомнения стали отступать на задний план, вытесняемые проснувшимся интересом к истории своего народа и его духовному наследию.

Происходящие с Борькой изменения вызывали у его родителей одновременно радость и тревогу. Радость – потому что сын стал серьёзнее, сдержаннее, внимательнее к ним, перестал пропадать ночами по дискотекам и приятелям. Тревога была вызвана стандартными предрассудками светских людей против «религиозного фанатизма».

Борька без сожаления расстался с роскошной квартирой в Рамат-Авиве и перебрался назад к родителям. Послушавшись их совета, поступил в университет на факультет кибернетики по специальности «компьютерное программирование», к чему всегда тяготел. После обеда он подрабатывал пару часов в супермаркете, а по вечерам три раза в неделю посещал занятия в синагоге. Приходя домой, Борька валился с ног от усталости и засыпал, едва коснувшись головой подушки. В шесть утра он был уже на ногах и, возложив тфилин, с совершенно особенным чувством читал утреннюю молитву «Шахарит».

Долги удалось частично погасить, реализовав компьютеры, а на остальную часть задолженности добиться отсрочки выплат без дополнительных процентов.

Нельзя сказать, что столь кардинальные изменения образа жизни давались ему легко, но упрямство и целеустремлённость были, по словам отца, именно теми качествами, которые Борька напрямую унаследовал от деда. Каждое утро, выходя из дому, он на несколько секунд останавливался перед висевшей на стене пожелтевшей фотографией, выдерживая требовательный взгляд деда.

Вскоре Борька познакомился в университете с девушкой, недавно приехавшей с родителями из России. Небольшая, хрупкая и немного застенчивая, она была непохожа на раскованных израильтянок, с которыми он предпочитал иметь дело раньше. Борька очень дорожил их зарождающимися отношениями и перед первым свиданием робел, как мальчишка.

А примерно через полгода произошло совсем уж неожиданное событие. На имя Борьки из Монреаля пришло заказное письмо, в котором бывший компаньон сбивчиво объяснял своё бегство из Израиля непредвиденными обстоятельствами, открывшимися возможностями нового бизнеса и многократно просил прощения, уверяя, что всё осознал. К письму прилагался чек на сумму, достаточную для покрытия оставшегося долга.

Чудо спасения

Как-то вечером, вернувшись домой, Борька застал отца за необычным занятием – тот перебирал фотографии из жёлтого чемодана.

– Кто это? – Борька остановился за спиной отца. – Дед Исаак? Да нет, не может быть, фотография вон какая старая.

– Это Борух Гершвин, его дед, значит, твой прапрадед. Дед Исаак настоял, чтобы тебя назвали его именем.

– Не знал, – Борька направился в ванную.

Приняв душ, он вышел и обнаружил отца в той же позе и с той же фотографией в руках.

– Слушай, папа, давно хотел спросить. Дед Исаак рассказывал мне, что его тфилин спасли кому-то жизнь. Ты не знаешь, он имел в виду – спасли духовно или действительно было нечто связанное с риском для жизни?

Отец поднял голову – во взгляде его застыла боль. Никогда ещё не видел Борька отца таким.

– В середине июля 1941 немцы заняли местечко, в котором до войны жила наша семья. Через два дня был вывешен приказ, предписывающий всем евреям собраться на следующее утро на площади. С собой взять разрешалось только документы и личные вещи. В отличие от многих евреев, строивших предположения, куда их отправят на работы, в областной центр или прямо в Германию, дед Борух сразу всё понял. Он вообще был очень мудрым. После того как в начале 30-х арестовали местного раввина и закрыли синагогу, именно к нему евреи шли за советом; в его же доме по субботам подпольно собирался миньян. Всю ту последнюю ночь дед Борух провёл в молитве. Утром, прочитав «Шахарит», он, не снимая тфилин, отправился во главе своего семейства на площадь, крепко держа за руку 11-летнего Исаака и вызывая недоумение своим внешним видом у остальных евреев. Их путь, всего каких-то четыре километра, пролегал мимо вымытого дождями глубокого оврага. Подходя к нему, дед Борух снял тфилин, вложил их в руки внука и шепнул:

– Когда я подам знак, ты прыгнешь в овраг.

– Зачем? – изумился Исаак.

– Не спрашивай. Сделаешь так, как я сказал. – Голос деда Боруха смягчился, – хоб ныт кэйн мойре, ингелэ (не бойся, мальчик – идиш).

Колонна поравнялась с оврагом, Исаак с ужасом отпрянул от почти отвесно обрывающегося края, и дед Борух лёгким толчком в спину помог внуку остаться в живых. Падая, Исаак зацепился ремнями тфилин за оголившиеся корни дерева и провисел так, пока конвоируемые не скрылись за начинавшимся лесом. Выбравшись из оврага, он побежал за колонной и, спрятавшись за деревом на опушке леса, видел всё. Как людей выстроили перед вырытым накануне рвом, как шевелились губы деда Боруха, произносившего последнюю, главную в своей жизни «Шма Исраэль», как раздались автоматные очереди и тела начали падать в яму. Обезумев от ужаса, Исаак бежал, не разбирая дороги, пока не свалился без чувств. Потом он плутал по лесам, питался одними ягодами и кореньями, пил из болота. Недели через две его, полуживого, подобрали партизаны…

Борька, не мигая, смотрел на отца.

– Выходит, спас его дед Борух, а не тфилин? – спросил он с дрожью в голосе.

– Отец всегда считал, что в его спасении дед и тфилин сыграли равную роль. Если бы он скатился на дно оврага и даже не сломал себе при этом шею, вряд ли ему удалось бы самому выбраться оттуда. Впрочем, выбора у деда Боруха всё равно не было. С тех пор папа ни на один день больше не расставался с этими тфилин.

Отец сделал паузу.

– Если бы он сейчас мог видеть тебя…

Борька распахнул окно. Вечерняя прохлада немного остудила разгорячённое лицо. Отец встал рядом, обняв его за плечи. Они молчали, глубоко вдыхая пахнущий жасмином воздух, вглядываясь в усеянное бесчисленным количеством звёзд небо, возвращаясь мыслями к прошлому, без которого нет настоящего, а значит, и будущего.

А на столе в Борькиной комнате лежали две маленькие чёрные коробочки – тфилин, которые помогают.