Знаете ли вы, что такое коммунальная квартира? Если вы из бывшего СССР, то, конечно, знаете. Я жил в уникальной коммунальной квартире и в очень интересном доме в Киеве до начала Великой Отечественной, в который снова вернулся после окончания войны.
Название нашей улицы все время меняли. До 1936 года она была Кузнечной и находилась буквально в десятках шагов от Александровского парка, который стал потом парком имени Т. Г. Шевченко. Когда-то в этом месте селились члены мастеровых кузнечного цеха, а в 20-х годах прошлого столетия улица была переименована в Пролетарскую. В 1936 году умер пролетарский же писатель А. М. Горький, и улицу сразу же нарекли его именем.
(Интересно, что после того как Украина стала «самостийной, имя Горького исчезло – улицу назвали именем известного украинского ученого-археолога Антоновича).
Но вернемся к моему дому номер 3. В одной из квартир жил известный украинский писатель Любомир Дмитерко, в другой – пианист-профессор, педагог Киевской государственной консерватории Соломон Исаакович Сатановский. Это он обнаружил у меня, шестилетнего малыша, музыкальный слух, после чего родители немедленно отвели меня в музыкальную студию киевского Дома ученых.
Почему именно в Дом ученых? Мой отец Израиль Теплицкий до войны был заместителем директора технологического института пищевой промышленности им. Микояна; его выдвинули на Сталинскую премию за внедрение в спиртовом производстве поточной линии, но получить премию он не успел… Отец подчинялся непосредственно директору института Якову Кацу, расстрелянному гитлеровцами. Это был родной брат живущего ныне в Нетании 91-летнего поэта из Харькова Зельмана Каца.
Проучился я в музыкальной школе целых семь лет – вплоть до начала войны с гитлеровской Германией, успев даже выступить в отчетном концерте в 1940 году. После этого все музыкальные уроки были окончательно забыты…
И еще один удивительный человек жил в нашем доме. Это Моисей Нояхович Майданский – талантливый лингвист, филолог, научный сотрудник Института еврейской культуры АН УССР, реорганизованного в 1936 году в Кабинет еврейской культуры.
В годы сталинских репрессий семь работников этого Кабинета были арестованы как «американские и английские шпионы», в числе арестованных был и Моисей Майданский. В 1955 году сидевший в лагерях ученый был полностью реабилитирован. Он умер в феврале 1973 года в Киеве в возрасте 74-х лет… Его дочь Майя с семьей жила в Бейт-Шемеше. Майя умерла в 2003 году.
… Вернемся снова к коммунальной квартире, где жила наша семья. Здесь до войны было четыре небольших комнаты. Две из них принадлежали нам (отец, мать и я). В третьей жил караим Яша с женой Еленой Ефимовной, сыгравшей немалую роль в судьбе моего отца во время войны, а в самой маленькой комнатушке ютилась большая семья главного бухгалтера Киевского оперного театра Шейнермана: он сам, жена, его сестра и двое маленьких детей. Все они погибли в начале войны, пытаясь эвакуироваться: в Днепропетровске попали под бомбежку немецких самолетов…
На втором этаже нашего дома до войны проживала почти столетняя бабушка – мать известного до переворота 1917 года киевского богача Морозова, которому принадлежал недалеко от нас на улице Толстого большой семиэтажный дом. Его так и называли – «Дом Морозова». Сам хозяин уехал за границу в 1917 году, а мать его еще в 1933 году была жива.
На первом этаже располагалась частная парикмахерская мастера бритвы и помазка Дорфмана, сын которого Зяма был моим другом и по двору, и по школе.
Но самая удивительная семья жила на четвертом этаже. Их фамилия была Лермонтовы! По молодости лет я не смог тогда выяснить, откуда у еврейской семьи (отец, мать и сын, которого мы называли Тусик) была фамилия великого русского поэта. Тусик был старше меня на три года, в 1941 году ему исполнилось 17. Когда началась война, он с отцом ушел на фронт, где оба и погибли. После войны объявилась в их квартире мать Тусика, но и она вскоре умерла. Так мне и не довелось узнать истину про лермонтовские корни этой еврейской семьи…
После ее смерти две комнаты (из четырех) в их коммуналке заняла другая семья – известного в Киеве учителя русского языка и литературы Анатолия Мостославского – дальнего родственника (по матери) Лёди Вайсбейна, то бишь, Леонида Утесова.
Жена караима Яши (гитлеровцы караимов не преследовали) Елена Яковлевна благополучно пережила войну в Киеве и умерла в 1948 году. Перед смертью она рассказала мне, приехавшему из эвакуации в 1946 году, что несколько раз виделась с моим отцом, попавшим в Киев после устроенного немцами «котла», и пришедшим к своему тестю на улицу Тарасовскую. Несколько раз она бегала туда, приносила отцу папиросы и еду, хотела спасти его, но он наотрез отказался бросить моего 76-летнего деда, и оба они ушли одними из первых в Бабий Яр…
Уже после войны, вернувшись в Киев из эвакуации, я узнал о судьбе многих жильцов нашего дома. Ушли в Бабий Яр: Дора Вайнштейн, семья Журавских (от 25 до 63 лет); Елизавета Марковна (фамилию забыл) 51 года с больным сыном 31 года. Ушел в Бабий Яр и замечательный музыкант Соломон Сатановский…
Их имена, как и имена моего отца и деда – отца матери – занесены в Книгу Памяти погибших в этом страшном Яру…
… В ночь с 7 по 8 августа 1941 года, меня разбудили родители:
– Одевайся, сынок, мы уезжаем…
– Все вместе? – спросил я.
– Нет, папа остается…
Не помню уже, как мы одевались, как родители приготовили два чемодана, сошли вниз. На улице было еще темно, моросил мелкий противный дождик. Мы доехали до товарной станции на улице Федорова…
(Это отрывок из моей книги «Страна, укравшая мою жизнь», вышедшей уже в Израиле в 1993 году).
Пропущу жизнь в эвакуации в Туркмении. После войны я уехал из города Чарджоу один. В августе 1946 года мне исполнилось 19 лет. За плечами был речной техникум, находившийся в Чарджоу на полувоенном положении…
В нашей квартире на улице Горького, 3 уже жили чужие люди, вселившиеся в нее еще при немецкой оккупации.
Идти было некуда. В городе уже жили мои друзья и знакомые, приехавшие в полуразрушенный Киев раньше меня. Ночевал то у одного, то у другого знакомого, а днем занимался судебными делами, оформляя возвращение своей жилплощади. Эту историю я также описал в своей книге:
«В квартире, откуда ушел на фронт отец, чужие люди захватили две наши комнаты. Эта семья до войны жила на улице Стрелецкой, а потом перебралась к нам. Только через восемь месяцев я получил ордер на одну комнату в этой квартире. Семья долго сопротивлялась, мне пришлось дойти до самого Генерального прокурора Украины В. Руденко, ставшего впоследствии знаменитым после выступления в качестве Главного обвинителя нацистских злодеяний от имени СССР на Нюрнбергском процессе.
Даже после того как я пришел в квартиру с ордером, выданным Руденко, семья захватчиков не пустила меня на порог. Пришлось прибегнуть к помощи милиции.
Делать было нечего – семья потеснилась, хотя не только мои друзья, но и сам Генеральный прокурор задал мне вопрос:
– Почему не забираете себе обе комнаты?
– Как же можно выбрасывать людей на улицу? – возразил я.
– Но они же выбрасывают вас, – ответил Руденко.
Позже мы зажили с этой семьей дружно: им очень понравилась моя мама, вернувшаяся в Киев из Чарджоу в том же 1946 году».
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
