Окончание. Началов № 1140
29 июня в 8:30 утра Ваня Петухов на своём такси с Сашей Берманом на заднем сиденье прибыли к гостинице «Кеми» и запарковались на противоположной стороне улицы. В девять часов к входу в гостиницу подъехали два туристических автобуса. Из гостиницы шумной толпой повалили молодые люди обоего пола, в которых Саша без труда признал своих бывших соотечественников. Отталкивая друг друга, они с веселыми криками врывались в автобусы, чтобы занять место у окна. Через несколько минут автобусы покатили вдоль улицы. И тогда наступил решающий момент…
– Кажется, я вижу её в окне первого этажа. Вон в том, крайнем. Жёлтые волосы, — хриплым от волнения голосом проговорил Саша.
– Ну, с Б-гом. — Иван вылез из машины и направился к входу в гостиницу.
Это было отступлением от плана: никакого таксиста предусмотрено не было. Но Саша ничуть не растерялась, когда перед ней предстал человек в форменной куртке и фуражке.
– Видите такси на той стороне улицы? Саша ждёт вас там. Где вещички-то?
Она кивнула:
– Я оставила их в номере. Второй этаж, комната 222, дверь не заперта. Там никого нет. Зеленый чемодан, на нём сумка.
Она встала и, не оглядываясь, направилась к выходу. Быстрым шагом пересекла улицу.
– Садись вперёд. Обниматься будем после… — шепнул Саша в приоткрытое автомобильное окошко.
Буквально через несколько секунд появился Ваня с чемоданом в руке. Он не стал открывать багажник, бросил чемодан на заднее сиденье, сел за руль и рванул с места. Отъехав пару сот метров от гостиницы, он свернул за угол и остановил машину:
– Давай, пересаживайся к ней. Здоровайтесь, я смотреть не буду.
До шведской границы, точнее до того пункта, где они намеревались пересечь шведско-финляндскую границу, было часов пятнадцать езды. Решили гнать, делая короткие остановки для отдыха, а на ночлег не останавливаться. К концу дня они уже проехали больше половины пути.
– А там сейчас большой шум… ну в туристической группе, — весело болтал Иван, шикарно держа руль одной рукой и поддавая скорости. — Где Александра Ванеева? Кагэбэшники забегали, в советское посольство сообщили. Те кинулись в финскую полицию. А они: ничего, мол, не знаем, никто не заявлялся. Мы сами, говорят, искать её не обязаны. Если появится, сообщим вам, как положено по договору. А так — извините…
Все трое радостно смеялись.
– Ваня, а там, на шведской границе, у вас знакомых нет? — спросила Саша. — Может, русские какие-нибудь?
Он посерьёзнел и даже слегка вздохнул:
– Нет уж, в таком деле лучше не рисковать.
– Что ты имеешь в виду? — насторожился Саша.
Иван опять вздохнул:
– А то, что мы, русские, здесь очень расколоты. Некоторые у нас тут поверили коммунистам и даже служат им. Вон туристические группы сопровождают всякие гиды, переводчики из местных русских. Думаешь, кто они? Их задача — голову вам морочить: мол, как при капитализме людям плохо, всё за деньги и всякое такое… А как там у вас, они знать не хотят. Мы их презираем.
Через несколько километров он замедлил ход и показал пальцем на диковинное сооружение возле дороги — что-то вроде памятника или обелиска:
– Знаете, что это? Северный полярный круг здесь проходит. Мы его сейчас пересекаем.
До шведской границы добрались уже за полночь. Дорогу перегородил шлагбаум, вокруг ни души. Светло было как днём. Иван посигналил, на гудок из избушки вышел заспанный пограничник. Он долго слушал объяснения Ивана на финском языке, долго вертел в руках документы Бермана на английском языке, потом махнул рукой в сторону Швеции и открыл шлагбаум.
– Он говорит, что это не его дело, пусть шведы решают, — сказал Ваня. — Вы топайте туда, вон в тот домик, а мне через границу нельзя: виза требуется. Да я всё равно по-шведски не говорю. Ну, бывайте…
Ваня по очереди расцеловался с обоими Сашами:
– Будьте счастливы в Америке! Когда устроитесь — приезжайте погостить. У нас тут озёра, рыбы полно, красота…
Саша прослезилась:
– Спасибо, Ваня, без вас мы бы растерялись. Вы для нас такое сделали… По гроб жизни благодарить будем.
Саша молча стиснул Ивана в объятиях. Что тут говорить, всё понятно…
По другую сторону границы их встретил такой же заспанный пограничник, только в другой форме. К счастью, он говорил по-английски. Он сразу понял, в чём дело — видимо, это был не первый случай:
– Я сам решить не могу, нужно связаться с начальством, они будут звонить в Стокгольм. А пока что отдыхайте и не беспокойтесь. Всё будет окей.
Он завёл их в чистенькую комнату, где была одна кровать, предложил кофе, чай и пожелал спокойной ночи.
Так закончилась операция «Соединение». Закончилась на удивление благополучно. Но самое трудное было впереди…
Позвольте здесь выйти из-за кулис автору и сказать несколько слов от себя. Мне бы очень хотелось написать, что испытания их были не напрасны, что в Америке они зажили счастливо и прожили вместе долгие годы… и так далее. Но, увы, ничего этого не получилось.
То ли они плохо представляли себе американскую жизнь, то ли плохо знали друг друга — ведь, честно говоря, они познакомились незадолго до Сашиного отъезда, но их совместная жизнь как-то с самого начала не заладилась. Если говорить обобщённо, Саше-жене не нравилась Америка и жизнь в американском обществе, тогда как Саше-мужу, наоборот, здешняя жизнь казалась интересной, перспективной и более справедливой, чем в Советском Союзе. Кроме того, ей не давался английский язык. В Москве она училась в медицинском институте, а здесь из-за языка не могла выучиться даже на медсестру. По протекции мужа её взяли в Сайнай-госпиталь санитаркой. Работа тяжелая, неблагодарная, и к тому же её назначали на самые неудобные смены. Она говорила, что к ней относятся плохо, потому что она белая, а расписание дежурств составляют афроамериканцы. Вскоре она оставила работу, и они жили на то, что зарабатывал Саша.
Но сидеть безвылазно дома ей тоже не нравилось. Ситуация усугублялась еще тем, что она не водила машину — боялась даже учиться. Между тем Саша-муж всё глубже осваивал свою профессию. Со своим новым другом Исмаилом, иммигрантом из Турции, он разработал усовершенствование механизма для больничной кровати; производитель принял их идею и неплохо заплатил.
У Саши на работе появилось много знакомых, в большинстве эмигранты из стран Азии и Латинской Америки. Они приглашали его к себе в гости, или звали на пляж, или гулять куда-нибудь в горы. С женой, разумеется. Но Саша-жена не любила бывать в обществе этих людей. «У меня с ними ничего общего», — говорила она. И было бы общее, но на каком языке обсуждать? Они-то, в отличие от неё, свободно владели английским.
Телевидение она смотрела только русское, читала русские газеты, искусства американского, даже массового, не любила и вообще ничем американским не интересовалась. А в России тем временем происходили удивительные перемены. Перестройка шла полным ходом. Запретные темы, о которых и думать было опасно, свободно обсуждались на страницах газет. Одна из этих тем особенно волновала Сашу-жену: возвращение на Родину эмигрантов и тех, кто покинул страну незаконно. То есть таких, как она…
С родителями она не переписывалась и никак не общалась. Саша знала, что они публично прокляли её, но им это не помогло: отец вынужден был уйти в отставку, так и не дослужившись до генерала, а маму «ушли» из профсоюзных вождей. Теперь Саша написала им покаянное письмо. Она писала, что глубоко сожалеет о своём поступке, просит простить за горе, которое причинила, что в Америке она несчастлива и живёт мечтой вернуться на Родину. Ответ пришёл не очень скоро, зато большой и подробный. Отец писал, что просить прощение нужно в первую очередь не у них с мамой, а у Родины, которую она так гнусно предала. Но у России большое и доброе сердце. Он побывал кое-где в разных инстанциях, и ему сказали, что она, Саша, может подать подробное заявление в советское посольство с искренним изложением причин и мотивов. И что ей, скорее всего, не откажут. И она подала, и ей не отказали…
Расставались они на удивление холодно, будто их ничто не связывало, будто не было безумной любви в Москве, и не было плана «Соединение», и не было попыток жить в Америке… Она попросила не отвозить её в аэропорт, а вызвать такси. Перед самым расставанием она сказала:
– Честно говоря, ничего удивительного здесь нет. Я русский человек и должна жить у себя дома, в России. А ты… — пауза была длинной и весьма выразительной. — В общем, разные мы люди.
В Москве родители встретили её со слезами. Отец настоял, чтобы она написала письмо в газету с осуждением своего поступка и описанием своих злоключений в Америке. Она такое письмо написала и отнесла его в «Комсомольскую правду».
Редактор отдела принял её любезно, усадил в кресло, пробежал глазами материал и вздохнул:
– Дорогая госпожа Ванеева, — Сашу покоробило от такого обращения. — Видите ли, таких писем уже опубликовано десятки, если не больше. И что? Да ровным счетом ничего. Люди прут за границу при всякой возможности. А тех, кто возвращается, считают дураками и неудачниками. Так что извините, публиковать ваше письмо не будем.
Владимир МАТЛИН
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
