В октябре этого года мой друг Шурик Казачков пригласил меня прочитать лекции по физике в Харьковском университете. Не без радостной внутренней дрожи я согласился. Я — выпускник этого университета. Говорить с кафедры, с которой читали Ландау, Лифшиц, Ахиезер, Канер очень, согласитесь, волнительно (А. Воронель говорит, что все приличные люди родом их Харькова, только некоторые почему-то это скрывают). Приходилось себя одергивать, а то ведь неровен час разовьется и мания величия.
Подхожу к университету. Меня предупредительно встречают на входе. Без сопровождающего в университет не просочиться. На входе возвышаются смурные личности в неопределенного вида униформе — охранники. Что они охраняют, неведомо. В тоталитарном советском прошлом, замечу, вход в университет был совершенно свободен.
Перед лекцией поднимаюсь на родную кафедру физики кристаллов. От славного прошлого — только портрет ее основателя, очень яркого человека Якова Евсеевича Гегузина. На оборудовании сантиметровый слой жирной пыли. Само лабораторное оборудование может заинтересовать разве только один из расплодившихся музеев науки (появление музеев науки — тревожный признак, означающий ее окостенение). Из корифеев кафедры уцелели считанные фанатики науки, давно завершившие свои научные карьеры. Разруха.
Читаю лекцию для студентов и преподавателей. Вроде бы идет неплохо, слушают внимательно, вопросы задают по делу. Лишь после понимаю, что вопросы свидетельствуют о катастрофическом снижении уровня аудитории. Тридцать лет назад после лекции из меня бы сделали бифштекс. Разнесли бы в клочья, и я слез бы с кафедры в глубоком, очищающем осознании собственного ничтожества. А после разноса я бы неделю не спал, продумывая будущую работу и дивясь тому, что прошляпил тьму простых вещей и наделал ворох тривиальных ошибок. А тут слезаю с кафедры весь в лавровых венках; нет тех, кто бы поставил меня на место. Еще позже удается сформулировать: ушло не поколение ученых, произошло нечто гораздо более глобальное — умер стиль.
***
В империях неудобно жить, но лишь империям дается Большой стиль. Демократии не построят Версаль и Петергоф, в парламентских республиках невозможны большой балет, советские шахматы и школа физиков Ландау. Большой стиль возникает, когда можно не думать о завтрашнем дне, когда строишь, пишешь, лепишь на века. Когда не думаешь о бессмысленной толпе (Ландау почитал подавляющее число людей баранами); когда твои писанина, мазня, пиликание на скрипке, коленца, выделываемые ногами, — Служение. Иногда неплохо оплачиваемое, но деньги, разумеется, не главное. А. Воронель на полном серьезе писал, что физики его поколения занимались бы наукой и бесплатно; это туповатые, недалекие власти не догадались о том, что жалованье можно и не платить.
Большой стиль порождал и своеобразную этику (ею же на витке обратной связи и питался). Мораль Большого стиля прощала многое, но не измену Служению. Разрешалось обзаводиться второй семьей, неаккуратно платить долги и алименты (или не платить их вовсе), уходить в запой… Не прощались бездарность, халтура и творческая недобросовестность. Человек, раз в жизни опозоривший свое имя дурацким докладом на семинаре Ландау, вычеркивался из списка живых навсегда. Ландау переставал с ним общаться.
Очищенная от шелухи этика Большого стиля предъявлена в «Мастере и Маргарите» и повестях Стругацких. У Мастера и Маргариты были в прежней жизни какие-то там супруги, но эти микроскопические люди, возможно милые, но скучные, не имели значения. Значение имел роман Мастера; творчество — ревнивый бог интеллигенции. Без этого романа Мастер не интересен ни богу, ни дьяволу, тонкому ценителю Большого стиля. У Стругацких то же: нет бога, кроме познания, и ученый — пророк его. А у тех, кто отлынивает от науки, волосеют уши.
Большой стиль требовал подражания непревзойденным образцам, эталонам. Канон предъявлялся явно, налично, и был велик и угрюм, как Мавзолей Ленина и здание Московского университета. Такой эталон был водружен везде: в балете — Большой, в хоккее — ЦСКА, в шахматах и физике — школы Ботвинника и Ландау. А. Воронель как-то не совсем в шутку сказал мне, что в присутствии Ландау жилось удобно; уютно знать, что есть недостижимый уровень понимания, такой ЦК КПСС от физики, ведающий истину в последней инстанции. Ты его спросишь о чем-нибудь, и вот тебе — мудрый ответ с небес. Знаменитые разносы, устраиваемые Ландау на семинарах, принимались легко — ведь гром-то с небес.
Жрецы Стиля зачастую были утонченно остроумны, но когда дело доходило до гамбургского счета, тут шутки, дружба, родство — прочь; в сухой осадок служения выпадала звериная серьезность. Большой стиль — демократичен, перед гамбургским счетом все равны. Важно лишь умение задавать вопросы природе, писать стихи или картины. И вместе тем Стиль обожает иерархии. Назначаются главная балерина, лучший писатель или физик; у Ландау страсть к иерархической классификации всего на свете принимала и маниакальные формы.
Большой стиль был всепроникающ. Служению ведь следовало подчинить и тело, и разум. У Ландау была теория правильной половой жизни, предписанной физику-теоретику. Он охотно наставлял в ней своих учеников. Не сомневаюсь, что подобные теории были и у тренеров советских гимнастов, фигуристов и шахматистов, а то ведь можно ненароком и Родину опозорить.
Служить Большому стилю и трудно, и радостно. Трудно, потому что вообще Служение чему-либо не каждому дается, а радостно, оттого что очень упрощает жизнь, избавляя от обесценивающего всякие усилия вопроса «зачем?». Зачем это я дни и ночи напролет провожу над исчерканными листиками с формулами, оттачиваю до зеленых чертиков движения кисти или стопы? Зачем это все? Может быть, настоящая жизнь профукана в лаборатории или танцклассе? Истинно счастливы слуги Большого стиля, до этих вопросов не дожившие.
Большой стиль и Короля играет труппа. Их Величества оживают в восторженных, влюбленных глазах почитателей. Когда на кафедру поднимались Гегузин или Канер, мы, студенты, знали — перед нами небожители. Сегодня труппа сменила Короля. Смириться с этим трудно. В воспоминаниях вдовы И.М. Лифшица Зои Ионовны Фрейдиной читаю: «Илья Михайлович прожил счастливую жизнь. Она вся уместилась во времена советской власти, когда вершину социальной лестницы занимали ученые, писатели, режиссеры, конструкторы, а не буржуазия, талантливая в своем обогащении».
Невероятный пассаж. Как может быть счастливой жизнь, прожитая при режиме, державшем весь свой народ на положении военнопленных? Заключенными, крепостными были все: от крестьян до членов Политбюро. Величавая эстетика Большого стиля, однако, легко побивает лохматую эстетику свободы. Большой стиль был гарантом осмысленной жизни, на самом деле куда более необходимой человеку, чем свобода; без этого порядка предпочтений и прошлые, и будущие фашизмы были и будут невозможны. Но без него невозможны десятитомник «Курса теоретической физики», «Лебединое озеро» в Большом и «Хрусталев, машину!».
Зоя Ионовна тоскует по крушению иерархической лестницы, на верхнем этаже которой располагалась партноменклатура, этажом ниже гостевали конструкторы пикирующего, взрывающегося и самонаводящегося. На тот же этаж, сознательно подкупая и развращая интеллигенцию, партийцы пускали на постой академиков, спортсменов и оперных певцов. Идя навстречу тоскующим, сегодняшний российский режим судорожно восстанавливает Большой стиль. Спрос породил и предложение: даровитые режиссеры Михалков и Бортко предлагают массам его аляповатый суррогат. Дело пока не клеится по любопытной причине: не достает инородцев. В России, от Петра и до Сталина, за Большой стиль отвечали инородцы: немцы и работавшие при советской власти немцами евреи.
***
Большой стиль часто гибнет, не дожидаясь распада империи. Его губит столь пестуемая им самим виртуозность. В конце концов композиторы начинают писать музыку для композиторов, а поэты — стихи для поэтов. Публика, изнемогая под бременем утонченности, перестает что-либо понимать. У меня на глазах приказал долго жить Большой стиль в физике. Наработанные теоретическая и экспериментальная виртуозности делают результаты понятными лишь кучке экспертов. Большой стиль неизбежно ведет к «Черному квадрату». А затем приходит поколение, задающее-таки каверзный вопрос «зачем?», и Большой стиль отправляется на кладбище культуры, в музей. Макс Планк говорил, что новые физические теории побеждают не оттого, что они более правильные, а потому что вымирает поколение ученых, веривших в старые.
С воцарением политкорректности для Большого стиля настали худые времена. Нас все приучают к мысли о том, что Моцарт ничуть не лучше тамтама, просто это другая музыка. А десятитомник Ландау и Лифшица не лучше представлений о природе племени маори, просто это другая физика.
***
На Западе Большой стиль не прививается. Тысячи ученых, артистов, художников эмигрировали из СССР в Израиль, но стиля с собой не перенесли. Недоверчивая израильская молодежь отказывается видеть в ученых жрецов культа Истины; стайки длинноногих студенток вокруг маститых профессоров не вьются. Научные школы не создаются. Талантливые ребята уезжают на «постдок» в США, да там и прикипают к приличному жалованью, плодотворному научному общению и отменному оборудованию. Успешный ученый на Западе это тот, кто зарабатывает много денег. Гамбургский счет — основа Большого стиля — никого особенно не интересует. В существование гамбургского счета ведь нужно верить, но верить умные люди предпочитают в другое.
Расплодились профессора-мафиози, творчески совершенно беспомощные, но талантливо выколачивающие гранты. Вокруг них кормится толпа волосатоухих недорослей. Переехав в Израиль, я по привычке насаждаю в своей лаборатории барский, имперский стиль, в Израиле — смешной.
На карте осталась одна империя — Америка. Америка доказала, что науку, культуру вовсе не обязательно создавать, их можно купить. Науку купить можно, а Большой стиль — нельзя. Хотя инородцы из инородцев евреи пытались заняться любимым делом и в Америке, создав Голливуд (евреи и вообще склонны все, чем они занимаются, превращать в Служение).
Но, кажется, полюбоваться американским имперским стилем нам не придется. Замечательный историк Яков Буркхард писал, что первый признак упадка империи — появление варвара на троне.
Эдуард БОРМАШЕНКО
«Окна», Израиль
Оцените пост
(голосовало: 5, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
Браво,Эдуард!
Хоть в кои-то веки слезли с котурн и сказали, то что думаете.
А то читал Вас до того на разных сайтах и чувствовал себя как Кандид в Лесу, все казалось,шерсть на носу, что происходит очередное одержание.
И проверяйте себя почаще так славно описанным Вами способом-не волосеют ли уши.
Соверщенно поразительная и талантливо написанная статья. Ничего подобного в «Еврейском Мире» никогда не читал. === Б.К. === P.S. Надо будет подписаться на «Окна». Надеюсь, они тоже еврейские.
Цитата – ***Но, кажется, полюбоваться американским имперским стилем нам не придется. Замечательный историк Яков Буркхард писал, что первый признак упадка империи — появление варвара на троне.***
Любезный БК! Как же вы упустили этот «плевок в суп» ваших панегирик Хуссейну Обаме? Это же «наглое оскорбление» вашего дорогого «Яго, Темного Главкома»! Если вы «после такого», стерпели похвалили автора и не выразили «гневного и справедливого» возмущения, то я начинаю сомневаться в Основных Законах Философии. Неужели иссякло ваше «рабочее слово», ну как раньше что-то про то, что «израильская военщина известна всему свету», или «моше-даян — с*ка одноглазая»? Ведь только благодаря вашим энцикликам не забывается (для контраста с местным «вавилоном») из каких таких имперских «египтов» и «красных пирамид» нам удалось уйти.
«Основные Законы Философии», Aizek, никогда не принимались мной во внимание что-бы, и когда-бы, я не писал, или не говорил. Единственным критерием, которым я при этом руководствуюсь, является об’ективность, которая в свою очередь почти всегда соотносится с обыкновенной человеческой совестью — двумя понятиями не только вам незнакомыми, но и в решительной мере, для вас враждебными. === Б.К. === P.S. === Вот и сейчас вы, Aizek, заключаете в кавычки слова и измышления, мне никогда не принадлежащие, попросту и незатейливо возводя на меня клевету. (Speaking of your conscience … and of your decency, actually).
Приходится, таким образом, в который раз констатировать, что вы, Aizek, жалкий в человеческом отношении клоун, а по своему существу, глупый и бессовестный фигляр.
Отличная статья, отличное развитие идеи. 5+
осмелюсь доложить — израильская наука имеет много гитик, а также свой хороший и весёлый еврейский стиль
Статья хороша тем, что может послужить основанием для хорошей дискуссии. Выводы статьи , конечно, спорные. Это обычная ностальгия по прошлому. Но так было всегда. Доказательства — это достижения науки и культуры сегодняшние
Хотя нормальная дискуссия на этом сайте мало вероятна
Очень благодарен Неизвестному Редактору за то, что выложил(ла) такую хорошую статью. Представляю, как в море интернета тяжело найти что-то хорошее и новое, особенно по такой скользкой теме, как культурология.
Согласен с Анатоли и не думаю, что тема научно-культурного имперского стиля будет тут обсуждаться. Нас тут на сайте слишком мало. (Так и хочется добавить: «и мы давно не в тельняшках». Но воздержусь от еврейских штучек, ради высокого штиля).
С одной стороны в пользу автора можно добавить, что был взлет культурного стиля с загнивающих империях средних веков, например в «гишпанской», научного — в «англицкой» и тд. Было «такое дело» иногда в Китае и Японии. Однако, как быть с такими исключениями, как культурный взрыв в далеко не-имперских социумах, как в греческих полисах и итальянский ренессанс? Там империями с политической стагнацией и не пахло.
Hi Aizek
Невозможность дискуссии потому, что здесь, как в басне Крылова Лебедь, рак и щука: с одной стороны — несколько израильских»всезнаек» — экстермистов, давно определивших и смерть стиля, и смерть Европы, и смерть Америки, и смерть собственного премьер-министра. Марир, например, мало того, что выкладывет на сайте тендензионные, нравящиеся ему одному статьи, пытаясь таким образом создать «общественное мнение», еще и затыкает всех несогласных.
С другой стороны — несколько религиозных ортодоксов, считающих, что и обсуждать ничего не нужно: все сказано в Торе. Как-будто мы против Торы.
Остальным стало откровенно скучно.
чегой–то без тельняшек, я дык действующий науч.раб.
беезрат Ашем, ещё чего-нито пооткрываем, пока более умные и настоящие занимаются настоящим делом — Торой
Из всей трудоёмкой статьи понятно что автор преклоняется перед культом ландау. Несомненно ландау был неплохим учёным по сравнению с окружавшими его людьми. Также, из-за угроз от товарища сталина, любой совесткий учёный мог быть подставлен к стенке, и этот факт несомненно влиял на трудоспособность советских учёных. Но также не стоит забывать что советский шпионский аппарат работал, и до сих пор хорошо работает. И многие советские открытия попросту выкрадывались у запада. Поэтому непонятна ностальгия о стиле который существовал в советских учёных учреждениях трудо-(конц)лагерного типа.