В Тель-Авиве в возрасте 98 лет умерла г-жа Герда Тухлер, бабушка 12 внуков, прожившая 70 лет в одной квартире с момента, когда она и ее покойный муж д-р Курт Тухлер переехали сюда из Германии в 1936 г. Семья разбирает бумаги и находит старые немецкие газеты 1934 г. со статьями о Палестине некоего фон Мильденштайна, конверты с его письмами… Что это все значит? Один из внуков — документалист Арнон Гольдфингер — начинает расследование и создает фильм, в котором нет актеров: все играют самих себя.
Фон Мильденштайн (1902–1968) был инженером, журналистом, активным путешественником. Он посещал сионистские конгрессы и выработал в себе интерес и симпатию к этой идеологии, даже подружился с некоторыми делегатами. При этом он был также членом нацистской партии с 1929 г. и СС — с 1932-го.
В этот период у нацистов еще не было четкого понимания, как они собираются решить еврейский вопрос, хотя желание сделать Германию свободной от евреев было несомненным. Радикалы в партии, возглавляемые Юлиусом Штрейхером, хотели просто выгнать евреев, и, как ни странно, именно в этот период СС было сдерживающим фактором, и эта организация начала формулировать собственную политику, основой которой была поддержка сионизма и постепенная эмиграция евреев. Этот период благоприятствования был очень коротким — до весны 1936 г., и если у такой политики был какой-то успех, то он был целиком обязан деятельности фон Мильденштайна.
У барона уже была репутация эксперта по сионизму, и потому Сионистская федерация Германии попросила д-ра Курта Тухлера убедить фон Мильденштайна, чтобы тот написал положительную статью о сионизме для нацистской прессы. Последний согласился, но при условии, что он сможет посетить еврейскую Палестину с д-ром Тухлером в качестве гида. И вот весной 1933 г. две странные пары — сионист, эсэсовец и их жены — вместе садятся на поезд в Берлине, едут в Триест, всходят на пароход, на который погружен и автомобиль фон Мильденштайна. Они путешествуют вместе месяц и становятся друзьями. Потом барон проводит в Палестине один еще пять месяцев, изъездив страну вдоль и поперек. Результат — двенадцать просионистских статей, напечатанных в геббельсовской газете в период с 9 сентября до 9 октября 1934 г. под псевдонимом Von Lim. В честь этих публикаций Геббельс приказал отчеканить медаль, где с одной стороны было изображение Маген Давида, а с другой — свастики.
Барон оказался в Тель-Авиве вечером своего первого палестинского дня. Город, где он видит одних евреев, его завораживает. «Только евреи, — пишет барон, — живут здесь, только евреи работают, только евреи торгуют, купаются, танцуют. В городе — широкие проспекты, привлекательные магазины современного западного вида. Ничего от Востока, его летаргии и апатии… Евреи здесь — полная противоположность стереотипу, создаваемому нацистской антисемитской пропагандой».
Он в восторге от детской колонии в Бен-Шемеше, затем едет в долину Изреель и пишет, что там, где сегодня процветают многочисленные еврейские поселения, менее 10 лет назад были малярийные болота, отпугивавшие как колонистов, так и арабов. В один день он видит две формы собственности: «квуцу» (так барон называет кибуц) Гева и «мошав» — поселение частных фермеров, расспрашивает главу кибуца, еврея из России по имени Гурион, о различии между двумя формами, пишет, что Гурион — символ «нового еврея», еврея, связанного с почвой. «Я вижу плотную фигуру Гуриона перед собой в лунном свете. Он — воплощение земли, почвы, которая изменила его и его товарищей за декаду. Этот новый еврей станет новой нацией». Заметьте, что все это было опубликовано в геббельсовской газете!
КогдаТухлеры в 1935-м или 36-м отправились в Палестину, на берлинском вокзале их провожали супруги фон Мильденштайн. Они часто переписывались, вплоть до начала войны в 1939 г. А между тем их друг уже занимал официальный пост. Когда лидеры СД (отдел безопасности СС под началом Гейдриха) решили, что нужен специальный отдел, посвященный еврейским делам, было очевидно, что фон Мильденштайн является наиболее подходящей фигурой, и в начале 1935 г. ему поручена организация такого отдела. Эйхман рассказал, как во второй половине 1935 г. он умирал от скуки на службе в Музее масонов, когда вошли посетители — Геринг и Геббельс — и с ними был некий унтерштурмфюрер (всего-навсего лейтенант), которого он не знал. Тот представился: фон Мильденштайн — и попросил показать музей. По окончании экскурсии фон Мильденштайн сказал, что он только что организовал Еврейский отдел СД, и предложил Эйхману перейти к нему.
Начальник дал Эйхману «Еврейское государство» Теодора Герцля, велел тщательно изучить книгу и написать реферат для печати в качестве ознакомительного материала для СС, что и было сделано. «Я узнал унтерштурмфюрера фон Мильденштайна, — говорит Эйхман, — как человека абсолютно отвергавшего методы «Штюрмера» (газета Ю. Штрейхера. — Э.Р.) и желавшего политического решения». По словам Эйхмана на процессе, фон Мильденштайн был основоположником идеи разрешить евреям эмиграцию в Палестину. По прошествии всего 10 месяцев в должности фон Мильденштайн понял, что его идеи перестали находить поддержку, вступил в конфликт с начальством, был, будучи инженером, переведен в отдел шоссейных дорог и отправлен в Америку для изучения опыта. Он вышел из СС-СД и больше никогда не занимался евреями, но всю жизнь должен был бороться против прямых и косвенных обвинений в соучастии.
В августе 1933 г. между нацистским правительством и сионистами было заключено «соглашение о перемещении», о котором я подробно писал в статье «Сотрудничали ли сионисты с нацистами?» («Заметки», №6 (109), 2009). По нему в Палестину въехало около 60 тысяч эмигрантов. Действие соглашения прекратилось только с началом войны в 1939 г.
После войны Тухлеры и фон Мильденштайны возобновили дружбу, Тухлеры ездили каждый год в Германию, и две пары вместе отдыхали на курортах — почти втайне от израильской семьи и друзей.
Арнон Гольдфингер звонит в Германию дочери фон Мильденштайна Эдде и представляется как внук Тухлеров. С той стороны провода — немедленное узнавание, радость, теплота, желание увидеться. Арнон летит в Германию — тот же восторг и теплота. И мы наблюдаем разрушение этой теплоты и готовности к дружбе, потому что внук, родившийся намного позже войны, в попытке понять ищет доказательства вины отца Эдды перед еврейским народом. Находит? С его точки зрения — да, но Эдда не согласна, и не согласен с ним я.
Эдда не скрывает от Арнона, что в 1956 г. отец и трое товарищей приняли сомнительное предложение поработать на радиостанции в Каире. Она показывает газету «Дейли мейл» от 10 декабря 1956 г. со статьей «Люди Геббельса едут на помощь Насеру», в которой говорилось, что все четверо работали на Геббельса в Министерстве пропаганды. Фон Мильденштайн подал в суд, и через пару месяцев газета опубликовала извинение. «Вам достаточно?» — спрашивает Эдда Арнона. Нет. Он продолжает поиски.
Вскоре отца Эдды наняла американская «Кока-Кола» в качестве пресс-секретаря в Германии. Фон Мильденштайн был довольно напуган, когда в 1961 г. его упомянул Эйхман на процессе. «Конечно, — говорит Эдда, — он же был первым боссом Эйхмана». Кто-нибудь может сказать: напуган, значит, ему было что скрывать. Необязательно. Фон Мильденштайн хорошо знал, какое страшное преступление было совершено. Сделано это было через отдел, который он основал, и человеком, которого он принял на работу. Попробуй объяснить, как быстро ты разорвал все отношения и с организацией, и с процессом. И тут фон Мильденштайн делает экстраординарное заявление, совершенно упущенное режиссером, хотя оно доступно в Wikipedia: он утверждает, что является агентом ЦРУ. Организация не подтверждает, но, что куда важнее, не опровергает заявления. Значит, правда. С какого времени? Я не удивлюсь, если с периода его исследования американских шоссейных дорог в 1937 г.
В 1962 г. «Кока-Кола» торжественно отметила 60-летие фон Мильденштайна. Видимо, он продолжал нервничать, и его американский босс сказал, что надо бы проявить инициативу и покончить с эсэсовским клеймом. Фон Мильденштайн обращается в журнал «Шпигель» с просьбой об интервью, и статья о нем публикуется в 1966 г.
Ее автор Гайнц Хоне скончался в 2010 г. Это был известный и уважаемый в Германии журналист и историк, автор пяти книг по истории III Рейха, в том числе книги об СС, изданной и по-русски. В этой книге он пишет: «Унтерштурмфюрер СС [фон Мильденштайн] не был антисемитом, как и начальник отдела центрального управления СД Райнхард Хен, охарактеризовавший еще в 1929 году антисемитизм как «злобную и заразную травлю»… Палестинский план столкнулся, однако, с непредвиденной трудностью. Только небольшая часть немецких евреев была согласна эмигрировать в Палестину…»
В фильме показана беседа Гольдфингера с Гайнцем Хоне. «Мы не просто приняли его версию, но я порылся и в архивах. Ничего нет о нем в СС, начиная с 1937 г.», — рассказывает журналист. Тогда режиссер вспоминает, что в 1966 г. автору «Шпигеля» были доступны только архивы ФРГ, но не ГДР. Теперь он может посмотреть в объединенном архиве. Там он находит автобиографию нашего героя на одном листке, написанную его рукой. И торжествует от находки «золотой жилы» — последней фразы: «С 1938 г. — «Referent в Министерстве просвещения и пропаганды», т.е. в ведомстве Геббельса».
Арнон в экзальтации: «Значит, он не ушел из партии в 1936 г.!» Кто говорил ему иначе? Из СС — да, а покинуть нацистскую партию было так же невозможно, как выйти из советской компартии.
Я обсудил значение должности referent с проф. Рэндолом Битверком из Кальвинистского колледжа в Мичигане, который написал мне, что «простейшим способом узнать, были ли у него активные рабочие отношения с Геббельсом (в Министерстве было около 1 000 сотрудников) — это проверить опубликованное издание дневников Геббельса, в которых есть именной указатель. Если его там нет, то он не имел много дела с Геббельсом».
Я просмотрел том «Дневника» с ежедневными записями за 1939–1941 гг., и там нашего клиента нет. Есть все мыслимые деятели армии, дипломатии, члены семьи, а вот фон Мильденштайна — нет. Но если барон все-таки работал в министерстве, как он мог выиграть судебный процесс против, казалось бы, очевидного факта? Показать, что он не был «человеком Геббельса», т.е. не имел с ним непосредственного дела и не консультировал его — как мы видим, тот его ни разу не упомянул за три года дневниковых записей. Не можем же мы считать каждого офицера Советской армии времен Афганистана «человеком Павла Громова», лично ответственным за его политику? Арнон не нашел ни одной статьи, написанной Леопольдом в тот период, которая бы его скомпрометировала. Тем не менее он делают копию листка и грозным судией предстает перед Эддой: «Вы должны признать правду!» — «Я вижу, — говорит она, — но я смотрю на это иначе, чем вы». И ледяным тоном: «Что еще я могу для вас сделать?» Никакой теплоты и дружбы не осталось.
Какую правду? Что фон Мильденштайн был преступником? Ничего из найденного Арноном этого не показывает, и я согласен с Эддой в ее гневе, потому что я из Советского Союза и из поколения, более близкого к Курту и Герде, чем к Арнону. Как мы определим приличного, порядочного человека в условиях жесточайшей диктатуры Сталина и Гитлера? Мы не можем определить его по признаку полного отказа от сотрудничества, потому что любое добывание еды в тех условиях — сотрудничество. Мы не можем определить по отказу от членства в партии, потому что и беспартийные среди нас имеют немало друзей и членов семьи, которые не избежали членства, да и многие весьма достойные люди были в партии. Я бы сказал, что для России главный признак — доносил или не доносил, были ли руки в крови. Один из читателей пишет: не был активен в поддержке режима. Наверно. Не быть первым учеником, как это определил Евгений Шварц в «Драконе»:
«Генрих. Но позвольте! Если глубоко рассмотреть, то я лично ни в чем не виноват. Меня так учили.
Ланцелот. Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?»
Сравните две советские фигуры, двух писателей-членов ЦК КПСС — Фадеева и Твардовского. Первый доносил, и руки у него были в крови, второй — нет. Первый плох, а второй хорош.
А как судить человека из Германии Гитлера? Безусловно, исходя из нашего опыта, — не по членству в партии. Важнейший критерий: были ли руки в крови, особенно еврейской, в силу уникальности Холокоста. Другой, пожалуй, менее строгий: выиграл ли в положении в силу изгнания евреев из общественной жизни. И, попросту, был ли антисемитом.
Барон проходит этот тест. Как и Арнон, я не нашел ни одного его антисемитского слова. И хотя я не склонен причислить барона к числу праведников народов мира, я не могу найти ни капли крови на его руках и ни одного случая, когда по его вине упал хотя бы волос с еврейской головы. Или нееврейской. У меня нет к нему претензий.
Арнон Гольдфингер мог бы приехать с бóльшим доверием к суждению его деда и бабушки, которые знали все, что знает он, и тем не менее удостоили семью дружбы. Он мог откликнуться на неожиданную теплоту и продолжить дружбу, тем более что речь идет о другом поколении. Вместо этого он, со своим поверхностным жизненным опытом и, похоже, не очень глубоким мышлением, приехал как неутомимый следователь и прокурор. А вот Курт и Герда после всех переживаний XX века научились видеть в человеке индивидуума, личность, а не осколок толпы. Они хорошо знали фон Мильденштайнов и доверяли им. Потому и дружили.
А объяснить этого не могли ни семье, ни самым близким друзьям. Жили и умерли отдельной жизнью. Жаль, что и после их смерти у единственного члена семьи, которому есть дело, не хватило широты души.
Элиэзер М. РАБИНОВИЧ
Печатается в сокращении, полностью читайте на сайте
Berkovich-zametki.com