Продолжение. Начало в №1083
К Песаху 1942 года большая часть европейского континента подчинилась или же стала союзником Германии. Нацисты ожесточенно сражались на двух фронтах: против бывшего союзника Советского Союза и против Великобритании.
24 марта нацисты начали депортацию словацких евреев в Аушвиц. Положение немногочисленных евреев, остававшихся в Пресбурге, достигло низшего предела. Из-за ежедневных ужасов, которым подвергали нас нацисты, отобравшие у нас все основополагающие гражданские права, улицы стали слишком опасны. К этому времени более восьмидесяти процентов еврейского населения принудительно покинуло город. Евреев осталось так мало и немногие оставшиеся были настолько запуганы, что община была едва способна обеспечивать минимальные нужды еврейской жизни. Добывать еду было тяжело всем жителям, но для небольшой еврейской общины достать кошерную еду было практически невозможно. Нацисты специально изобретали указы, запрещающие приготовление кошерного. Поэтому было нереально приготовить даже самые основные вещи к празднику. Я помню, как сетовали родители: «На праздник у нас не будет мацы, но зато горьких трав — хоть отбавляй».
К этому времени солдаты Глинки стали хватать даже обладателей специальных разрешений. Любой наш мучитель мог по прихоти разорвать документ, а без спецразрешения человек пропадал в трудовых лагерях. Вдобавок то, что казалось немыслимыми слухами, к этому времени превратилось в неоспоримую правду: так называемые «трудовые лагеря» были на самом деле лагерями смерти.
В 1938 году, когда немцы захватили Австрию, они тут же начали арестовывать евреев. Моего дядю в Вене нацисты взяли одним из первых. Моя мать незамедлительно отправилась в Вену в попытке освободить его. На протяжении многих дней она встречалась с различными чиновниками, но не получила совершенно никакой помощи. В конце концов она встретилась с офицерами гестапо. С того момента в глубине души она знала, что немцы готовят евреям. Она знала, что они намереваются уничтожить нас всех.
Пресбургская добровольческая армия, хоть и носила благородное название, состояла исключительно из солдат немецкого происхождения, которые вместе с нацистами воевали за мировое господство. Приезжая в увольнительную с польского фронта, они с удовольствием делились невероятными историями о поджогах синагог, массовых убийствах и непостижимом зле, совершавшемся против евреев на каждом шагу. Они с гордостью рассказывали о концлагере Дахау, о безжалостности нацистов и их одержимости подвергать евреев перед смертью унизительным зверствам. У нас голова шла кругом от этих неправдоподобных историй; такие события были за пределами нашего понимания.
Мои родители осознали, что необходимо спасаться из этой «долины смерти». Другого выбора не было, кроме как бежать из Пресбурга. Так как война еще не достигла Венгрии, которая, чтобы избежать нападения и завоевания, вступила в союз с Германией в 1940 г., родители считали, что мы сможем найти там убежище. Однако нам нужно было тайно переправиться через границу, минуя охрану. Кто-то должен был первым предпринять такую попытку, но отсутствие отца сразу стало бы заметно немцам. Поэтому было решено, что пойду я один с проводником, чтобы опробовать маршрут и установить контакт с нашими родственниками, жившими там.
Все предшествующие недели отец изучал возможные пути бегства. Он узнал о контрабандисте-нееврее, проживавшем недалеко от границы. Отец встретился с ним и спросил, согласен ли он взять человека. Проводник подчеркнул крайнюю опасность такого предприятия для того, у кого нет опыта в искусстве пересечения границ. Однако, как намекнул контрабандист, это возможно — за должную цену.
На протяжении всей пограничной линии тянулась колючая проволока и электрические ограждения. Часто ходил патруль. На всех дорогах стояли пропускные пункты, где полиция разместила отряды вооруженных до зубов немецких солдат. Проводник согласился на риск за заоблачную плату в 5 000 словацких крон (что сегодня эквивалентно примерно 50 000 долларов).
Мне было всего тринадцать, и хотя это происходило очень давно, тот день до сих пор ясно сохранился в моей памяти. Я видел по слезам мамы, как тяжело далось ей это решение. Проводник запретил брать любой багаж, поэтому мама надела на меня три майки, три пары трусов, три рубашки, две пары брюк и поверх всего — мой лучший костюм.
Мама отвела меня в сторону, чтобы поговорить наедине. Она поведала мне, что не питает иллюзий насчет того, что наша семья и другие евреи Пресбурга останутся в живых. Я помню дословно, что она сказала. «Мы знаем свою судьбу… мы все обречены на смерть, — говорила она. — По крайней мере один из нас должен выжить, чтобы сказать «Кадиш» по остальным. Семейное имя не должно быть полностью стерто». Хотя мы и говорили о воссоединении семьи по ту сторону границы, в Венгрии, мы понимали, что это было опасное путешествие — путешествие, многим стоившее жизни.
Я уносил с собой все надежды на выживание нашей семьи, а семья оставалась. Я попрощался только с матерью и отцом. Мне было нестерпимо больно покидать родителей. Мы горько и безутешно рыдали, страшась, что можем никогда больше не увидеться.
Было четыре часа пополудни, когда мы с проводником-неевреем отправились в путь. Хотя до границы было сорок миль, проводник намеревался перейти ее этой ночью. Первую часть пути мы проделали на поезде. Я был одет как нееврей и притворялся сыном проводника. В поезде было много людей, и любой из них мог указать полиции на меня — еврея, сбегающего за границу. И я, и мой проводник были уверены, что если нас поймают, то убьют. Нам необходимо было следить за каждым словом и жестом — все могло выдать нас.
Вскоре после наступления сумерек мы высадились из поезда и шли пешком около пяти часов, осторожно шагая вдоль обочины по направлению к границе в полной темноте. Это была сельская дорога — простая тропа, проходившая через поля и леса. Мы были одеты в темное, не несли фонарей и не издавали ни звука в надежде, что нас не заметят.
Мы были готовы броситься в лес при малейшем намеке на неприятности. По дороге напряжение достигло невыносимого уровня.
У границы мы попадали в зону наибольшей опасности. Ее активно патрулировали и местная полиция, и вооруженные до зубов нацистские отряды. Пограничная охрана останавливала всех пытающихся перейти границу и досконально проверяла документы. Эти охранники были печально известны своим бессердечием и, не дрогнув, стреляли в любого при малейшем подозрении. Поэтому за несколько миль до границы проводник увел меня с дороги в лес. Мы нашли путь через пограничные ограждения в нескольких милях от дороги.
Густой лес сильно затруднял наше движение, но в подлеске было легко прятаться. Мы шли милю за милей, тихо пробираясь сквозь ночь и прячась при малейших необычных звуках. Зачастую мы передвигались ползком. По мере приближения к границе мы больше ползли, чем шли. Путь был очень тяжелым, каждый шаг был полон опасности и страха. Нам постоянно попадались ограждения, под которыми приходилось проползать. Неоднократно мы, обезумевшие от страха, прижимались к кустам или к земле за бревнами и камнями, когда поблизости проходил патруль. С каждым проходящим часом вопрос времени все больше тревожил нас. Если продолжать путь после рассвета, нас легко обнаружат.
Спустя много часов мой проводник прошептал: «За тем ограждением — Венгрия». Мы ползли вдоль этого ограждения, пока не нашли пролом, через который могли бы пройти. Через каждые три-четыре сотни метров пограничная охрана установила прожекторы, которые использовались для прочесывания открытого участка, через который нам предстояло проползти. Многие дошли до этой точки пути только для того, чтобы умереть в кругу яркого света от града нацистских пуль.
По пути к последнему ограждению проводник бросился на меня и накрыл своим пальто. Секунд через десять он убрал пальто, сказав, что опасался, что мое пальто, будучи немного светлее, чем его, могло отразить проходящий луч прожектора. Страх настолько овладел мной, что я боялся, что патруль услышит, как колотится мое сердце. Я двинулся вперед, но проводник потянул меня назад, жестом одной руки приказывая молчать, а другой рукой указывая налево. Всматриваясь в темноту, я с трудом мог различить патруль, марширующий вдоль оградительного забора.
Мы знали, что патрули ходят через определенный промежуток времени, и подождали, пока они не пройдут мимо нас и не отойдут на безопасное расстояние. В нашем распоряжении было всего несколько секунд, чтобы пересечь открытое пространство и укрыться по другую сторону границы. Мы быстро проскочили через пролом в ограждении и скрылись в лесу на другой стороне прежде, чем успел появиться следующий патруль.
Мы были в Венгрии — мое бегство удалось. Это было поистине чудом, что мы перешли границу до восхода. Тем же утром я добрался до Сердахеля — города в десять тысяч жителей, восемьдесят процентов из которых были евреями. Это была родина моего отца. За один день я испытал чувств на целую жизнь. Я быстро связался с семьей отца.
Перевод Элины РОХКИНД
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
