С трагических дней массового уничтожения евреев в Минском гетто 2 марта 1942 года прошло 70 лет. Но время не смогло стереть из памяти то, что пришлось мне увидеть, испытать и пережить.
Немецкие войска вошли в Минск 28 июня 1941 года. Уже 7 и 13 июля появились первые приказы немецкого командования о всеобщей регистрации евреев, их маркировке желтой звездой, многочисленных контрибуциях и введении принудительного труда. Евреям города надлежало переселиться на определенные улицы. Срок сборов на переселение — пять дней. Нарушителям сроков грозил расстрел. Гетто было обнесено колючей проволокой, а на пересечении улиц были установлены вышки, на которых дежурили вооруженные полицейские.
В приказах также сообщалось, что за укрывательство евреев — расстрел. С первых же дней жители гетто жили в страхе, в заботах о еде, в нужде и холоде. Было очень много бездомных детей, потерявших родителей, и сирот — результат безжалостного нацистского порядка. С каждым днем положение в гетто резко ухудшалось. Мы жили в нетопленых домах — там отопление было печное, а топливо брать было негде. Еще одной огромной проблемой было отсутствия продовольствия. Главным источником питания были запасы, сделанные в довоенный период. Скудный паек эрзац-хлеба выдавали только работающим людям.
Первые большие потери стотысячное Минское гетто понесло уже в ноябре 1941 года. 7, 11 и 20 ноября были расстреляны несколько тысяч человек. Освободившаяся территория внутри гетто была предназначена для прибывающих из Германии немецких евреев. Для меня лично самая большая трагедия произошла 2 марта 1942 года, когда совет гетто (юденрат) не собрал для «отправки» пять тысяч нетрудоспособного населения и в гетто были введены подразделения полиции безопасности и СД. Мне и младшему брату удалось спрятаться в так называемой «малине» в доме дяди — замаскированном укрытии, сооруженном под полом одноэтажного дома. Мою мать, сестренку и всех родственников расстреляли прямо во дворе. После этого погрома было множество трупов в домах, дворах и на улицах. Кровь людская долго не могла впитаться в мерзлую землю. Могильщики стаскивали трупы к естественной яме, находившейся на территории гетто. Трупы по обледеневшей земле таскали туда веревками, проволокой и даже баграми… Я был свидетелем всего происходящего. Всего в эту яму было брошено более пяти тысяч евреев. Затем ее наспех засыпали мерзлой землей со снегом. Весной, когда снег растаял и яма заполнилась водой, предстала страшная картина… С тех пор прошло 70 лет, а мне до сих пор снятся увиденное и потеря близких в страшных снах.
В 1942 году именно в Минске фашисты применили душегубки, и мне пришлось видеть их в действии…
Мой младший брат Яша погиб позже, во время очередного погрома.
О нашей подпольной молодежной группе, активным членом которой я состоял, написано в книге секретаря подпольного комитета гетто Г. Смоляра, изданной в 1947 году.
Группа Нонки Маркевича, к которой принадлежал я, Шолом Грингауз, Яша Лапидус и другие, вышла из гетто и при содействии школьных товарищей — белорусов Вити Рудовича и Коли Прищепы — в районе Могилевского шоссе вырыла из земли 540 патронов, пулеметную ленту, 12 винтовочных затворов и две гранаты.
Нонка Маркевич был старшим в нашей группе. Мы активно собирали боеприпасы, однажды я и Шолом притащили большой ламповый приемник, на чердаке его отремонтировали и слушали сводки Информбюро из Москвы, распространяли листовки в гетто. Кто-то донес на Нонку. Однажды, когда мы, члены группы, шли к нему на встречу, то увидели страшную картину. Нонку и его родителей, избитых и покусанных овчаркой, сажали в фургон. В тюрьме он никого не выдал и его расстреляли. Мне шел 13-й год. Я остался один — без родных и близких. Чтобы как- то выжить, надо было работать. Я с трудом устроился в Белполк на Грушевке, где в казармах жили немецкие солдаты. Пространство между корпусами было засажено овощами, и мы должны были обрабатывать эти грядки. Летом я работал на огороде, а зимой разносил дрова в помещения казарм. Солдаты здесь долго не задерживались: одних отправляли на фронт, других — в тыл на переформирование. Я воспользовался этим круговоротом и воровал у них патроны. Евреи, которые работали, носили с собой оцинкованные банки для баланды, которую давали немцы. В этих банках приносили еду тем, кто оставался в гетто.
У меня часто под остатками каши, которую я собирал на солдатской кухне, очищая котлы, лежали патроны, иногда и гранаты. Конечно, если бы их у меня нашли, передали бы в гестапо.
Наша подпольная группа ушла из гетто в партизаны ночью, перерезав колючую проволоку. Это было в июле 1943 года, когда в гетто осталось немногим более 9 000 евреев.
Каждый год я приезжаю в Минск, чтобы принять участие в траурном митинге памяти жертв Минской Ямы…
В октябре 2006 года в Мемориальном парке Холокоста в Бруклине состоялось открытие Камня памяти о 100 000 евреев, погибших в Минском гетто. Среди многих других Камней памяти есть и Камень, на котором высечены имена моих родителей Беллы и Исаака Каплинских и брата Яши, погибших в Минском гетто.
Мы не вечны, а эти Камни надолго останутся свидетельствами нашей трагической памяти.
Савелий КАПЛИНСКИЙ,
бывший узник
Минского гетто
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
