Мастера и культура

Лион Фейхтвангер и Иосиф Сталин

«С кем вы, мастера культуры?» — вопрошал в ответном письме американским корреспондентам Максим Горький, большевистский пропагандист, которому советская власть намертво приклеила ярлык «пролетарского писателя». Это было ровно 80 лет назад, в марте 1932 года.
Обслуживая крепнущую сталинскую диктатуру, Горький неистово клеймил буржуазный кинематограф, который «постепенно уничтожает высокое искусство театра», «однообразно сентиментального и унылого Чарли Чаплина» и всю западную интеллигенцию, которая «продолжает довольствоваться службой капитализму». О русской интеллигенции он выразился так: «Посмотрите, какой суровый урок дала история русским интеллигентам: они не пошли со своим рабочим народом и вот — разлагаются в бессильной злобе, гниют в эмиграции. Скоро они все поголовно вымрут, оставив память о себе как о предателях».
История справедливо расставила все по своим местам: театр не исчез под напором кинематографа, Чаплин остался непревзойденной звездой немого кино, русская интеллигенция не вымерла, несмотря на пожелания Горького, а сам «пролетарский писатель» остался навечно в школьной программе, и не более того.
Однако Горький, человек неглупый, вопрос сформулировал точно, но только ответ на него нашел упрощенно-пропагандистский, по заказу. Этот вопрос можно было бы задать и самому писателю: за страх или за совесть пошел он в услужение к коммунистам? В начале 30-х, возможно, уже и за страх.
Грань между страхом репрессий и вдохновением подлости была в те годы такая же неуловимая, как в наше время — между корыстью и долгом. С чего бы сегодня «мастерам культуры» пресмыкаться перед Путиным? Вопрос общий, а ответ в каждом случае — личный.
Что заставляло подлинных мастеров российской культуры славословить Сталина и клеймить «врагов народа»? На этом поприще в 1937 году отметились Виктор Шкловский, Юрий Олеша, Андрей Платонов, Юрий Тынянов, Константин Паустовский, Василий Гроссман, Михаил Зощенко. Под письмом советских писателей с требованием расстрелять «шпионов» стоит подпись и Бориса Пастернака. Хвалебные стихи писали Сталину Александр Вертинский и Осип Мандельштам. «И благодарного народа / Он слышит голос: «Мы пришли / Сказать: где Сталин, там свобода, / Мир и величие земли!» Это не Михалков, Джамбул или какой-нибудь другой большевистский лизоблюд. Это — Анна Андреевна Ахматова.
У каждого была своя причина склонить голову перед тираном. Кто-то спасал свою жизнь, кто-то свое творчество, кто-то близких. Чью-то подпись поставили, не спрашивая, а протестовать было равносильно самоубийству. Люди жили в постоянном страхе за свою жизнь, и у кого сейчас хватит смелости осудить их за это? Но действительно ли только страх управлял ими?
В 1937 году по приглашению советского правительства в СССР приезжал немецкий писатель Лион Фейхтвангер. Он присутствовал на январском судебном процессе по делу «антисоветского троцкистского центра». Сидел в зале, слушал выступления прокурора Андрея Вышинского и семнадцати подсудимых, обвиненных в измене Родине. Бывшие высокопоставленные большевистские деятели Юрий Пятаков, Леонид Серебряков и еще одиннадцать человек были приговорены к расстрелу, Карл Радек и Григорий Сокольников — к десяти годам лагерей каждый, еще двое — к восьми годам. Подсудимые поливали себя грязью, каялись в гнусных злодеяниях, признавались в организации немыслимых диверсий и в шпионаже в пользу Японии и Германии. Любой не обмороженный советской пропагандой человек понял бы, что обвинения лживы, а признания подсудимых добыты пытками.
Лион Фейхтвангер все слушал, записывал и запоминал. Вернувшись домой, он написал книгу «Москва, 1937», полную восхвалений Сталина и сталинизма. «Тупость, злая воля и косность стремятся к тому, чтобы опорочить, оклеветать, отрицать все плодотворное, возникающее на Востоке», — писал, безусловно, талантливый писатель в своем отчете о поездке в СССР. Чего мог опасаться Лион Фейхтвангер? Разве страх за свою жизнь заставлял его лгать своим читателям и восхвалять сталинскую тиранию?
Умер Сталин, ХХ съезд КПСС осудил «незаконные политические репрессии», а страх, заставлявший интеллигенцию сотрудничать с тоталитарной властью, остался. Это был уже страх не за свою жизнь, а за свое дело, свою работу, благополучие семьи, карьеру свою и своих детей. В то время как одни открыто противостояли власти, защищая права человека, другие покорно сотрудничали с ней, оправдывая это высшими интересами или личными трудностями. И это были люди не самые скверные, не самые бесталанные. В 1973–1974 годах с верноподданническим осуждением Александра Солженицына в советской печати выступали писатели Чингиз Айтматов, Василь Быков, Сергей Залыгин, Валентин Катаев, академики Александров и Колмогоров.
Что стало бы с ними, откажись они подписывать пасквили на Солженицына? Их бы точно не расстреляли, не посадили и даже не выгнали из Союза писателей или Академии наук. Возможно, притормозили бы издание новых книг или отодвинули от хороших должностей. Они рисковали только привилегиями!
Что заставляет сегодня «мастеров культуры» пропагандировать Путина? Он, конечно, не такой кровожадный деспот, как Сталин, и не такой маразматик, как Брежнев, но очевидный враг российской свободы. Это наверняка понимают те, кто записывается в его предвыборных роликах. Трудно представить, что Олег Табаков, Алиса Фрейндлих, Евгений Миронов или Чулпан Хаматова настолько глупы и слепы, что не понимают, чем чреват для России еще один президентский срок Путина. Но на страх репрессий свое малодушие уже не спишешь. Значит — опять боязнь потерять привилегии, финансирование, удобства жизни? Свои поступки они не объясняют. На телекамеру говорят довольно однообразно и все о том, что Путин — человек слова и внимателен к их делам. И это, по их разумению, все, что нужно президенту страны? За этими натянутыми аргументами, смущенными улыбками и очень наигранной бодростью стоит замаскированное признание, что их купили обещанием содействовать их проектам. Наверное, в кругу семьи и друзей они объясняют свою поддержку узурпатора банальным признанием, что «искусство требует жертв». Их искусство требует наших жертв.
За Чулпан Хаматову многие объясняют, что она вынуждена спасать свой фонд «Подари жизнь», ибо в случае отказа поддержать Путина фонду перекроют финансирование. Некий анонимный источник в этом фонде даже объявил, что больные дети оказались заложниками путинской предвыборной кампании. Оправдание никудышное. Фонд «Подари жизнь» не получает государственного финансирования — ни из госбюджета, ни из каких-либо других федеральных органов. В прошлом году фонд собрал чуть больше 780 млн рублей, и все это — примерно 1 млн 300 тыс. частных пожертвований. Даже свое собственное финансирование фонду «Подари жизнь» Путин остановить не может, поскольку ничего в него не жертвует. По крайней мере, под своим именем.
История с Чулпан Хаматовой очень показательна. Возможно, ей пообещали «прислать доктора». Может быть, пригрозили закрыть фонд. Можно замучить налоговыми проверками, пожарниками и санэпидстанцией. Все знают, как это делается. В любом случае, скорее всего они сыграли на страхе. И неважно даже, что вряд ли власть решилась бы закрыть фонд, спасающий детские жизни. Но они мастера по части нагнетания страха. Они пугают общество то внешней угрозой, то внутренним врагом, на худой конец, самими собой. Этот страх перед властью в нас почти генетический, он культивировался веками и, особенно, в последние десятилетия. Нужен личный опыт и особое умение, чтобы противостоять ему. Откуда взять это Чулпан Хаматовой? Она поддалась и обрекла себя на зависимость. Но это уже ее личная беда.
А есть еще и общественное звучание. Казалось бы, зачем Путину нужен ролик от Хаматовой или Табакова? Что добавят эти ролики к уже готовому сценарию победы на президентских выборах? Голоса избирателей? Они не нужны Путину, покуда у него есть Чуров. Человеческий облик? Его не сотворишь усилиями популярных артистов. Задача Путина проще — ему надо деморализовать общество, опустить его, подчинив своей воле талантливых и, казалось бы, независимых людей. Он демонстрирует живучесть страха и безвыходность ситуации. Он добивается своей цели, принуждая к послушанию не только собственных холопов из «Единой России», но и людей самостоятельных. Мастера по наведению ужаса работают широким фронтом. И вот уже вполне приличным людям страшно остаться наедине с врагом, будь то вражеская НАТО, своя «экстремистская» оппозиция или сама своенравная власть — то больно карающая, то щедро вознаграждающая.
И еще один фактор способствует продолжению наших старых традиций преклонения перед тиранами — общественная атмосфера. В деморализованном обществе, в котором отсутствуют ясные нравственные ориентиры и торжествует принцип «цель оправдывает средства», можно делать что угодно. Таким обществом легко управлять. Его легко подчинить. Людям, волею судьбы поставленным перед тяжелым моральным выбором, не на кого оглянуться. В ситуации непростого политического решения им было бы уместно свериться с демократической оппозицией, но разве она образец для подражания? Оглянутся они на оппозицию и что увидят? В одной оппозиционной шеренге они обнаружат правильных демократов Немцова и Рыжкова рядом с агрессивно-красным Удальцовым и национал-большевиком Лимоновым, коммунисткой Лукьяновой и кагэбэшником Гудковым, выступающими на либеральных митингах сталинистом Анпиловым и националистом Беловым. И они подумают: если в борьбе с Путиным все средства хороши и цель оправдывает средства, то почему бы и нам не исходить из того же самого в борьбе за свое профессиональное дело или собственное благополучие? Чем мы хуже?
Вот так и деморализуется общество — от маленькой лжи ради великой победы до равнодушной поддержки незаконной власти ради собственного обустройства. Оппозиции стоит сегодня взглянуть на себя со стороны, особенно глазами тех, кого она осуждает за сотрудничество с режимом. Может быть, тогда она увидит, что выглядит не совсем так, как хотелось бы, и поймет, почему не может рассчитывать на ту общественную поддержку, на которую претендует.
«Ежедневный Журнал»

Александр
ПОДРАБИНЕК

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (ещё не оценено)
Загрузка...

Поделиться

Автор Редакция сайта

Все публикации этого автора