Новые учителя в нашей школе всегда появлялись в сентябре, в начале учебного года, но Юлия Семеновна появилась почему-то в январе, после зимних каникул. Она заменила нашу «русачку» Клавдию Петровну, которая неожиданно ушла на пенсию, не доработав до конца учебного года. Приехала она в Краснополье в одно время с новым первым секретарем райкома, и стали поговаривать, что она «близкий человек» первого. Но вскоре в поселок приехала жена первого, которую сразу назначили заведующей районо, и всякие разговоры о связях Юлии Семеновны и секретаря райкома прекратились. Говорили, что она занимается на заочном отделении Могилевского пединститута, родом сама из Могилева, но там не нашла работу и приехала к нам в Краснополье. Была она почти наша ровесница да и выглядела не старше нас.
Появилась она у нас как раз во время изучения творчества Грибоедова и начала разбор комедии «Горе от ума» несколько странно: если грибоедовских героев волновал вопрос, что скажет княгиня Марья Алексеевна, то нас, учеников, должен волновать вопрос, что скажет о нас она, Юлия Семеновна, так как она у нас не только преподаватель русской литературы, но еще и классный руководитель.
Жила Юлия Семеновна какое-то время в гостинице, а потом перебралась на квартиру к тете Белле, бабушке моего друга Фимки. И первая новость, которую сообщил мне после этого переселения Фимка, было то, что княгиня — еврейка.
– Какая княгиня? — не понял я.
– Марья Алексеевна! — уточнил Фимка.
– Грибоедовская?! — удивился я.
Фимка в литературе знал все и обо всех, поэтому в его ошеломляющее открытие я поверил, но предусмотрительно спросил, где он об этом прочитал. Фимка от моих слов поперхнулся, потом, выпучив глаза, несколько минут корчился от смеха и наконец, пересилив себя, буквально прошептал:
– И в это верит будущий Шолом-Алейхем? Девятнадцатый век, княгиня-еврейка — тебя не смущает такое сочетание?
– Смущает, — признался я.
– Княгиня Марья Алексеевна — наша новая классная! Неужели ты забыл, что именно так она себя представила? Бабушка, конечно, узнала, что она еврейка. И что делает моя бабушка?
– Цимес! — пошутил я.
– Если бы! — хмыкнул Фимка, зная мою нелюбовь к этому блюду (у Фимки его готовили ежедневно и всегда предлагали мне, а я отчаянно отказывался). Но сегодня проблема была не в цимесе: бабушка решила познакомить «княгиню» с Фимкиным братом Додиком. — А Додик — это проблема всей нашей мишпохи, — совсем по-взрослому закончил свою новость Фимка и вздохнул.
Додик был притчей во языцех для всего Краснополья. В десятом классе от него забеременела внучка директора лесхоза Хаима Абрамовича, и, чтобы уладить дело, Додика быстренько женили на ней. Но когда у нее случился выкидыш, так же быстро развели. И после этого Додик, к тому времени уже окончивший школу, закрутил любовь с аптекаршей Соней, которая приобщила его к наркотикам, о чем шепотом говорили в Краснополье. Такие разговоры в то время были опасны и для тех, кто употреблял это зелье, и для тех, кто говорил о нем. В конце концов Соню арестовали за растрату, а Додика срочно отправили в Макеевку к дяде Шолому, который в этой Макеевке был бухгалтером шахты. Пробыл он там где-то с год, что-то натворил опять и был доставлен назад в Краснополье в сопровождении самого Шолома, который заявил маме Додика, то есть своей родной сестре, что не может из-за ее шлимазла поганить свое доброе имя на шахте имени товарища Брежнева.
– Может, твой Додик уже успокоился? — заметил я, выслушав Фимкино сообщение. — И вообще, я думаю, Юлия Семеновна его сразу раскусит…
– Конечно, он не отличит Пушкина от Маяковского, но женщины почему-то его любят! — вздохнул Фимка. — И наша «княгиня» не исключение. Что делать — не знаю.
– А почему это тебя волнует? — спросил я. — Юлия Семеновна тебе не сват, не кум и не брат. А Додик — брат!
Фимка нахмурил брови и посмотрел на меня из-под очков, как Тарас Бульба на сына:
– А разве можно брату поступать плохо? Я могу за него жизнь отдать, а вот смотреть, как он поступает плохо, не могу! Это все равно, как будто бы я поступил плохо! — сказал он и повторил: — И что делать, не знаю…
– Пожуем — увидим, — вспомнил я шолом-алейхемовскую поговорку.
– Пожуем, — согласился Фимка, — но, думаю, на жевание нам Додик много времени не даст. Я его знаю. К тому же бабушка на стороне Додика.
Ждать, и вправду, пришлось недолго. Где-то через пару месяцев в местечке заговорили о свадьбе. Фимка надеялся, что ее родители поймут, кто такой Додик, и ждал их встречу с женихом, как свое спасение… Оказалось, что Юлия Семеновна из детского дома из-под Барановичей, и вся история про ее могилевскую родню — выдумка. И даже то, что она еврейка, придумано бабушкой для спасения внука. В действительности Юлия Семеновна сама не знала, кто она. Хотя, как заметил Фимка, семитские черты в ней просматривались.
Когда до свадьбы оставалось всего ничего, Фимка пришел ко мне и заявил, что отступать некуда, и я должен ему помочь: отвлечь бабушку, пока он будет серьезно разговаривать с «княгиней». Я попытался его остановить, сказав, что, может, у них любовь, как у Ромео и Джульетты.
– Ромео! — фыркнул Фимка. — Вчера Ромео ночевал у Дуськи-почтальонки! За пару дней до свадьбы! Я подслушал, как бабушка об этом говорила с мамой. Она еще сказала: «А клог цу мир». Поверь мне, если бабушка такое говорит, то в истине можно не сомневаться.
Фимка, как опытный режиссер, разработал все мизансцены своей пьесы, и мы пошли к его бабушке. Бабушке он сказал, что хочет проконсультироваться у Юлии Семеновны насчет домашнего задания, и та, конечно, вначале предложила, как мы и предполагали, поесть цимес. Но Фимка отказался, сказав, что сегодня дома ел такой же, а я, скрепя сердце, согласился, задержав таким образом бабушку на кухне. Цимес я ел медленно и долго, между делом интересуясь, как она его готовила, обещая передать рецепт маме, чтобы она приготовила такую же вкуснятину.
Фимка вышел из комнаты «княгини» красный, как испеченный бурак.
– Трудное задание было? — забеспокоилась бабушка и даже поинтересовалась, не заболел ли он.
Но Фимка проигнорировал ее вопрос и, не вдаваясь в подробности, потянул меня за собой, не дав доесть цимес.
Он не рассказал мне, о чем говорил с классной, а я не допытывался, зная, что для стеснительного Фимки это было непросто. Но свадьба не состоялась, Юлия Семеновна через неделю уехала из Краснополья навсегда, и наш класс пришлось дотягивать до летних каникул Клавдии Петровне, вернувшейся временно на работу. А в сентябре пришла новая учительница…
Додик через год женился на Дуське-почтальонше, оба они потихоньку погуливают, но всегда возвращаются друг к другу, отмечая это возвращение застольем. Додик поднимает тост за свою счастливую судьбу, которая уберегла его от учительницы. Ибо, женись он на ней, через неделю бы издох от ее умных слов, а так живет и радуется…
Прошли годы. Фимка стал кинорежиссером, живет в Москве, я иногда звоню ему из Нью-Йорка, рассказываю о своих делах и всегда с затаенным волнением жду, что скажет о них моя «княгиня Марья Алексеевна» — мой друг Фимка. Ибо справедливее и честнее его я никого не знаю.
Марат БАСКИН