Вечером в библиотеке на заседании клуба собралось, к удивлению Брайана, довольно много народа. Видимо, не он один скучал в этом трейлерном парке и жаждал хоть каких-нибудь развлечений, пусть даже и интеллектуальных. Десять минут до начала, а читальный зал уже полон, мест свободных нет, кто бы мог подумать!
Пришли все вязальщицы, их дочери, а также сыновья, мужья, племянники и племянницы. Весь трейлерный парк пришел, и прорицательница Аннета со своим черноусым ассистентом, и Марк здесь, в первом ряду сидит и место для Брайана караулит, никого не пускает. А днем в библиотеке никого не было. Да и здание библиотеки… Раньше он как-то не обратил внимания, а сейчас, в сумерках, вдруг увидел, какое оно большое: два длинных крыла со стрельчатыми мозаичными окнами, перед фасадом колоннада, высокое и широкое мраморное крыльцо, и вся библиотека выстроена из темного пористого камня. Просто дворец, а не библиотека, и откуда она взялась такая в этом рабочем городке из сборно-щитовых домиков, на окраине которого располагался трейлерный парк, непонятно.
Руководительница кружка, молодая женщина с гривой кудрявых темно-рыжих волос, в туго затянутом в талии синем платье с длинной широкой юбкой сидела за столом в переднем углу, перед ней лежала раскрытая книга. Это была Марибел. Она вернула сползающие очки на переносицу указательным пальцем, улыбнулась аудитории и заговорила:
– Для начала я прочту вам короткий отрывок из романа: «…В то время как Рамадан тащился через горячие, все истощающиеся дни раннего лета, Стамбул запекался в горячую корку согласия… Напряжение каждого нового дня росло, накалялось и освобождалось с выстрелом пушки на закате. Даже те, кто не постился — армяне, греки, европейцы и евреи — все ощущали одну и ту же волну расслабления в конце дня, когда улицы заполнялись мороженщиками, предсказателями и пыльными красными палатками уличных торговцев. Каждую ночь светильники повисали между минаретами Новой мечети, желая всем жителям счастливого Рамадана…»
На белой стене за спиной Марибел возник город на закате жаркого летнего дня, улицы каменных двухэтажных домов с приотворенными решетчатыми ставнями, между ними свисают старые пыльные ковры; бесконечные ряды лавчонок на первых этажах, двери нараспашку, полки с товарами вываливаются на улицу; по краям проезжей части течет мутная вода в арыках. По улицам проходят мужчины, входят в лавки, выходят с покупками в руках; молодые женщины идут в сопровождении старух; из красной палатки выглядывает худой старик с хвостиком седых волос, предлагает прохожим холодную родниковую воду; на минаретах позади домов, широко раскрывая рты, беззвучно кричат муэдзины; мальчишки бегают взад и вперед, и все это пахнет невообразимо терпко, и сладко, и горько одновременно.
Марибел читала, публика слушала, не шевелясь, в абсолютном молчании, и на стене разворачивалась сцена за сценой, бесшумно, как свиток за свитком. Иногда Марибел останавливала чтение, и тогда жизнь на стене обретала, помимо запаха, и звук, были слышны разговоры на никому не известных языках, крики и пение, шаги, журчание воды в арыках, скрип ставен, шорох юбок… Марибел возобновляла чтение, и звук исчезал, действие на стене продолжалось, как в немом кино, беззвучно.
Наконец Марибел закрыла книгу, и в городе на стене наступила ночь, затем изображение пропало, осталась только белая стена. В воздухе еще пахло миндалем несколько секунд, но вот и этот запах улетучился. Все заговорили, задвигались, кто-то засмеялся, кто-то сказал, что хотел бы пожить в том Стамбуле, а то сейчас он совсем не такой, и пахнет по-другому, бензином и подгорающими на горячем асфальте покрышками. Заседание клуба закончилось коротким сообщением Марибел о том, что книга появится в продаже осенью, а в библиотеке следующей весной, и публика разошлась, разговаривая негромко. В зале появился библиотечный служитель, высокий худой старик с хвостиком седых волос, стянутых резинкой на затылке, и стал расставлять столы и стулья на места.
Брайан встал, подошел к Марибел, сказал:
– Добрый вечер. Было очень интересно, мне понравилось и чтение, и живые картины, и запахи. Как вы это делаете? Можно вас проводить?
– Я рада, что вам понравилось, — Марибел заправила прядку волос за ухо с маленькой сережкой, устало улыбнулась. — Конечно, пойдемте вместе, вам ведь тоже в трейлерный парк, верно?
Они пошли вместе по невиданной прежде, странно знакомой улице, первый встречный улыбнулся им как старым знакомым; Брайан протянул руку и встретил в воздухе руку Марибел. Ее ладонь легла в его так, как будто всегда там была, повозилась немного, устраиваясь поудобнее, подогнула мизинец внутрь и затихла. Он посмотрел ей в глаза, она кивнула, соглашаясь, — так началась их совместная жизнь.
На следующий день Брайан сходил к Марку за вещами, заодно и пригласил его на свадьбу в субботу.
– Свадьба? Ты женишься? На ком? — удивился Марк.
– На Марибел из библиотеки, — ответил Брайан.
– На Картинке? Вот это да, ну ты даешь! С ней многие хотели, в смысле, ну ты знаешь, но она нет, не падкая… Да никто и не пытался, вокруг нее минная зона на двадцать метров… Ну ты вообще мужик!
– Да ладно тебе, чего там. Мы ничего такого не устраиваем, так, по-домашнему отметим. Приходи в субботу к десяти утра в мэрию, будешь свидетелем.
В субботу Брайан и Марибел расписались в мэрии, свидетелями были Марк и старик-уборщик из библиотеки. Марибел была в легком кремовом шелковом платье, волосы высоко подобраны на затылке и заколоты шпильками, Брайан в новом черном костюме. Марк стоял сзади, смотрел, как Марибел легко опирается на руку Брайана, склоняя голову к его плечу, на завитки волос, выбившиеся из прически на нежную шейку, и думал о Сильвии, как она стоит за прилавком своей кондитерской в облаке ванильного запаха, сдобная и свежая, как ее булочки. Потом посидели в трейлере у Марибел, она приготовила хороший обед, распили пару бутылок шардонне, старик принес, а торт Марк купил в кондитерской у Сильвии, у нее всегда в продаже свежие торты.
* * *
«Привет, Марк, как дела? Пишет твой старый друг Фрэнки-гренки.
У нас в Гардезе ужасная жара, я так тебе завидую. Сидишь себе, холодное пиво пьешь, а мы тут камни пашем, уже ничему не рад, только бы остаться живым. Все об этом думают, и вот почему я тебе и пишу.
Здесь мобильной связи нет, но почту доставляет каждую неделю вертолетная лавка, и купить что-нибудь можно, компакт-диски или журналы, кому чего надо. Брайан, как приехал, рассказал, что все у тебя хорошо, пенсия и все такое, мы все за тебя рады, а сержант Петкофф шлет тебе отдельный привет. Все удивились, что Брайан женился, он и фотографию жены показал, ничего особенного, в очочках, но видно, что он ее любит очень, хотя много и не говорит. Да он всегда был молчун, так что это не ново. А новое есть, и такое, что если бы сам не видел, сроду бы никому не поверил. С тех пор как он вернулся из отпуска, ребята стали замечать, какой-то он не такой, словно броня вокруг него невидимая. А теперь я и сам подтверждаю. Не далее как вчера были мы с Брайаном в одной деревне на зачистке, и он попал на линию огня. И вижу я, что летит пуля прямо на него, и должна она в него непременно попасть; за два ярда от Брайана эта самая пуля вдруг отворачивает, летит влево и убивает наповал какую-то овцу. Знаю, что нельзя летящую пулю увидеть, но я видел, и не я один, в нашем отделении и другие тоже видели в разное время. Меня ребята просили у тебя узнать, что там с ним случилось в вашем трейлерном парке, и сержант Петкофф тоже просил. Остаюсь твой друг Фрэнки-гренки».
«Дорогой Фрэнк, очень меня порадовало твое письмо, что вы, ребята, меня не забыли и сержант Петкофф тоже, ему от меня отдельный привет. Я в порядке, сейчас вот в колледже учиться начал, на армейские деньги, если получится, стану программистом, буду кучу денег заколачиватъ. Моя герлфренд, Сильвия, неплохо зарабатывает в собственной кондитерской, надо соответствовать. А что касается Брайана, могу только сказать, что жена его беременна девочкой, сейчас на пятом месяце, ей наши женщины уже мешок розового приданого связали. Ничего с ним тут не случилось особенного, просто он женился и очень жену свою полюбил, и она его полюбила. Я раньше думал, true love в кино только бывает, а теперь вижу, что и в жизни тоже. А насчет пули тебе, наверное, показалось, от жары еще не то привидеться может, ну и траву курить надо бросать, я уже давно бросил. Ты держись поближе к Брайану, и с тобой ничего не случится. Остаюсь твой вечно друг Марк».
Нина БОЛЬШАКОВА,
Нью-Йорк