На вершине мира

Продолжение. Начало в №992

В тот вечер он досмотрел спектакль до конца, домой пришел поздно. Ему здорово влетело от родителей, но он стойко перенес слезы матери и затрещину от отца, обещал «никогда больше», поскорее улегся в кровать и всю ночь видел летающих по воздуху актрис с длинными ресницами и голыми ногами. На следующий день, вернувшись из школы, он не пошел домой, а отыскал в доме напротив квартиру мистера Пинскера. Тот оказался у себя. Лайзика он встретил недовольным ворчанием:
– А, за полтинником пришел.
– Не надо полтинника, мистер Пинскер. Я могу сегодня опять принести ящик в театр, хотите?
Так завязалась эта неравная дружба. Несколько раз в неделю Лайзик приносил в театр ящик с инструментами и, спрятавшись за кулисами, оставался на спектакль. В течение зимы он пересмотрел весь репертуар, а некоторые спектакли по три-четыре раза. И трудно было сказать, что нравилось ему больше — спектакли или сама театральная жизнь. Он любил наблюдать актеров, когда те, заметно волнуясь, готовились к выходу на сцену; у него самого захватывало дух, как будто он сам должен сейчас появиться перед публикой.
Между тем Пинскер гонял его как хотел — сбегай туда, подержи то, подай это… Считалось, что таким образом Лайзик учится профессии электромонтера. За кулисами к нему начали привыкать и называли «бойчик». Актеры, случалось, посылали его за сигаретами, а актрисы улыбались и трепали по щеке. Однажды он нарвался на мистера Кранца, продюсера и грозу театра.
– Это еще кто? — рявкнул мистер Кранц, ткнув пальцем в Лайзика.
– Мой подручный, мистер Кранц. Его зовут… Ларри, он помогает мне. — Сидней был явно перепуган.
– Только не рассчитывай, что я буду ему платить. Понял? Тебе помогает, ты и плати.
Пинскер и не думал платить Лайзику, даже обещанного полтинника никогда не давал, хотя нагружал все больше и больше. Он брал «бойчика» с собой наверх, к софитам и прожекторам, и тот помогал ему ворочать огромные неуклюжие приборы, крепить их на падуге. И вот однажды…
На всех этапах жизненного пути Ларри всякие счастливые и несчастные случаи играли большую роль. Разве встреча с Пинскером не была счастливым случаем? А тут на генеральной репетиции комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь» произошел счастливый для Лайзика несчастный случай: сорвался софит, только что установленный Пинскером. Если бы он упал, то наверняка убил или искалечил стоявшую под ним актрису. Но в последнее мгновение находившийся поблизости Лайзик закричал и вцепился обеими руками в прибор. Софит все равно рухнул, но за ту секунду, пока Лайзик удерживал его на вытянутых руках, актриса успела отскочить в сторону.
Боже, что произошло с мистером Кранцем! Он орал как бешеный, топал ногами, ругал Пинскера последними словами, обнимал актрису, как будто не ее спасли, а она спасла мистера Кранца от смерти. Финал этой бурной сцены был такой: Кранц вытолкнул Пинскера вон пинками под зад — в буквальном смысле! — а Лайзику сказал в присутствии всей труппы:
– Ты, бойчик… как тебя? Ларри? Вот ты и будешь работать вместо этого болвана. Понял?
И своему ассистенту:
– Зарплату ему начислять с сегодняшнего дня.
Так началась карьера Ларри в театре, а точнее — в шоу-бизнесе. К этому времени отношения с родителями накалились до предела: мать беспрерывно рыдала и причитала над ним, как над покойником, а отец обзывал его «ганефом» и наделял оплеухами. Они требовали, чтобы он прекратил ходить по вечерам «в этот вертеп», то есть в театр, где он может научиться только гадостям. Без малейших колебаний Лайзик (его уже звали Ларри) ушел из дома. Теперь он был независимый, состоятельный человек, он зарабатывал больше, чем его отец, таскавший целыми днями мешки на складе. Из школы он тоже ушел — что там делать, только время терять… Профессией осветителя он овладел довольно быстро, но к этому времени он уже точно знал, чего хочет в жизни: свою антрепризу, ни больше ни меньше.

…Ларри чувствовал, что Нина звонит не только справиться о его здоровье, а хочет сказать еще что-то. И верно:
– Я хочу спросить тебя, ты что делаешь в ближайшее воскресенье? Вечером, часов в пять? А то, может, приедешь к нам на обед? Мы будем отмечать Алисин день рождения. Да, четыре года. Летит время. Так вот, она попросила, чтобы на день рождения к ней пришли ее подруга из детского сада Карла, кошка Сви, дедушка и бабушка. Что ей сказать — ты придешь?
В этом списке приглашенных Ларри значился под титулом «дедушка». Свою внучку он видел за все время раза три-четыре. Милое белокурое существо, приятное, как все дети. Особенно внимательным дедушкой он не был, как, впрочем, и отцом. Но если приглашают, и он может — почему не пойти? Ведь он уже признался, что в воскресенье свободен. А идти ему ужасно не хотелось по простой причине, которая называлась бабушка, то есть Росита, то есть его бывшая жена…
Нина, видимо, догадалась, отчего он мнется:
– Маме я еще не звонила.
Ага, значит она еще, может быть, и не придет — ведь бабушка она не слишком рьяная, не лучше, чем он дедушка. Но что ответить Нине? Что если Росита согласится, то он не придет, а если она не сможет, то он придет? Глупо и неприлично. Он вообще старался не демонстрировать дочке своих отношений с женой даже в худшие периоды их жизни. Впрочем, Нина и так все видела…
– Конечно, непременно приду. Ведь это такая честь — приглашен наряду с кошкой Сви! — он постарался рассмеяться. — Скажи мне, какие игрушки она любит? Ну, кукол, зайчиков? Или мишек? Ты, помнится, в ее возрасте предпочитала пожарные машины.

Жизненный успех представлялся Ларри в виде трех эталонов-символов: дом на Лонг-Айленде, автомобиль «Феррари» и жена-балерина. Первым появился третий символ — жена.
Ларри тогда был в расцвете сил, а его карьера — на подъеме. Он одним из первых привез в Штаты из Бразилии стремительно входившую в моду самбу в виде танцевальной группы «Самба-Рио». На солистке этого ансамбля, смуглой двадцатитрехлетней красавице Росите, он и женился. Он был лет на пятнадцать старше жены — разница не такая уж большая в мире шоу-бизнеса. И действительно, первые два-три года их супружеская жизнь струилась сравнительно гладко. Правда, виделись они не слишком часто: Росита со своим «Самба-Рио» разъезжала по всему свету. И тем не менее на четвертый год родила Нину.
Девочка родилась здоровая, нормальная, хотя еще на шестом месяце беременности будущая мамаша отплясывала самбу в Дублине и Рейкьявике. На время родов и кормления сценическую деятельность пришлось прервать, но когда Нине стукнуло три месяца, Росита умчалась с «Самба-Рио» на гастроли в Японию. Девочка была помещена в ясли-пансион, откуда переместилась в детский сад-пансион, а затем в школу-пансион. Родителей она видела раза четыре в году и всегда порознь: мама постоянно была на гастролях, а папа организовывал очередную антрепризу.
Пожалуй, самым громким предприятием Ларри была организация гастрольной поездки по Америке хора советских ВВС. Это было в разгар холодной войны, и вероятность увидеть в американском небе всех этих «отважных соколов», «стальные руки-крылья» и «сынов отчизны верных», о которых с таким подъемом пел хор, росла с каждым днем. Но странное дело, чем хуже делались советско-американские отношения, чем реальнее становился ядерный конфликт, тем с большим энтузиазмом валила американская публика на выступления советского хора. Какая тут была закономерность, какие законы психопатологии действовали, понять трудно. Обозреватель одной провинциальной газеты, рассуждая на эту тему, высказал предположение, что «американцам, скорее всего, хочется заглянуть в глаза своих будущих убийц». Другие газеты подвергли его жесткой критике и осмеянию, а «Нью-Йорк Таймс» поместила интервью с организатором гастрольной поездки, то есть с Ларри, в котором он тоже осудил ограниченного журналиста и разъяснил, что искусство не имеет ничего общего с политикой, а ядерные ракеты, нацеленные на американские города, не имеют ничего общего со звучанием одного из лучших мужских хоров в мире.

Продолжение следует

Владимир МАТЛИН