Дмитрию Бертману 42 года. Художественный руководитель Московского музыкального театра «Геликон-Опера» с момента основания. Заслуженный деятель искусств РФ.
Театр «Геликон-Опера» создан в 1990 году. В 1993 м получил статус государственного и к концу 90-х стал одним из самых заметных российских оперных театров. Репертуар включает в себя оперы XVIII–XX веков, от самых популярных до самых раритетных, а также оперетту и мюзикл. «Геликон» — наиболее востребованный российский театр, его труппа выступает на престижных сценах США, Франции, Германии, Англии, Испании, Ливана, Китая. Осуществляет совместные постановки с крупными театрами в Париже, Дижоне, Страсбурге, сотрудничает с фестивалями в Сантандере и Мериде (Испания). «Геликон» часто переносит свои спектакли на сцены других театров России — Санкт-Петербурга, Калининграда, Волгограда, Екатеринбурга, Краснодара.
В 23 года он с нуля создал свой оперный театр.
С тех пор прошло два десятка лет, а театр выпускника ГИТИСа Дмитрия Бертмана не только не развалился — стал одним из самых известных в мире, был участником практически всех крупных фестивалей, получил десять «Золотых масок».
В год 20-летия «Геликон-Оперы» ее художественный руководитель рассказал о том, что он думает о сегодняшней театральной жизни. И просто жизни.
Мне интересна эмоциональная режиссура, схваточная… У нас есть в репертуаре оперные названия, без которых зритель и я жить не можем: «Кармен», «Травиата», «Онегин». Но сейчас мне интереснее оперы ХХ века, они написаны для театра, по законам драматургии. Поэтому сегодня на афише «Геликона» — «Лулу» Берга, «Сред-ство Макропулоса» Яначека, «Диалоги кармелиток» Пуленка, «Мавра» Стравин-ского, Прокофьев, Хи-
ндемит, Шостакович…
О мировой опере
За последний месяц я был по работе в нескольких оперных театрах мира — в частности, в Государственном театре в Вене и в Метрополитен-опера. У меня возникло ощущение, что я присутствовал на траурном шествии: публика вся в черном, седовласая, кто-то кого-то везет в инвалидной коляске. Смотрел вокруг и с ужасом понимал, что молодых, может быть, всего пять процентов в зале. Когда я вижу такое, то перестаю себя ругать, что вообще-то делаю часто. В зале «Геликона» всегда есть молодежь. Видимо, потому что мы показываем ей то, что она хочет видеть. Потому что существуем на той же скорости, что и она. Стараемся быть конкуренто-способными с тем, что еще есть в жизни людей: с интернетом, кино, выставками, инсталляциями. Даем живую эмоцию, а не голую концепцию.
О правилах игры
Помимо спектаклей «Геликона», я могу похвастаться одной постановкой в Мариинском театре, парой постановок в провинции — и все. Если бы не «Геликон», я был бы здесь безработным: это при том что я народный артист России, у меня много всяких разных премий. Но я не востребован совершенно. На Западе востребован, на ближайшие шесть лет я знаю, что работа там у меня есть. А что касается России, то, если завтра кто-то решит отобрать у меня строящееся здание «Геликона» — такое лакомое, в центре Москвы, на Никитской, — я останусь ни с чем. С другой стороны, в искусстве, в принципе, не может быть никаких гарантий: все зависит от самого художника, от его таланта и обстоятельств, которые складываются вокруг него. Это неосязаемые вещи. Но разница в востребованности на Западе и здесь ощущается очень сильно. Я говорю все это и сразу представляю, что мне могли бы сказать мои оппоненты: чем он недоволен? И театр ему строят, и машина у него есть, и квартира, и за рубеж он ездит, и деньги зарабатывает — чего еще надо? Отвечу: я недоволен не тем, как живу, — со мной-то все в порядке. Я недоволен общей системой, правилами игры в искусстве, установленными государством. Все мы, кто занимается искусством в России, живем, как на рынке…
Екатерина Антонова,
The New Times
Опубликовал:
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
