«Судей и надсмотрщиков поставь себе…» (16:18).
Почему «себе»? Что означает это слово, на первый взгляд, совершенно лишнее в приведенном стихе? Почему не написать просто: «Поставь судей и надсмотрщиков»? Рабби Моше Файнштейн объяснял, что каждый человек должен поставить судью и полицейского над самим собой. Эти воображаемые стражи закона будут строго следить за его действиями, давать им строгую оценку, если надо, принуждать его к исправлению и даже «штрафовать» за проступки.
«Не бери мзды, ибо мзда ослепляет глаза мудрых и извращает слова праведников» (16:19).
Главное требование к судье (не воображаемому, а реальному) — неподкупность. Обратите внимание, Тора не устанавливает нижний лимит того, что можно назвать взяткой. Значит, копеечный сувенир и даже словесный комплимент — это тоже мзда.
Поскольку границы взятки не обозначены, получается, что данное предостережение распространяется на всех. Даже абсолютно праведные люди, такие, как Моше-рабейну, могут, по крайней мере, теоретически, пойти на поводу у взяточника, причем, на их действия могут влиять даже мелкие суммы.
Конечно, здесь уместен дифференцированный подход. Мелкая взятка очень слабо влияет на праведника, но легко гипнотизирует морально нестойкого человека. Крупная взятка — тем более. Чем выше стоит человек на духовно-нравственной лестнице, тем устойчивее он к взятке. И наоборот, чем ниже он стоит, тем легче и «дешевле» его подкупить.
Но главная мысль ясна: каждый, абсолютно каждый человек может клюнуть на взятку. Никто не остается равнодушным к попытке подкупить его.
Вот почему нам так трудно дается «тшува», возвращение к иудаизму. Даже те, кто в душе верят в Б-га и осознали истинность Торы, не спешат вести религиозный образ жизни.
Но какая связь между взятками и религией?
Самая прямая. Если бы Тора требовала от нас посещать «трефные» рестораны, если бы страсть к «горшкам с мясом» считалась заповедью, ряды «харедим» пополнялись бы невиданными темпами.
Главное препятствие на пути к вере в Б-га — не логическая, а психологическая. В глубине души мы понимаем, что исполнение законов Торы «дорого» обойдется нам. Например, мы будем вынуждены отказаться от субботних вылазок на пляж и от любимых креветок к пиву.
Духовный наставник германского религиозного еврейства рав Шимшон-Рафаэль Гирш сказал однажды: «Вера — это не знание, что Б-г существует, а признание».
Ведь главная взятка — это не пачка денег в конверте, а стремление делать то, что хочется. Если на Моше-рабейну могла подействовать даже мелкая взятка, то насколько легче мы, люди куда более слабые и неустойчивые, становимся жертвами собственных прихотей, авто-взяток.
Роза на свалке
«И не ставь себе столбов, которые ненавидит Б-г» (16:22).
Под словом «мацева» (столб, памятник) имеется в виду жертвенник, высеченный из цельного камня. Раши комментирует: в эпоху праотцев
Б-г благосклонно относился к таким жертвенникам. Но с тех пор как язычники, подражая Аврааму, Ицхаку и Яакову, стали использовать каменные глыбы для своих варварских ритуалов, эта благосклонность перешла в ненависть. Жертвенник превратился в алтарь.
В книге «Шмот» (19:21-22) Б-г повелевает евреям делать «жертвенник на земле», т. е. без всякого основания (во время странствий по пустыне медный жертвенник заполняли землей на стоянках), либо складывать его из камней.
Получается, что даже хорошие и полезные вещи начинают внушать отвращение, если ими пользуются в недостойных целях. Заботясь о национальном выживании еврейского народа, Тора запрещает нам подражать обычаям неевреев: «Не ходи их путями». Вот почему мы отращиваем пейсы на висках, а не гривы на затылке и, входя в святое место, мы надеваем головной убор, а не снимаем его.
Еще одним примером может служить древний обычай ставить деревья в синагоге на праздник Шавуот. Со временем Гаон из Вильно и другие мудрецы запретили этот обычай, чтобы не давать повода для ассоциаций с рождественскими елками (хотя христиане ставили их не в церквях, а в своих домах). Отныне синагоги стали украшать в Шавуот не деревьями, а ветвями и цветами.
Ведь даже благоуханная роза, оказавшись на свалке среди гниющих пищевых отходов, начинает дурно пахнуть.
Слушай,
товарищ!
«Если найдется в среде твоей…мужчина или женщина, который… пойдет и станет служить богам чужим, и поклонится им… и тебе сообщено будет, и ты услышишь…» (17:2-4).
Выдающийся комментатор ТАНАХа рабби Моше Альшейх (Альших), живший в XVI веке в Цфате, обратил внимание на лишние, казалось бы, слова в приведенном отрывке: «и ты услышишь». В самом деле, если тебе что-то говорят, ты должен слушать. Не затыкать же себе уши.
Верно, но ведь речь идет о «лашон а-ра», злословии, которое в обычных условиях категорически запрещено. Нам нельзя слушать наговоры и даже справедливую критику в адрес других евреев. Однако в данном случае суд разбирает дело по обвинению в идолопоклонстве, и Тора не просто разрешает, более того, обязывает «бейт-дин» внимательно и пристрастно выслушать показания свидетелей. Измена Б-гу — слишком серьезное преступление, чтобы пропустить его мимо ушей.
Нет,
вы слышали?!
«Когда ты выйдешь на войну против врага твоего, и увидишь коня и колесницу… пусть не трепещут ваши сердца; не бойтесь, не паникуйте и не падайте духом перед ними. Ибо Б-г,
Г-сподь ваш, идет с вами, чтобы воевать за вас с врагами вашими, чтобы спасти вас» (20:1,3-4).
В этом стихе содержатся четыре предупреждения: «Пусть не трепещут ваши сердца; не бойтесь, не паникуйте и не падайте духом перед ними», которые, по словам. Раши, соответствуют четырем приемам устрашения противника, которыми цари-идолопоклонники пользовались во время войн.
«Пусть не трепещут ваши сердца» — от топота и ржания боевых коней; «не бойтесь» — когда солдаты вражеской армии грозно стучат щитами; «не паникуйте» — от звука их боевых труб; «и не падайте духом перед ними» — от их устрашающего клича.
Другой комментатор Ибн-Эзра дает более конкретное объяснение трем последним предостережениям: «не бойтесь» — не дайте страху овладеть вами; «не паникуйте» — не убегайте в панике с поля боя; «и не падайте духом перед ними», потому что сломленный страхом воин не может хорошо воевать — у него опускаются руки, и он становится легкой добычей противника.
Все эти варианты страха вызваны звуком. Звук впечатляет и будит воображение. Он несет в себе загадку. В отличие от зрительной картины, звук не дает ясного представления о том, насколько реальна угроза и что собой она конкретно представляет: скрип двери в старом заброшенном доме; свист ветра в оконной щели; многократно отраженное эхо в горах. Все это лишь звуки, но они способны парализовать нас страхом; от них душа уходит в пятки. Ибо звук создает образ. Он намекает и вынуждает строить догадки. Слыша звук, человек пытается понять его, придать ему смысл, узнать, что за ним скрывается. Звук — это неведомое, а неведомое страшит.
Зрительная картина ясна и понятна; она не дает простора воображению. Когда евреи поклонялись Золотому тельцу, а Моше получал в это время Тору на горе Синай, Б-г велел ему немедленно вернуться в стан и увидеть своими глазами, что там происходит. Если бы Б-г просто сказал пророку, неужели Моше не поверил бы Ему? Если не верить Б-гу, кому вообще можно верить?
Нет, дело не в вере.
Б-г хотел, чтобы Моше своими глазами увидел, как его народ предается оргии идолопоклонства. Потому что нельзя сравнить зрение и слух. Вид, изображение дают ответы на все вопросы. А в звуке всегда скрывается пугающая загадка, неопределенность, способная вселить трепет даже в сердца отважных воинов.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
