Неправда, что с годами притупляются воспоминания о событиях дальних лет.
У каждого из нас есть свои личные воспоминания, которые дополняют описание событий времён Великой Отечественной войны, зачастую показывая поведение людей в экстремальных ситуациях и их отношение к своему долгу…
В 1943 году мне было одиннадцать лет. Но те давние эпизоды жизни и смерти моих близких не покидают мою память и с годами воспринимаются всё острее.
Вот две трагические истории тех лет.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
В Киеве я бывал довольно часто и в командировках, и во время летних путешествий на юг. Но первый раз я попал в Киев в 1937 году, в пятилетнем возрасте, вместе с родителями. Приехали погостить к деду по отцовской линии.
Дед Израиль запомнился мне высоким, статным стариком с окладистой седой бородой. И ещё я помню необычно строгую мебель квартиры и особенно большой канцелярский стол под зелёным сукном, стоявший между двумя окнами…
В 1941 году по причине плохого здоровья и преклонных лет дед не смог эвакуироваться из Киева и остался там со второй женой. Папина мама скончалась ещё задолго до войны. Конечно, до освобождения Киева в 1943 году мы ничего не знали о судьбе деда, его жены и родных, которые не успели эвакуироваться. После освобождения Киева мой отец послал письмо в адрес Израиля Кауфмана с просьбой к любому получившему сообщить о судьбе своего отца и вложил в конверт открытку со своим московским адресом.
Спустя некоторое время эта открытка, пройдя все цензуры, вернулась в Москву.
Текст её я привожу дословно (от времени текст на открытке стал частично нечитаемым).
“Дорогой А.И. Кауфман! 10.12.43 г. Письмо это будет для вас очень печальным, но я должен написать то, что случилось. Меня только удивляет то, что вы до сих пор не знаете о том, что сделали немцы по всей Украине. Страшно выразить ту действительность, которую ничем не поправить. Папа и мама и ещё какие-то знакомые, которые жили у вас, все пошли по приказу туда, куда пошли 50 тысяч, т. е. на Лукьяновку. Что с ними там стало, никто точно не слышал. Я прощался и плакал как (далее слово неразборчиво – Я. К.). Подпись – Д. А. Безюк. На лицевой стороне открытки приписка рукой Безюка: «В доме один я».
В 1944 году мой отец сумел попасть в Киев. В квартире деда жили уже другие люди, а в квартире Безюка (который при немцах, оказывается, служил дворником) отец увидел некоторую мебель и вещи деда. Не ожидая вопросов, Безюк объяснил, что забрал всё это, чтобы не забрали вообще посторонние люди.
А в 1955 году один из старожилов дома 10 по улице Толстого сообщил отцу, что семью деда и всех родных выдал немцам Безюк, умерший двумя годами раньше…
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
Я помню то раннее утро 1943 года, когда в нашу маленькую комнату в доме на Ленинградском шоссе, напротив гостиницы «Советская» (бывший ресторан «Яр»), вошли три молодых лейтенанта, трое весёлых, жизнерадостных юношей в новенькой форме при погонах, портупеях, кобурах с пистолетами и одной на всех гитарой. Один из них был моим родным братом Иосифом (мы звали его Зося).
После окончания артиллерийского противотанкового училища им было присвоено воинское звание лейтенанта и дано направление на 2-й Белорусский фронт. Отправление эшелона через два часа.
Помню, как была обрадована мама, обнимая Зосю (отец был в командировке), как она старалась не расплакаться и как суетилась, выставляя на стол все свои нехитрые запасы. Лейтенанты разнообразили его американской тушенкой и спиртом. За разговорами и песнями под гитару (один из них прекрасно пел и играл) пролетело время. Помню, как мама целовала всех на прощанье, как не могла оторваться от Зоси, помню, как мы провожали их до товарной станции Моква – Белорусская…
Что такое противотанковая артиллерия, говорит её народное название –«Прощай, Родина», а что представляет собой эта «пушечка», знают все фронтовики.
В первом же бою погибли друзья брата – Николай и Аким. Иосиф во втором бою был тяжело ранен и почти полностью потерял зрение. Конечно, тогда нам ничего не было известно о случившемся.
Спустя 3 месяца, после госпиталей и сложнейших операций, исхудалый и измученный, девятнадцатилетний парень вернулся домой, в Москву, инвалидом второй группы. Он закончил медицинский институт, а затем постоянно работал зав. отделением во 2-й инфекционной больнице на Соколиной горе.
Ушёл он из жизни рано, в 55 лет, в своём рабочем кабинете.
Этот человек, юношей ушедший на войну, видевший много горя и затем лечивший и спасавший больных от смерти, всю свою жизнь переживал происшедшее с ним в последнем бою.
Война прошлась по десяткам миллионов судеб, и многое, даже самое трагическое, по прошествии лет становилось рутинным и привычным. Но для Иосифа до конца жизни его последний бой вставал так ярко, как будто это было вчера…
Большинство солдат, обслуживающих орудия, которыми командовали молодые лейтенанты, были призваны из Средней Азии. Во время танковой атаки был убит один из них. Остальные в самый разгар боя, не обращая внимания ни на разрывы снарядов, ни на приказы командира, сели вокруг убитого и начали молиться.
Не видя другого выхода, Иосиф – девятнадцатилетний командир, а по сути ещё мальчишка, был вынужден, на глазах у молящихся, застрелить одного из них, чтобы заставить остальных подняться к орудиям. Благодаря этому была отражена атака немцев, и некоторые из ребят, включая моего брата, остались живы.
За что погиб тот мальчишка из Средней Азии?.. Жестокая логика войны…
Брат понимал, что иного выхода у него в тех условиях просто не оставалось, однако этот случай навсегда остался в его памяти как одно из тяжелейших воспоминаний о войне…