Я обращаюсь ко всем честным людям, особенно евреям. Во имя будущего мы должны помнить нашу историю.
Традиционно август является мистически-трагическим временем для жизни и культуры еврейского народа. С тех самых времён, когда 9 Ава был разрушен Первый Храм, а спустя несколько столетий в этот же день был разрушен Второй Храм, в течение всей нашей истории в это время происходили разрушения не только Храмов, как великих религиозных архитектурных сооружений, но и наших духовных храмов. И возникала угроза жизни всему еврейскому народу.
И только Б-жьим промыслом и чудом можно объяснить, что, несмотря ни на что, евреи пережили все эти страшные события от изгнания из Испании в 1492 году до подписания гитлеровцами протокола об окончательном решении еврейского вопроса. В более близкие нам времена трагедии 9 Ава тоже повторялись.
12 августа 1952 года был разрушен самый, казалось бы, вечный храм еврейской литературы и искусства. В этот день были казнены лучшие представители еврейской культуры, впервые в истории только из-за принадлежности к этой культуре.
Теперь от нас зависит сохранение памяти об этих людях, которую палачи старались утопить в пучине истории.
Предо мной тоненькая книжечка в самодельном переплёте. Она называется «Бройт» («Хлеб»). Ей почти 80 лет. На обложке плохая газетная фотография — смеющийся молодой человек — Изи Харик (1898 — 1937) — академик, редактор еврейского журнала «Штерн». Его убили первым. Его стихи, сотканные из долгой пряжи еврейских песен и легенд, отзвучали, как песни, смолкли и были развеяны ветрами и беспамятством. Нет больше его журнала, нет его книжек, нет памяти о нём. В Литературной энциклопедии сообщают о Харике кратко:
«Был незаконно репрессирован».
На моей полке стоят несколько томов Еврейской энциклопедии. Я случайно купил 4 тома на барахолке Коптевского рынка. Остальные 12 томов исчезли в вихре всеуничтожения, который представить себе не мог даже в пору разгула кровавой царской реакции создатель, составитель и редактор Энциклопедии Израиль Цимберг (1873 — 1939) — учёный, просветитель, миллионер, меценат, финансировавший это издание. История евреев, культура, традиции и наследие при советской власти уже никого не интересовали. А позже они были «зачислены» властями как вражеский сионистский инструмент. И специально вернувшийся из эмиграции во имя дела развития еврейской духовности в свободной (как он рассчитывал) России Израиль Цимберг — еврейский грамотей, либерал и философ — был расстрелян.
Синяя книжечка — это первое издание 70-х годов Осипа Мандельштама (1891 — 1938), опубликованная после его гибели. Великий поэт, провидец, мыслитель. Когда-то эта книжка на рынке стоила сто номиналов государственной цены, потому что весь тираж продали через закрытые распределители, а также вывезли за границу для пропаганды о якобы свободе творческого духа евреев при советской власти.
С горькой усмешкой Мандельштам писал:
«Я непризнанный брат,
Отщепенец в народной
семье…»
Он знал, что и после смерти ему не на что рассчитывать. Он предвидел и ощущал справочную запись в Энциклопедии: « В 1934 году в условиях культа личности Мандельштам был репрессирован, погиб после второго ареста 17 декабря 1938 года».
«Я лежу в земле, губами шевеля…»
Даже о посмертной реабилитации в этой записи не сказано ни слова.
Моисея Кульбака (1896 — 1937) тоже репрессировали. И 30 лет спустя, и 50, нигде нельзя было найти упоминание о том, почему и как убили выдающегося трагического поэта. Его имя нигде и никогда не упоминается. Память о нём начисто стёрта. Серая пыль забвения запорошила большой талант.
«Где человек стоял,
Там череп валяется в пыли,
Забытый, неприметный.
Бессмертны только боги,
Люди смертны…»
(Перевод с идиш)
А вот две книжечки Самуила Галкина (1897 — 1960) — друга Михоэлса (1890 — 1948) и любимого собеседника Анны Ахматовой. Лучший переводчик Шекспира на еврейский язык, прекрасный драматург и лирический поэт дождался при жизни реабилитации. После концлагеря он прожил ещё несколько лет, и я помню этого невероятно худого длинного человека с навсегда отмороженным красным лицом. Он приходил к Ахматовой и подолгу с ней разговаривал, и это было собеседование двух одинаково смотрящих на мир трагических душ. О Галкине никто не помнит, потому что Шекспира на еврейском языке больше никто не играет. А память о потрясшей культурный мир постановке «Короля Лира» истлела вместе с костями Галкина и Михоэлса.
Не дожил ни до чего, ни до славы, ни до реабилитации, Дер Нистер (Пинхас Каганович, 1894 — 1950), модернист, символист, эстет, признанный в Европе. Его волновала судьба еврейского народа в России, и он вернулся сюда из эмиграции, чтобы написать своим непостижимым языком, полным изысканности, стилистических находок и ритмических пассажей роман «Семья Машбер». Он предвидел Катастрофу, но, наверное, не представлял себе, что его самого, приговорённого к 25 годам каторги, бросят в угольные рудники, где обессиленного, почти безумного больного старика, уголовники (из жалости) убьют лопатами.
Ицик Фефер (1900 — 1952), бывший любимый поэт, бывший крикун, бывший весельчак, бывший еврейский антифашист, бывший спутник Михоэлса в поездке по Америке, когда они собрали у своих заокеанских собратьев миллионы долларов, пожертвованных на борьбу с Гитлером.
«Заранее благодарю советскую власть», — вопил он тонким напуганным голосом, находясь в камере смертников…
Измученный пытками «шпион», «организатор сионистского буржуазного подполья в СССР», 50-летний древний старик, приговорённый к смертной казни, повторял мертвеющими губами:
«Как сладко жить, —
кричу я снова, —
На белом свете, где вовек
Сокровищ бытия земного
Один хозяин — человек».
Советские власти проявили большой «гуманизм» к старейшине советской литературы Давиду Бергельсону (1884 — 1952) — его убили во время допросов. Я хочу верить, что Бергельсон сразу приобщился к нашей божественной сущности, этической идее религии — Эн Соф (с иврита — «бесконечность», в Каббале — имя бесконечного беспредельного Б-га.)
К великой бесконечности, чистой духовности наших верований.
Их убили 12 августа 1952 года, расстреляли литературу целого народа. Объявили страшным преступлением саму принадлежность к этой культуре.
По заплёванным бетонным коридорам, подвалам волокли Давида Гофштейна (1889 — 1952). Разбили ему очки, раздели догола. Им было смешно, им было весело, они хохотали до колик, слыша, как полуслепой смертник бормочет про себя:
«Но вижу я снова начало начал —
Блестящее светлое слово.
И прялка, как прежде
вертясь и стуча,
Прядёт моей жизни основу».
Палачам неведомо понятие «бесконечности», они не представляют Эн Соф, их жизнь всегда у конца. Им непонятны состояние, настроение, предвидение Переца Маркиша (1895 -1952), который своим тёплым голосом читал:
«Я на глаза свои кладу
Вечерний синий цвет.
И всё шепчу в ночном чаду:
«Тоска, меня здесь нет».
И в угол прячусь я пустой,
И руки прячу я…»
Он добежал до стены «тира»… Залп! … И он беззвучно нырнул в вечную реку по имени Эн Соф.
Его голос заглушает Лев Квитко (1890 — 1952), он ухмыляется:
«Заранее благодарю за посмертную реабилитацию». На следствии Квитко сразу согласился на предложенную ему палачами роль руководителя сионистского подполья. Ударным отрядом этого подполья должна была стать Еврейская секция украинского Союза писателей. И Квитко весело признался, что им не удалось задуманное преступление против советского народа только по одной причине: «В первый же день войны все 62 еврейских писателя записались добровольцами на фронт. Вернулись четверо. Остальные из антисоветских вредительских побуждений погибли на войне».
Квитко и сейчас не то смеётся, не то подсказывает, не то утешает, и голос его, заглушенный залпами конвойного взвода, обещает и подбадривает:
«Как сильная струя
уносит камень,
Волна работы унесёт
усталость.
Печаль размоет, сделает
сильнее,
И дальше мчит, как водопад,
трубя…»
Злодеяния бесконечны. Именно в это время убили великого еврейского актёра Вениамина Зускина (1899 — 1952). Измотанный, больной, находясь в состоянии глубокой депрессии, он был на излечении в клинике, где его пытались исцелить длительным сном. Палачи явились в больницу, и главный врач, сам рискуя быть арестованным, пациента не отдал. Тогда они, оставив наряд в больнице, вернулись в министерство здравоохранения, и министр Смирнов сам подписал разрешение на выдачу больного. Зускина в состоянии глубокого сна перевезли из клиники в застенки, и никто себе не может представить, каким страшным было пробуждение великого актёра в подвалах Лубянки. Его убили очень скоро.
Пережила всё это и была свидетельницей этих безумств замечательная женщина — академик Лина Штерн (1878 — 1968). Так как она была учёным с мировым именем, то получила неслыханное «снисхождение» властей. Смертная казнь для неё была заменена 25 годами каторги.
Мир должен помнить своих героев. Мир должен почитать своих светочей духа. И я бы хотел произнести здравицу в честь еврейского писателя, ныне живущего и перенесшего ужасы советских злодеяний. Его зовут Эдуард Кузнецов. Он живёт в Израиле и продолжает писать. Этот человек, спустя 25 лет после уничтожения еврейской литературы, был приговорён изуверами к смертной казни. И только вмешательство мировой общественности заставило смягчить приговор. Многие годы он отбыл на советской каторге. Я кланяюсь ему от всех тех, кто помнит то, чем мы обязаны нашему народу, нашей духовности.
Я хочу, чтобы люди помнили, что страдальцы и духоборы своей жизнью вымолили для нас у Всевышнего право на жизнь и свободу.
Беседовала
София МИЛЛЕР