120 лет назад родился седьмой Любавичский Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон
Известный ученый и мыслитель Адин Эвен-Исраэль (Штейнзальц) написал книгу «Мой Ребе» (русское издание: Книжники, 2015) на основе собственных впечатлений от встреч с седьмым Любавичским Ребе и воспоминаний о нем других людей. Публикуем главу из книги «Мой Ребе».
Библия называет Йеошуа бин Нуна «человеком, в котором есть дух». Как разъясняет мидраш, это означает, что он обладал способностью «примениться к духу каждого» . Судя по всему, Ребе обладал таким же даром. На протяжении своего продолжительного правления Ребе встречался и переписывался с десятками тысяч людей, в большинстве своем не принадлежавших к Хабаду. Они просили совета как в духовных, так и в сугубо практических делах. Для каждого у Ребе был личный ответ, соответствующий духу того, с кем он общался.
Йехидут
Йехидут (встреча с Ребе с глазу на глаз) практиковался в Хабаде с первых дней его существования. Его глубина и сила практически не имеют аналогов в секулярном мире. Это не просто вдохновение, не просто признание в любви; йехидут — акт безоговорочного вручения себя своему Ребе. Во время личной аудиенции Ребе укрепляет преданность своего хасида, а хасид чувствует себя воодушевленным, обновленным и преисполненным свежей энергии. Ребе помогает хасиду сделать свою жизнь более содержательной и успешнее справляться с материальными и духовными трудностями.
Йехидут — момент, когда хасид встречается с Ребе с глазу на глаз и делится с ним своими сомнениями и страхами. Он может попросить благословение или просто утешение. Хасид стоит перед Ребе совершенно беззащитный и делится с ним самыми сокровенными мыслями. Выслушав хасида, Ребе отвечает на его вопросы, говорит о его сомнениях, ободряет его, чтобы он не боялся своих проблем, и наконец дает ему благословение.
Йехидут — момент полной, практически абсолютной сосредоточенности. Когда мы беседуем с друзьями и знакомыми, наши мысли то и дело начинают блуждать, поэтому в наших воспоминаниях о беседе обязательно есть пробелы. Однако, как свидетельствуют все, во время личной аудиенции и хасид, и Ребе полностью сосредоточены на происходящем. Встречи с глазу на глаз могут удостоиться и мужчины, и женщины. Об этом моменте вспоминают всю оставшуюся жизнь. Хасид внимательно слушает каждое слово, обращая внимание не только на основной смысл, но и на мельчайшие подробности. Каждая деталь считалась очень важной: совет, идея, которую Ребе выбирал для обсуждения, — словом, все и вся. Напряженная атмосфера, естественно, возникала в силу потребностей самого хасида; все, что происходило во время аудиенции, носило глубоко личный характер и казалось жизненно важным для его настоящего и будущего.
Далеко не каждая встреча с Ребе один на один была йехидутом. Ребе может встречаться с людьми, будь то его ученики и последователи или посторонние, просто чтобы получить новую информацию, сообщить свое распоряжение, обменяться мнениями по политическому вопросу. Поэтому, согласно узкому определению, йехидут — личная встреча хасида как хасида с Ребе в роли Ребе. Впрочем, на практике многие из тех, кто удостаивался йехидута с Ребе, вовсе не принадлежали к числу его хасидов. В свою очередь, во время личной аудиенции внимание Ребе полностью сосредоточено на том, что говорит хасид, а также на том, что осталось несказанным. Ребе важен язык тела, скрытые нюансы просьбы — словом, все, что хасид не хотел открывать. Типичный хасид также пребывает в состоянии максимальной сосредоточенности, стараясь услышать и усвоить каждое слово, произнесенное Ребе, — даже если он не понимает его слова до конца. От его внимания не ускользает ни одно движение Ребе, ни одно изменение выражения лица. Через много лет хасиды могут с полной ясностью вспомнить каждое мгновение личного контакта во время своего йехидута с Ребе, хотя при этом не всегда могут припомнить, что происходило вокруг. Сам я, удостоившись нескольких личных аудиенций седьмого Любавичского Ребе, никогда не замечал, как выглядит его комната, и узнал об этом, только побывав там после его кончины.
Впрочем, повышенное душевное напряжение и сосредоточенность были одними из составляющих йехидута с Ребе (равно как и с его предшественниками), а вовсе не их сутью. Суть же йехидута с Ребе заключалась в том, что в эти моменты сознание человека находилось не в обычном, но в возвышенном состоянии. Во время йехидута человеку казалось, что он охвачен своего рода Б-жественным вдохновением. Мне, как и многим другим, казалось, что в эти моменты начинают проявляться подспудные силы моей души, что слова, исходящие из уст Ребе во время личной аудиенции, являются скрытым пророчеством. Хотя в это время он не описывал никаких пророческих видений, мне и многим другим представлялось, что сказанное им проистекает из реальности, находящейся за пределами сознательного рационального восприятия.
В начале этой книги я писал, что, по моим ощущениям, Ребе безусловно был цадиком, то есть святым. Я твердо верю, что он обладал определенными сверхъестественными способностями, и что у него была связь с иным уровнем реальности. В его присутствии, во время йехидута или при других обстоятельствах, я всегда чувствовал, что в нем есть что-то гораздо более глубокое, чем даже его видимый невооруженным глазом глубочайший интеллект. Разумеется, это ощущение невозможно подтвердить с помощью эмпирических доказательств. Тем не менее мое восприятие и восприятие множества других людей безусловно является эмпирическим фактом — в том смысле, что наши свидетельства невозможно просто отрицать.
Я должен подчеркнуть, что такие качества, как святость или связь с иным уровнем реальности, были присущи и другим великим Ребе, а не только главам Хабада. В принципе, что бы ни сказал великий Ребе во время йехидута, его хасиды и даже многие другие верили, что в его словах заключено пророчество, будь то совет или благословение, наставление или утешение. В зависимости от ответа Ребе хасид принимал самые важные жизненные решения.
Иногда во время йехидута люди не упоминали о важных обстоятельствах, говорили о них не прямо или просто обманывали, однако в ходе аудиенции Ребе нередко докапывался до истины. Правда, в некоторых случаях Ребе обладал предварительной информацией не от самого хасида, а из других источников. Это увеличивало ценность его ответов или делало их более неожиданными.
Ответы Ребе обычно были короткими и точными, хотя иногда он пускался в объяснения или излагал свои доводы. Несмотря на то что он никогда не прибегал к командному или менторскому тону — типичными формами его ответов были просьба и предложение, в своих ответах он был решителен и тверд. В некоторых случаях даже самые преданные поклонники пытались переубедить его или истолковать его слова желательным для себя образом. Однако Ребе уступал крайне редко.
Четвертый глава Хабада, Ребе Шмуэль, как-то решил объяснить, что он чувствует во время йехидута. Один из его помощников удивился, почему во время личных аудиенций Ребе так сильно потеет. Он пожаловался, что во время личных встреч с хасидами ему приходится все время помогать Ребе менять одежду, однако каждое новое платье вскоре снова становилось мокрым от пота. Ребе Шмуэль объяснил: «Когда хасид приходит ко мне на йехидут, я должен снять свое “платье” [т. е. личность и сознание самого Ребе] и надеть его “платье”, чтобы в полной мере понять состояние его души и его проблемы. Затем, чтобы дать ему совет и наставление, я должен снять его “платье” и снова надеть свое. А теперь представь себе, что тебе пришлось бы одеваться и раздеваться по нескольку раз в час. Разве ты бы не взмок от пота?»
Подготовка к йехидуту
Пришедшие на йехидут ожидали прямо в вестибюле, ведущем в кабинет Ребе. Тут же толпились другие хасиды, особенно ученики ешивы, надеясь услышать рассказы тех, кто выходил с йехидута. Личная аудиенция у Ребе могла продолжаться минуту или две, а могла затянуться на несколько часов, в зависимости от человека и обстоятельств. Поскольку о йехидуте мечтало множество людей, аудиенции должны были быть очень короткими; нередко за одну ночь Ребе принимал множество людей. На одного из секретарей Ребе была возложена неприятная обязанность выпроваживать посетителей, задержавшихся дольше положенного, чтобы оставить время для других. Обычай требовал, чтобы мужчины-хасиды входили на йехидут, подпоясавшись гартлом — специальным поясом, который надевают во время молитвы или перед исполнением заповеди. Подпоясавшись, хасид входил в кабинет, молча клал перед Ребе, сидевшим за своим столом, записку со своими вопросами и оставался стоять в ожидании ответа, пока Ребе читал. Это безмолвное стояние перед столом Ребе было особенностью йехидута.
Моя жена происходит из старинного хабадского семейства. Когда она первый раз была у Ребе, то рыдала от страха и трепетала, стоя перед ним. Хасид относится к Ребе в высшей степени почтительно. Будучи у Ребе, хасид не говорит, прежде чем его не спросят. Иногда он вовсе не двигается, поскольку испытывает величайший трепет. Элемент страха выражен в Хабаде гораздо отчетливее, чем в других хасидских движениях, и соответствует очень древней традиции. Первоначально Ребе проводил личные аудиенции трижды в неделю, по воскресеньям, вторникам и четвергам. После кончины его матери в 1964 году количество «приемных дней» сократилось сначала до двух, а позже, по настоянию врачей, до одного дня в неделю. Личные аудиенции обычно начинались в восемь часов вечера и продолжались до тех пор, пока в очереди оставался хоть один человек, то есть до рассвета и даже дольше. На йехидут в дневное время Ребе соглашался крайне редко, в отличие от встреч со специально приглашенными людьми или рабочих совещаний с секретарями или посланниками, которые обычно происходили именно в дневное время.
В 1981 году Ребе окончательно отказался от личных аудиенций, поскольку желающих видеть Ребе стало слишком много и принимать их всех стало решительно невозможно. Ребе не захотел дискриминировать своих хасидов, сохранив право на йехидут для немногих избранных. Именно тогда Ребе стал устраивать «общий йехидут» для отдельных групп посетителей.
В ходе этих коллективных аудиенций Ребе обращался к группам, чья численность достигала пятидесяти-шестидесяти, а в последние годы — нескольких сот человек. Группы были организованы по языковому признаку, и Ребе последовательно давал аудиенции на идише, иврите, английском и французском.
Каждой группе Ребе говорил, что пришедшие, как и раньше, смогут воспользоваться всеми преимуществами личной аудиенции. Для этого каждый должен думать о вопросе, который он хочет задать Ребе, и сосредоточиться на словах Ребе, чтобы получить от него ответ. Такой подход к йехидуту имел прецеденты в хасидской истории. К примеру, когда второй лидер хасидизма, Дов-Бер из Межерича, обращался к своим ученикам как к группе, каждый из них получал ответ на свой вопрос.
После выступления Ребе каждый из пришедших проходил перед его столом, отдавал ему письмо и удостаивался нескольких слов благословения или долларовой банкноты, чтобы «пожертвовать ее на благотворительность». Некоторые из приглашенных впоследствии получали письменные ответы на свои записки. Хотя термин «коллективный йехидут» выглядит оксюмороном, и Ребе, и хасиды рассматривали эти аудиенции как полноценный йехидут, обладающий всеми духовными и психологическими характеристиками традиционной встречи с глазу на глаз.
После того как практика личных аудиенций осталась в прошлом, ее функции сохранились благодаря организованной раздаче долларов, подробно описанной в предыдущем разделе. Хотя эта практика не отвечала чаяниям в той же степени, что и йехидут, у хасидов сохранилась возможность обменяться с Ребе парой слов и попросить у него благословение.
Обаяние Ребе при личной встрече
Первым, на что обращали внимание пришедшие к Ребе, были его глаза; порой это был единственный запомнившийся им аспект. Мгновенный и непрерывный зрительный контакт позволял каждому посетителю почувствовать, что его отношения с Ребе носят глубоко личный характер. Приведенный ниже рассказ одной женщины о своих личных впечатлениях можно считать типичным отчетом о встрече с Ребе лицом к лицу: «Я была потрясена его глазами, — рассказывала она мне, — это были проницательные глаза, неспособные солгать». Голубые глаза Ребе никогда не теряли выразительности, а его взгляд был проникновенным, но никогда не становился неприятным или назойливым. Во время личных встреч Ребе часто улыбался; серьезный, едва ли не скучающий вид, присущий ему во время публичных выступлений, уступал место большей открытости, более эмоциональному поведению. Ребе проявлял искренний интерес к своим посетителям, будь то важные персоны и знаменитости или же самые обычные люди. Пришедший впервые обнаруживал, что Ребе знает достаточно много как о его жизни в целом, так и, в некоторых случаях, о конкретных событиях и происшествиях. Ребе обладал феноменальной памятью, он был способен помнить подробности личной жизни множества людей. Посетители нередко бывали удивлены и растроганы, когда Ребе вспоминал имена их детей. Ребе также удавалось свести разрозненные детали в единое целое. Все посетители, независимо от воспитания, страны происхождения и мировоззрения, говорили, что чувствовали себя рядом с Ребе очень комфортно. Для многих из них это была первая встреча с одним из ведущих раввинов. Некоторые думали, что Ребе не одобрит их мировоззрение или поступки. Другие ожидали, что им просто будет не о чем говорить. Тем не менее каждому из них Ребе давал почувствовать себя желанным гостем. Они видели, что он способен понять их точку зрения.
Как при личной встрече, так и в ходе общественных собраний Ребе никогда не скрывал свои мысли и убеждения. Он мог как похвалить других за позитивные аспекты их мировоззрения и деятельности, так и говорить о вещах, вызывавших у него несогласие и недовольство. Правда, обычно он делал это исподволь и никогда не говорил прямо в лоб. Даже самый неприятный комментарий он умел высказать мягко, так, чтобы никого не обидеть лично или не показать явного недовольства. Вместо этого он предлагал взглянуть на проблему иначе. Свою критику он обычно высказывал в позитивном ключе — например, предлагал рассмотреть ситуацию с другой точки зрения. Негативные высказывания о чужих мнениях и поступках он позволял себе крайне редко.
Ребе никогда не льстил. Он неизменно был вежлив и тактичен, однако всегда говорил как «власть имеющий». С любым человеком он говорил вежливо, заботливо, тактично, но в то же время ни в малейшей степени не унижая себя. Независимо от согласия или несогласия с важным гостем Ребе всегда высказывал свое мнение. Ребе был учтив и галантен с каждым. Его вежливость, в которой сквозило что-то аристократическое, становилась особенно заметной во время личных аудиенций. Его галантность всеми воспринималась как непроизвольное проявление его подлинных душевных качеств. Личное обаяние Ребе было столь велико, что могло стать преобразующим, особенно во время личной аудиенции. После одной короткой встречи многие люди кардинально меняли свою жизнь.
Продолжение следует
Адин ЭВЕН-ИСРАЭЛЬ (ШТЕЙНЗАЛЬЦ)
Перевод с английского Евгения ЛЕВИНА
lechaim.ru