Раньше или позже, но, в конце концов, в каждой стране появляется человек, способный не только ощутить пульс её жизни, но и поняв боль, чаяния и надежды этой земли, отразить их в своём творчестве. «В Германии им был Бетховен, во Франции – Равель, в Польше – Шопен, в Италии – Верди, а в Америке им стал Ирвинг Берлин». Плохо владея исполнительской техникой, при полном отсутствии знания нотной грамоты, он сумел стать блестящим поэтом, сценаристом, композитором, исполнителем и предпринимателем. Прожил 101 год – целую эпоху. Да он и сам в музыкальном мире был эпохой. Об этом верно заметил композитор Джером Керн: «Ирвингу Берлину трудно найти место в американской музыке, он и есть американская музыка». Успел сочинить около 1500 мелодий, из которых многие были хитами и зарегистрированы в десятке самых популярных. Не говоря уже о 20 бродвейских мюзиклах и 18 голливудских фильмах, 8 из которых номинировались на «Оскара» за лучшую музыку. Как сумел этого добиться бедный еврейский мальчик из Могилёва, не получив никакого образования и финансовой поддержки? Попробуем разобраться в этом. Надеюсь, что вам это будет интересно.
Ещё с давних времён, среди детворы на окраинах России бытовали дразнилки: «Жид! Жид! По верёвочке бежит! Верёвка лопнула, жида прихлопнула!», или презрительно-пренебрежительная «Лёва из Могилёва!» Так вот: Ирвинг Берлин был именно из Могилёва (ныне Белоруссия). А вернее из небольшого местечка неподалёку – Толочина. И родился он в 1888 году, получив имя Исраэль Исидор Бейлин. Был младшим ребёнком в многодетной семье кантора местной синагоги Моисея Бейлина, и его жены Лии Липкиной – уроженцев Толочина. Так что, можно смело сказать, что тяга к музыке – это у него наследственное. Однако, вскоре семья была вынуждена задуматься над тем, чтобы покинуть родные места, спасаясь от всё более ужесточавшейся антисемитской политики царя Александра III, и участившихся погромов еврейских местечек черты оседлости. (В 1880 г. в Толочине 70% жителей были евреями, а в старом городе из 160 деревянных домов – 110 были еврейскими). И уже в 1893 году, на следующий день после того как их дом был подожжён, они покидают родные места, чтобы сохранить свою жизнь. Единственное воспоминание, которое сохранилось у пятилетнего «Иззи» (так его называли дома) – это как он, закутанный в одеяло, сидел со всей семьей у дороги и смотрел, как горит их дом во время погрома. Однако, в этом, казалось бы, абсолютно ясном вопросе, была неожиданно внесена невероятная путаница (смешно сказать, но отчасти с подачи самого Берлина). Итак, его многочисленные биографии пестрят сообщениями о том, что возможно он родился в сибирской Тюмени. Британская «Гардиан» вообще назвала местом его рождения загадочный город Temum. Уральское издательство в книге «100 композиторов XX века» (1999 г.) скопировало их ошибку, хотя они-то точно знали, что в Сибири нет города с таким названием. Что же послужило отправной точкой для этих домыслов? Ведь все их семейные документы сгорели во время пожара. В первую очередь, шутливое заявление самого Берлина, как-то назвавшего себя «сибирским евреем». Учитывая распространённое представление американцев о том, что в Москве по Красной площади разгуливают медведи, он, упоминая в качестве места рождения покрытую снегами и льдами далёкую Сибирь, тем самым превращал себя в какого-то необычайного сказочного героя. Так начался лихорадочный поиск в Сибири города, с именем типа Толочин. В конце концов, остановились на Тюмени. И в знак признания его городом, где родился Берлин, в 1993 г. там провели джазовый фестиваль, где не только исполняли его сочинения, но и пригласили на открытие Линду и Кэролайн Эммет – дочь и внучку Ирвина Берлина. Однако, когда учредители решили пойти дальше и установить в Тюмени мемориальную доску, то выяснилось, что никаких доказательств его пребывания здесь в те времена не существует. Поскольку, ни еврейской общины, ни синагоги, в которой мог бы работать его отец (было лишь несколько еврейских торговцев), тем более никаких поджогов домов и погромов в то время здесь не было. Тем не менее, позднее проявилось ещё одно обстоятельство: якобы, когда Стивен Спилберг в 1980-х годах задумал снимать фильм о И. Берлине, тот неожиданно сказал ему, что на самом деле он родом из Тобольска (сейчас в Тюменской области). Скорее всего, что Берлин просто оговорился (Тобольск-Толочин), поскольку если евреи и обитали когда-то там, то только в качестве ссыльных. А предков Бейлиных среди каторжан точно не было. Или дал обобщающее уточнение: Тюмень тогда была в составе Тобольской губернии. 
Пока мы с вами отвлеклись на разбор этих дел, семья Бейлиных уже добрались до бельгийского Антверпена, и, устроившись там на корабль «Rhynland», отправилась в Нью-Йорк. 14 сентября 1893 года они уже были на месте. Первым их пристанищем стала маленькая, сырая и полуподвальная комнатушка без окон в Ист-Сайде. Но даже квартира, которую они смогли снять позднее в многоквартирном доме на Черри-стрит, оказалась тоже не самым лучшим вариантом, поскольку вскоре она оказалась в районе строящихся рядом мостов Вильямсбург и Манхэттен. Чтобы прокормить семью, отец Иззи (не сумев найти место кантора), устроился шойхетом в кошерную мясную лавку и подрабатывал маляром. Мать практиковала в качестве акушерки, помогая соседским по улице женщинам. Его три сестры работали на фабрике по упаковке сигар, а старший брат на швейной фабрике. Тем не менее, он считал, что прожил счастливое детство: «… Я никогда не чувствовал бедности, вероятно, оттого что никогда не знал ничего другого, никогда не страдал от лишений, мне никогда не было холодно, и я никогда не был голоден. Всегда был хлеб, масло, горячий чай… и хорошая постель». Но вскоре всё меняется. 19 июля 1901 г. его отец умирает от хронического бронхита, осложненного атеросклерозом, оставив вдову и пятерых детей. Ирвингу Берлину тогда уже исполнилось 13 лет, он недавно прошел бар-мицву и уже считал себя мужчиной, которому нужно самому зарабатывать на жизнь. Видя, что семья еле-еле сводит концы с концами, он в 14 лет уходит из дома, чтобы не быть в тягость матери. Скитается по ночлежкам, подрабатывает посыльным и разносчиком газет. «Это была отличная школа жизни, – вспоминал он. – Я научился многому: ругаться и драться, выживать и не ябедничать. Все это мне потом пригодилось во взрослой жизни». Настолько, что уже в старости, он скажет: «… каждый мужчина должен иметь в своей жизни Нижний Ист-Сайд». Во время работы он постоянно слышит последние музыкальные хиты, игравшиеся в злачных заведениях, борделях, игорных домах или опиумном притоне в Бауэри, и пробуя сам их напевать, понимает, что это у него получается. Там зарождаются и первые пристрастия: ему нравятся песни, выражающие всем понятные чувства и обладающие особой мелодичностью и простотой.
Здесь он встречает известного уличного музыканта – Слепого Сола, которому из-за его слепоты необходим проводник. Перемещаясь с ним, Изя (так теперь называют его новые знакомые) совершенствует свое пение и уже сам пробует исполнять популярные баллады под скрипичный аккомпанемент Слепого Сола. Благодаря местной славе слепого музыканта перед ним открываются двери салонов, баров, ресторанов, которые иногда позволяют Изе во время обеденных перерывов подсаживаться к их пианино и попытаться освоить инструмент. Одновременно (за $5 в неделю) он рекламирует новые песни Гарри фон Тилзера в Music Hall Тони Пастора на 14 улице, и поёт в небольших кинотеатрах немого кино. Наконец, в 1905 году Изя получает свою первую в жизни постоянную работу. Его принимают «поющим официантом» в знаменитое кафе Pelham (12 Pell Street) в Чайнатауне, принадлежавшее Майку Солтеру, русскому еврею, мелкому преступнику и сотруднику Таммани-холла низшего звена, которого за его кудрявые волосы и смуглое лицо шутя называли «Ниггер Майкл». Заведение было известно в Нью-Йорке как штаб-квартира двух банд и поставщиков опиума, куда съезжались ищущие острых ощущений туристы и представители высшего сословия. Таким образом, соперничество между итальянскими, ирландскими, еврейскими и китайскими бандами, так или иначе, касалось и этого кафе. Годы спустя, Изя, сообщит журналистам, что: «Занимаясь музыкой в Бауэри, я никогда не общался с крутыми парнями, которых раньше называли гориллами, и работая там, всегда строго придерживался этого правила». Он получал в кафе семь долларов в неделю, плюс чаевые. По всей вероятности, неплохие. Как вспоминает один из его приятелей: «Народу было полно, и нам все время кидали чаевые, просто швыряли на пол. Но, поющий официант не может их сразу поднимать. Это испортит песню, и мы поддевали их ногами и собирали в одном месте, чтобы потом сразу подобрать. Изя делал это виртуозно. Он, то изображал из себя футболиста, который гонит мяч, то делал вид, что страшно нервничает, как бы деньги не пропали. Ходил вокруг них кругами, оглядывался, отгонял других официантов. Ужасно всех смешил». А в 6 часов утра, когда кафе закрывалось, он садился за рояль в задней комнате и продолжал своё обучение. Поскольку он играл на слух, то для простоты использовал только черные клавиши («Белые для тех, кто изучал музыку», – любил он шутить), и играл почти исключительно в тональности фа диез или фа мажор. На протяжении всей жизни, оркестровкой сочинённых им мелодий будут заниматься специально обученные аранжировщики. И всё же, в 1910 году он закажет компании Calvin Weser Company пианино-транспозитор, с механизмом для транспонирования его игры в различных тонах, благодаря которому он сможет уменьшить свою зависимость от профессионального пианиста (сейчас хранится в еврейском музее NMAJH). Как-то поздно вечером 18 ноября 1905 г., возвращаясь с театрального представления, кафе посетил знаменитый адмирал принц Луи Баттенбергский со свитой. Естественно, что «поющие официанты» пытались продемонстрировать перед ним всё своё мастерство. Восхищённый выступлением Изи, он предложил ему щедрые чаевые, от которых тот отказался со словами: «Нет, сир, для меня было честью петь для вас». Этот эпизод (уже на следующее утро) освещается в газетах, где наш герой упоминается «как молодой певец и официант, который привлек внимание принца, и был удостоен беседы с ним».
Так, его имя впервые становится достоянием общественности. И шеф разрешает ему представлять публике уже собственные сочинения. В это время у всех на слуху была новая песня итальянских эмигрантов, исполняемая в Каллэхэна Танец салон. И он, с подачи Солтера, решает создать свою первую песню – Marie From Sunny Italy (Мария из Солнечной Италии), которую ему помогает записать Mike Nicholson. Написанная на английском языке, она была настоящим подвигом для юноши, в семье которого говорили только на русском и на идиш. Дело в том, что поющие официанты выступали за чаевые, и потому, чтобы зарабатывать на жизнь, им приходилось постоянно напрягать свой ум и сноровку для завоевания разнообразной аудитории. И потому пародии давали такому поющему официанту, как Берлин, широкую свободу для экспериментов. 
Для этого проще всего было создавать пародии на уже известные песни. «Каждый важный автор песен в Америке изначально начинал как пародист, – писал создатель хитов Tin Pan Alley Л. Вульф Гилберт, – сочиняя стихи на песни других парней, ты учился ритму, ты учился писать всевозможные мелодии, и все ритмы мелодии».
«Он был оригинален в своих методах и сам писал песни», – объясняли газеты успехи Изи. «Едва ли всплывала в новостях дня тема, которую бы он не вложил в стихи, не подобрал бы мелодию для неё и не спел в назидание пришедшим в тот вечер посетителям». А вот теперь для него наступил новый этап: он начал сам создавать песни. И первая из них, пользовалась таким успехом, что Джозеф Стерн, музыкальный издатель из Tin Pan Alley, покупает права на неё за 65 центов (из которых ему достанется всего 37). Партитура была опубликована в 1907 году и продана в количестве 10000 копий, с прибылью в один цент за копию. Любопытно, что дизайнер, который разрабатывал обложку партитуры, случайно допустил опечатку в написании его фамилии: вместо «I. Baline» написал «I. Berlin». Это натолкнуло Исраэля Бейлина на мысль называть себя в дальнейшем «Ирвинг Берлин» (с ударением на первый слог, как в Бейлин), чтобы сделать своё имя «более американским». Здесь следует сказать несколько слов о Tin Pan Alley – «Переулке жестяных сковородок». Так называли тогда район вокруг 28-й улицы и Пятой авеню, где были сосредоточены офисы многих музыкальных издательств. Самая популярная версия столь странного названия говорит о том, что как-то New York Herald, рассказывая об этом районе, сослался на невыносимую какофонию звуков, издаваемых в переулке при одновременной игре многих «дешевых пианино», напоминающую стук жестяных сковородок. Согласно этимологическому онлайн-словарю, «жестяная сковорода» на сленге означает «ветхое пианино» (1882 г.). Но уже к 1907 г. термин стал означать «бизнес по написанию хитов». Этим и славился долгое время этот район по всей Америке, а И. Берлин был связан с ним на протяжении многих лет жизни.
Продолжение следует
Оцените пост
(голосовало: 9, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
