До каких пор государство может злоупотреблять присущей ему силой, но все же рассчитывать на лояльность своих граждан? По мнению раби Ханины, до весьма растяжимых пределов: «Молись о благополучии державы – ведь если бы не страх [наказания], люди глотали бы друг друга живьем»
Суд и полиция
Недельная глава «Шофтим» начинается словами: «Судей и надсмотрщиков поставь себе во всех вратах твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе, по коленам твоим, чтоб судили они народ судом праведным. Не криви судом, не лицеприятствуй и не бери мзды, ибо мзда ослепляет глаза мудрых и извращает слова правых. Правды, правды ищи, дабы ты жив был и овладел землею, которую Господь, Бог твой, дает тебе». (Двар 16:18-19)
Итак, сила связывается Торой со справедливостью: суды должны быть праведными, обеспечивать их постановления должна «силовики», но в конечном счете – все покоится на нравственном порыве человека: правды ищи.
Однако в эмпирической жизни между силой и нравственностью очень часто возникают конфликты, вынуждающие человека то поддерживать «силовиков», то бунтовать против них. Частная позиция человека, ищущего правду, всегда колеблется между двумя этими полюсами – между лояльностью и мятежом, между «полицейскими» и «ворами», между признанием государственных институтов и между признанием их главным источником зла.
Основа национального суверенитета, основа государственной власти покоится на силовых структурах. Но если своей армией при известных условиях граждане гордятся, то судами и полицией – гораздо реже. Даже в благоустроенном правовом государстве в этом вопросе не все всегда идеально и однозначно. Правоохранительные структуры – органы сыска и правосудия, и в особенности пенитенциарная система – особого восторга ни у кого не вызывают. Между тем именно «надсмотрщики», именно полиция является тем первым олицетворением государства, с которым на каждом углу сталкиваются рядовые граждане. Таким образом, отношение к государству, и государственным силовым структурам является важным показателем состояния здоровья общества.
Образ державы
До каких пор государство может злоупотреблять присущей ему силой, но все же рассчитывать на лояльность своих граждан? По мнению раби Ханины, до весьма растяжимых пределов. Так в «Перкей авот» мы читаем: «Раби Ханина, замещавший первосвященников, говорил: «Молись о благополучии державы – ведь если бы не страх [наказания], люди глотали бы друг друга живьем» (3:2).
А ведь раби Ханина имел в виду даже не власть израильских царей, а власть римских правителей, покоривших израильское царство. Такая ситуация полной анархии, когда каждый безнаказанно грабил другого, отличала человечество в преддверии потопа: «И растлилась земля пред Богом, и наполнилась земля злодеянием» (6:11).
Близкое соображение высказал Аба Ахимеир (1897-1962), после того как во времена Британского мандата провел некоторое время в заключении. В своей книге воспоминаний «Репортаж с отсидки» он пишет: «Кровная месть у арабов, «гум» на их языке, напоминает пасхальную «Хад гадью». Слушая истории о «гуме», начинаешь с уважением относиться к этатизму в самых крайних его формах. «Гум» воцаряется в обществе, в котором ослабла государственная власть. В России мы были свидетелями «гума» накануне «Октября». Хорошо, что возникла ЧК со всеми ее ужасами и положила конец «самосудам». Если уж выпадет мне на долю оказаться в лапах беззакония, то пусть это будет беззаконие организованного зверя, государства, а не отдельно взятого зверя, проявляющего личную инициативу».
Многие поспорят с Абой Ахимеиром, но в любом случае ясно, что на каком-то этапе этот «этатистский» пангосударственный подход действительно меняется, что история знает случаи, когда организованная преступность поднимала свой статус до государственной. Так, при Сталине в СССР государственный аппарат фактически монополизировал преступность, взяв под свое покровительство уголовников и используя их для терроризирования и уничтожения ни в чем не повинных граждан.
Впрочем, в России имеется давняя традиция глубинного недоверия властям.
Иногда можно услышать выпады в адрес еврейской нелояльности государствам народов мира, в адрес галутной морали, согласно которой еврейского преступника грех выдавать гойскому правосудию. Но ведь и природные русские люди никогда не торопились делать это!
«Хлебом кормили крестьянки меня, парни снабжали махоркой» — свидетельствует беглый каторжник в народной песне «Баргузин».
И это не удивительно, если принять во внимание, что речь идет о «стране, где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей!» (из письма Белинского Гоголю).
И.Волгин в книге «Последний год Достоевского» в главе «Христос у магазина Дациаро», опираясь на свидетельство Суворина, пишет: «разговор зашел о недавнем взрыве в Зимнем дворце. «Обсуждая это событие, Достоевский остановился на странном отношении общества к преступлениям этим. Общество как будто сочувствовало им или, ближе к истине, не знало хорошенько, как к ним относиться».
Обратим внимание: речь касается нравственной оценки.
«Представьте себе,— говорил он,— что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждет и все оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: «Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину». Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?
— Нет, не пошел бы…
— И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас. Это — преступление! Мы, может быть, могли бы предупредить…»»
Гражданская позиция многих русских людей, отказывающих в лояльности «государственной системе», в ряде случаев приобретает и вовсе крайнюю форму, в следующих словах выраженную Владимиром Печереным:
Как сладостно отчизну ненавидеть
И жадно ждать её уничтожения!
И в разрушении отчизны видеть
Всемирную десницу возрождения.
Итак, ситуация полного отчуждения от государственной власти встречается, зачастую находя себе убедительное нравственное оправдание. И все же это крайность. В большинстве случаев государство – со всем его аппаратом подавления — оказывается скрепляющим людей началом. Поэтому зрелый гражданин, не считающий себя обязанным солидаризироваться с каждым решением правительства, даже протестующий против многих из них, в то же время не «встает в позу» при виде «копа» и принимает ответственность за свое государство в целом.
У государства Израиль, как известно, имеется немало противников не только во внешнем мире, но и среди самих евреев. Немало светских израильтян в рамках традиционной еврейской ненависти к себе днем и ночью (часто на зарплату ЕС) трудятся на ниве подрыва его безопасности. С другой стороны имеются харейдимные общины, считающие «самозванное» еврейское государство главным препятствием на пути избавления Израиля и мира. Наконец, после уничтожения Ариэлем Шароном Гуш-Катифа среди многих юных носителей «вязанных кип» также появились последовательные противники светского сионистского государства. Все эти три – столь разные группы — увы, охвачены единой сладостной ненавистью к собственной еврейской отчизне.
Ко всем этим людям осмысленно обратиться с призывом подняться над своей идеологией и, применив по отношению к государству Израиль самый общий прагматический подход, начать за него молиться. В конце концов, с эмпирической точки зрения, государство Израиль не только одно из лучших в гражданском отношении, но и как еврейское – далеко не самое худшее в истории.
Вот взгляд на него «со стороны», взгляд одной из самых яростных ненавистниц собственной (советско-российской) государственности — Валерии Новодворской (1950-2014): «Мне нравятся абсолютно все действия Израиля – я считаю, что Америка и Европа должны защищать Израиль с утра до вечера, а о Палестинской автономии даже и не думать, потому что это все равно что защищать Северную Корею или Уго Чавеса из Венесуэлы – пусть их нечистая сила защищает, к которой они и приписаны. Я была в Израиле, я все это видела, и ЦАХАЛ – единственная армия, в которой мне захотелось служить немедленно, потому что я никогда не видела такую добрую и демократичную армию. Я, к сожалению, по состоянию здоровья уже не могу нигде служить. Но я помню, как я плакала, что я не еврейка, что мне нельзя жить в Израиле и что я не имею никакого права на эту дивную страну. Мне было очень трудно оттуда уезжать. Это пример того, на что способен человеческий интеллект, потому что ничего, кроме интеллекта и таланта у евреев, когда они явились на эту землю, не было. И они все показали, на что способны эти два качества. Я думаю, что Израиль – это самое драгоценное достояние человечества, и его надо беречь и лелеять».