«Ультра» — во многом обеспечила нам победу во Второй мировой войне».
Уинстон Черчилль
Что же это за таинственная «Ультра», получившая столь высокие оценки государственных и военных лидеров антигитлеровской коалиции? Такое высокое значение придавали они своей шифровальной службе.
«Энигма» по-гречески «Загадка». Так назвал первую в истории криптографии автоматическую шифровальную машину ее изобретатель — берлинский инженер Артур Шербиус. Работать на ней было просто: текст набирался на клавиатуре и шифровался совершенно автоматически. А в пункте приема достаточно было настроить свою «Энигму» на аналогичный режим, и кодограмма расшифровывалась тоже автоматически.
Бесценное преимущество этой машины заключалось в возможности приема — передачи оперативной информации в реальном масштабе времени. Полностью исключались потери, связанные с применением таблиц сигналов, шифр- блокнотов, журналов перекодирования и других компонентов криптографии, требующих долгих часов кропотливой работы и связанных с почти неизбежными ошибками.
Кроме того, многовариантная система импульсной настройки «Энигмы» воспрещала возможность дешифровки ее сообщений противником. Для этого ему необходимо было знать систему замены вариантов настройки, а их чередование было непредсказуемым.
Германский генштаб быстро оценил эффективность и надежность «Энигмы» и в конце 20-х, начале 30-х годов ХХ века она была принята на оснащение всех видов немецких вооруженных сил. Но, примерно в то же время польская разведка сумела раздобыть пять таких аппаратов с комплектами импульсной настройки. По одному они передали англичанам и французам, однако к началу Второй мировой войны немцы полностью перестроили систему настройки и союзники оказались беспомощны при расшифровке перехватов. Это было, кстати, одной их причин их разгрома.
Французские и польские экземпляры «Энигмы» канули в пучине поражения. Экземпляр же, доставшийся англичанам, был передан сэру Элистеру Деннисону, начальнику Государственной школы кодов и шифров (ГШКШ). Она размещалась в огромном замке Блетчли-парк, который находился в 50 милях от Лондона. В нем работали несколько тысяч сотрудников, именно здесь была задумана и проведена операция «Ультра», нацеленная на дешифровку материалов «Энигмы», в изобилии поставлявшихся службой радиоперехвата.
Успеху способствовал весьма удачный подбор аналитиков — преимущественно молодых и талантливых питомцев Кембриджа и Оксфорда. Они применяли современнейшую вычислительную технику и свято хранили в тайне методы своей работы не только во время войны, но и в последующие 30 лет после ее окончания. Материалы расшифровки поступали только начальникам разведслужб вооруженных сил и главе «Интеллидженс сервис» сэру Стюарту Мензису. В остальные инстанции направлялись только распоряжения, основанные на сведениях, полученных в ходе операции «Ультра». Но и они составлялись так, чтобы немцы не смогли догадаться, что получены от расшифровки материалов «Энигмы».
Кстати, с аналогичной проблемой столкнулись и американцы, расшифровавшие японскую криптосистему «РО». Когда, благодаря этому, была получена информация, что японский флот сосредоточился у атолла Мидуэй, шифровальщики потребовали провести перед ударом демонстрацию, чтобы в Токио не догадались, что их код засвечен.
В некоторых операциях, однако, расшифровка играла лишь вспомогательную роль. К ним относятся такие, когда немцы не использовали радиосвязь, отправляя донесения по проводам, фельдъегерями, собаками или голубями. А подобными способами во время Второй мировой войны передавались более половины сведений и распоряжений.
Но, и кроме того, далеко не все коды удавалось расшифровать «парням из Блетчли». К примеру, весьма крепким орешком оказался шифр «Тритон», введенный на германском флоте в 1942 г. и действовавший около года. Даже когда в ГШКШ его раскрыли, от перехвата до передачи информации британским морякам уходило столько времени, что сведения теряли всякую ценность.
Еще хуже было, когда командиры игнорировали точные указания «Ультра», если они не подтверждали их собственные соображения. Так фельдмаршал Монтгомери, своевременно предупрежденный о наличии в Арнеме двух германских танковых соединений, все-таки приказал выбросить полки 1-й парашютно-десантной дивизии именно в этом районе, где их почти полностью и уничтожили. Иногда же немцы догадывались о компрометации своих шифров. К примеру, в сентябре 1942 года они захватили на британском эсминце схему маршрутов своих конвоев. Варианты импульсной настройки «Энигмы» были сменены немедленно. Да и вообще было бы глупо считать германских штабистов профанами в том, что касалось криптографии. Они хорошо знали, что любой транспозиционный код уязвим. В Германии имелось шесть организаций, занимавшихся криптоаналитикой. Все они были вполне компетентными, но главной их слабостью являлась именно децентрализация, которая всегда вызывает соперничество.
Что касается радиоперехватов, то немцы сумели вторгнуться в радиотелефонную сеть правительственной связи Лондон — Вашингтон, расшифровывая все переговоры. Они также раскрыли коды британских морских конвоев и, перехватывая до 2 тыс. сообщений ежемесячно, следили за их передвижением. Полученные данные наводили подлодки «волчьих стай», рыскавших в Атлантике. Приверженность англичан старым кодам обошлась потерей сотен кораблей и гибелью около 30 000 моряков. Новые шифры доставили судовым радистам лишь в июне 1943 года, но торговый флот использовал прежние еще целых шесть месяцев.
Англичане допустили два серьезных промаха, которые дали немцам возможность проникнуть в систему их кодированной связи. 1 ноября 1940 года германский рейдер «Атлантис» атаковал и захватил британский пароход «Отомедон», перевозивший совершенно секретные документы, в том числе — книгу кодов. Все эти материалы были упакованы в специальный мешок, прикрепленный к грузу, чтобы в случае угрозы захвата, немедленно их утопить. Однако первым же залпом рейдера был убит офицер, ответственный за эти документы. Так немцы стали обладателями оперативных планов британского военно-политического руководства на случай войны с Японией. Расшифрованные документы срочно переслали в Токио. Ценность этой информации становится понятной, когда узнаешь, что император Хирохито наградил самурайским мечом командира «Атлантиса» — такие же получили Геринг и фельдмаршал Роммель.
Через два года другой германский рейдер «Тор» захватил в Индийском океане австралийский лайнер «Нанкин». Капитан успел выбросить за борт все коды и секретные документы корабля. Но 120 мешков с дипломатической почтой и среди них — оперативные документы британского командования — достались врагу. В том числе и сообщения о том, что союзники сумели вскрыть японские шифры. Последовала немедленная реакция: с помощью германских криптографов японская система кодирования была срочно переработана.
Непростыми были взаимоотношения британских и советских специалистов тайнописи. В Лондоне считали, что советские коды примитивны и ненадежны и, если передать русским материалы «Ультра», то немцам станет понятно, что их непревзойденная «Энигма» давно уж у англичан «в кармане». Но и полностью игнорировать интересы советского военно-политического руководства было невозможно: две трети вермахта находились на Востоке. И уже 24 июля 1941 года Уинстон Черчилль приказал шефу Интеллидженс Сервис передавать в Москву касающиеся ее материалы «Ультра», убедившись предварительно, что компрометация их источника совершенно исключена.
Был избран метод, по мнению англичан, полностью исключавший возможность того, что в Москве узнают об операции «Ультра». Материалы тщательно отбирались и маскировались ссылками на агентурные источники. Их пересылали послу в Москве, который выходил непосредственно на Сталина. Однако в Лондоне сильно сомневались, что Сталин так уж доверял британским сведениям. И не зря. К примеру, летом 1942 года англичане предупредили, что, наступая под Харьковом, его войска лезут прямо в подготовленную немцами западню. Эти сведения были получены из расшифровок «Энигмы». Но Кремль не прислушался к вполне достоверным данным. В результате — сокрушительное поражение.
Англичане до самого последнего времени были убеждены, что о существовании Блетчли-парка и операции «Ультра» в Кремле ничего не знают. Британские криптографы весьма скептически относились к советским, что было в определенной степени оправдано.
В Москве до 1938 года задачи кодирования и дешифровки выполняло объединенное подразделение НКВД и военной разведки. Но когда наркомом стал Берия, он арестовал и казнил руководителя криптографической службы НКВД Г. Бокия и большинство его сотрудников, и с тех пор вопросами тайнописи занимались только в ГРУ ГШ.
Однако в феврале 1941 года шифротделение НКВД было восстановлено с задачей раскрытия дипломатической переписки. Естественно физическое уничтожение квалифицированных специалистов в ходе репрессий не могло не сказаться на эффективности работы этого отделения. Но англичане все же зря обольщались на его счет. Москва получила данные о ГШКШ в 1939 году от Кима Филби, которому тогда же предложили туда проникнуть. Это сумел сделать в 1942 году Джон Кэрнкросс. Он поступил на службу в Блетчтли-парк и снабжал Москву не только содержанием расшифровок «Энигмы», но и подлинными документами.
После Сталинграда англичане резко сократили объем своей информации из «Энигмы», и деятельность Кэрнкросса приобрела особое значение для русских. Правда, 30 апреля 1943 года, по распоряжению Черчилля, Кремль все же предупредили о подготовке крупной германской операции под Курском. Но об этом там уже знали от своих разведчиков, в том числе — и от Кэрнкросса. Он информировал о расположении авиабаз частей Люфтваффе, нацеленных на действия в операции «Цитадель», и за два месяца до ее начала советская авиация нанесла по ним 3 упреждающих удара. Были уничтожены 17 аэродромов, немцы потеряли около 500 самолетов. Но когда контроль Лондона возрос, и передавать информацию стало почти невозможно, Кэрнкросс ушел из Блетчли-парка.
Почему же, однако, в Москве не расшифровывали радиоперехваты «Энигмы»? Ведь там, как видим, прекрасно знали о ее существовании. Более того — имели несколько вполне исправных таких аппаратов. Два были захвачены еще в 1941 году. Еще три — при ликвидации Сталинградского котла. Да и среди военнопленных были несколько операторов — шифровальщиков, которых чекистам ничего не стоило принудить к сотрудничеству. Это и было сделано. Однако расшифровать удалось только старые радиоперехваты, потому что уже в январе 1943 года немцы ввели в свои системы импульсной настройки ряд дополнительных уровней защиты. «Расколоть» эти новинки советские криптологи не смогли — сказалась отсталость электронной техники.
В Блетчли же еще в 1940 году были сконструированы несколько мощных аналоговых аппаратов. А через два года там вошла в строй первая в мире электронная счетно-вычислительная машина «Колосс», специально предназначенная для дешифровки нового германского криптоаппарата «Гехаймшрайбер». «Колосс» также взломал одноразовую таблицу германского шифра «Флорадор», над которой в Блетчли бились еще с 1940 года.
Представляют интерес взаимоотношения в области криптографии так же между советскими и американскими спецслужбами. В ноябре 1944 года американцы купили у финских разведчиков 1500-страничную шифровальную тетрадь, которую они изъяли у советского радиста. Он пытался ее сжечь, но для работы она была вполне пригодна. Когда об этом узнал Рузвельт, он приказал отослать тетрадь в Москву, дескать «джентльменам негоже читать переписку своих союзников». Но предусмотрительные американские специалисты сняли копию.
Несмотря на ее наличие, дешифровка советских сообщений представляла собой немалую трудность, потому что для этого требовался еще так называемый «разовый блокнот», которого у американцев не было. Был, однако, у них Вильям Фридман, которого не зря называют «гением расшифровки». Он возглавлял криптографическую службу министерства обороны США, благодаря ему был раскрыт японский дипломатический код «пурпур». Это позволило Фридману точно определить сроки японской атаки на Пирл Харбор и своевременно предупредить Вашингтон. Однако это предупреждение там игнорировали. И благодаря Фридману же, советские сообщения в США читали вполне свободно.
Так что, хотя в мае 1945 года шифрслужба НКГБ СССР сменила почти все кодовые таблицы, но сама система кодирования оставалась прежней до 1948 года, и благодаря этому американцам удалось раскрыть немало советских шпионов, внедренных в их руководящие органы еще до Второй мировой войны и во время нее. Решающий вклад в это внес криптограф из армейской спецслужбы Мередит Гарднер, который разработал гибкую методику дешифровки, получившую наименование «Венона». Ее материалы позволили также разоблачить советских агентов в атомных объектах США и Англии.
Показательно, что тайну «Веноны» американцы так берегли, что ее не упоминали даже на судебных процессах этих агентов. Но никакой необходимости в этом тогда уже не было: тайну этой операции и методы работы М. Гарднера еще в 1948 году выдал русским шифровальщик американского криптографического центра Вильям Вэйсбанд, завербованный ими еще ранее. Однако и до этого советская разведка в определенной мере сумела блокировать результативность «Веноны», используя то, что в руководство ЦРУ был послан британской Интеллидженс Сервис Ким Филби — выдающийся советский шпион. И он сумел получить доступ к материалам «Веноны».
Тем не менее, в результате работы Мередита Гарднера была почти полностью ликвидирована агентурная сеть Советов в США, Канаде и Великобритании. Объективно оценивая работу криптографов, следует отметить безусловное превосходство англичан и американцев над своими противниками в годы Второй мировой войны и в три десятилетия после нее.
В эпоху компьютерной связи и спутниковой ретрансляции, неимоверно высоки уровни быстродействия и секретности передач закрытых сообщений. Но и возможность их расшифровки тоже весьма высока. Современные суперкомпьютеры, способные за мгновения просчитать миллионы текстовых вариантов, могут быстро «расколоть» самые сложные шифры.
Невольно возникает вопрос — а возможно ли при таком развитии вычислительной техники обеспечить абсолютную надежность закрытости сообщений? Практика свидетельствует, что лишь применяя «ручную» шифровку, можно надеяться, что противник вообще не сумеет ее раскрыть, либо добьется этого, когда сообщение утратит свою ценность.
В среде криптографов самым надежным считается так называемый «книжный» код. При его использовании на передающих и приемных терминалах в качестве ключей применяются заранее оговоренные книги: романы или другая художественная литература. И если они с «лотерейной» нетипичностью сменяются, а противник не знает, что это за книги, то у него
нет шансов прочитать перехваченный текст. Однако при этом способе требуется достаточно большое время на кодирование и декодировку, а малейшая ошибка оператора делает текст бессмысленным.
Современные международные отношения в ХХI веке не только не утратили своей остроты, но приобрели еще большую напряженность, ввиду усилий реакционного ислама дестабилизировать обстановку в цивилизованном мире, а, возможно, и уничтожить его. Развернувшаяся конфронтация, войны, вооруженные конфликты и терроризм требуют все новых методов криптографии, надежных и быстродействующих.
Марк ШТЕЙНБЕРГ
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
