А если тошнит от народа — это беременность чем?
Известный публицист и сатирик Виктор Шендерович презентовал в московском Торговом доме «Библио-Глобус» свой сборник «Хромой стих и другие стишки разных лет», предназначенный, как он сам выражается, для узкого круга любителей Шендеровича.
С автором сборника побеседовала корреспондент Jewish.ru.
— Расскажите, пожалуйста, о вашей книге. Что вы сами думаете о своем поэтическом творчестве?
— Слово «творчество» — слишком высокое в моем случае. Писать в рифму я начал в юности, как все, и некоторое время относился к этому делу очень серьезно. Но поскольку я с юности был усердным читателем поэзии, то к началу своего третьего десятка понял наконец, что я не поэт в том смысле, в котором поэтами являются Пушкин, Есенин, Мандельштам, Бродский…
Стишки продолжал писать время от времени, все больше прислушиваясь к себе. С возрастом размер души, полагаю, увеличивался, а количество написанного в рифму уменьшалось. В книгу я включил далеко не все, разумеется — около полусотни за тридцать лет марания бумаги.
— Название вашей новой книги — «Хромой стих и другие стишки» — носит несколько пренебрежительный оттенок…
— Ни пренебрежительности, ни кокетства в этом нет. Просто в русском языке суффикс изменяет смысл. Скажем, огурец — это сельскохозяйственный продукт, а огурчик — безусловно, закуска. Стихи — это Пастернак, а у меня — именно стишки. Что же касается самоощущения от своих творений, тут на ум приходит анекдот про поэта Острового, создавшего бесчисленное количество текстов для советских песен, поэта вполне «квадратно-деревянного», который, тем не менее, останется в истории русской литературы как человек, создавший поговорку. Рассказывают, что однажды в Переделкино он торжественно сообщил собравшимся на завтрак литераторам: «Написал сегодня ночью стихи о любви. Закрыл тему».
С тех пор ироничное «закрыть тему» пошло ходить в литературном обиходе… Так вот, если ты берешься за перо с задачей «закрыть тему», лучше выкинуть это перо подальше. Написание стихотворения — процесс, как известно, вполне биологический, и симулировать его не рекомендуется. Тут не выбирают слова, а прислушиваются к звучащим внутри. Сама по себе задача «вот-дай-я-сейчас-напишу-что-нибудь» — парализует.
После большого перерыва — пожалуй, в несколько лет — я прошлым летом написал несколько текстов, которые мне самому понравились. Они-то и навели меня на мысль покопаться в старом и собрать все воедино. В этой книжке несколько времен моей жизни. У меня нет амбиций. Я понимаю, что эта книжка — больше факт моей жизни, чем факт литературы. В каком-то смысле я просто подвел черту.
— Вы сейчас работаете на Радио «Эхо Москвы», Радио «Свобода» и канале RTVi. Планируете ли вы что-нибудь еще?
— Нет, этого более чем достаточно. Это и так съедает мою жизнь почти полностью, но это моя работа, в каком-то смысле общественная. Я вообще человек общественно-озабоченный — давно ввязался в это, и это мне небезразлично. Но иногда хочется забыть фамилию президента, депутатов, не читать Интернет.
— И надолго вас хватает?
— О, я бы с удовольствием забыл их навсегда! Но я ж говорю: это моя работа — пусть работа важная и честная… Но все же настоящее счастье — это когда можешь заниматься собственно литературным трудом, выдумывать что-то… А когда седьмой год пишешь про Путина…
— Но эта работа хорошо оплачивается…
— Знаете, тут ведь важно, чтобы телега не стояла впереди лошади. В прошлом я иногда занимался работой, которая мне была неинтересна, — старался, конечно, как-то возбудить себя творческими задачами, но все равно это было унизительно, и никакие деньги этого не окупали… Я с этим давно завязал. Работал и работаю в публицистике — уже двадцать лет, и ничего стыдного в этом не вижу. Надо просто отличать этот честный жанр от политического пиара и уже полной уголовщины (вроде торговли сливами информации и шантажа). В этих жанрах работают довольно многие.
— Отражается ли на вашей жизни ваше еврейское происхождение?
— Разумеется! В числе прочих мерзостей гуляло по Интернету письмо якобы из Израиля, якобы от подруги моей жены. Чего там только не было! Я оказался одновременно и импотентом, и сексуальным маньяком (меня это очень порадовало, разумеется). Искали мое израильское гражданство. Писали о том, что мои родители — еврейские националисты. Все это очень забавно, принимая во внимание, что мои родители классические «шестидесятники». А о том, что я еврей, я узнал, когда меня в четвертом классе впервые назвали «жиденком»…
— Недавно я побывал в Гагаринской прокуратуре, где давал показания по поводу того, что я разжигаю национальную рознь…
— Интересно, каким же образом?
— Прокуратуру, помимо прочего, заинтересовала запись в моем «Живом журнале», где в сентябре я имел неосторожность поздравить всех обитателей ЖЖ с еврейским Новым годом, написав, что если верить Библии, все люди немножко евреи и, стало быть, с еврейским Новым годом можно поздравить все человечество. И вот один добрый хабаровчанин по фамилии (вы будете смеяться) Ёлкин написал на меня заявление в Генеральную прокуратуру, и пошло дело, которое до сих пор не закрыто. Грамотный товарищ Ёлкин (видать, юрист) написал, что этой фразой я нарушил 26-ю статью Конституции, в которой говорится о праве любого человека самому определять свою национальность.
— И чем же закончилось дело?
— Так оно не закончилось, говорю вам! Оно длится и длится, сейчас там назначена психолого-лингвистическая экспертиза.
— Это на вас давит?
— Нет. Я же понимаю, что именно ради того, чтобы меня нервировать, все это и делается. Зачем же я буду так радовать прокуратуру? Да! Что касается моей жены, которую якобы третировали своим еврейским национализмом мои родители…
— Это уже какой-то кровавый навет!
— Именно! Так вот, это тем более забавно, что любимого дедушку моей жены в молодости звали Вульф Видревич.
— Вы выросли вдалеке от еврейских традиций. Когда вы впервые с ними столкнулись?
— Я столкнулся с ними, уже приехав в Израиль. Видел, например, как справляет субботу моя обожаемая подруга Дина Рубина, которая живет в Маале-Адумим, на «оккупированных», если верить мандату ООН, территориях с видом на Масличную гору… Один из лучших видов, которые есть в мире, надо сказать.
— Считается, что человек с годами приходит к религии…
— Не знаю, кто это придумал. Кто-то с годами приходит к религии, кто-то с годами приходит к атеизму. Что только не приходит к людям с годами (включая маразм). Про себя могу сказать только, что со временем, оставшись человеком светским, стал гораздо более терпимым к вере. Я имею в виду личную веру, а не те формы, которые порой религия принимает, устраивая собачью свадьбу с политикой.
Я уважаю искреннюю веру частных людей.
Что же до моей религиозности… Моя дочь, антрополог, наверное, выразилась бы точнее, но я все же попытаюсь. В религии собран культурный опыт человечества, и человек, который с любопытством подходит к границе этой территории, уже немного религиозен…
— Во что же вы верите?
— В разум. В этику, которая сильнейшим образом прописана абсолютно во всех религиях. Де-факто живу — стараюсь жить — по заповедям.
— По 613-ти или первым десяти?
— Ну… скажем так, из десяти скрижальных некоторое количество для меня совершенно естественно. Я не намерен убивать, я не намерен красть и лжесвидетельствовать. Я не сотворял (или нет: сотворял, но больше не буду!) кумиров. И я строго блюду заповедь по поводу жены ближнего своего (про дальнего, заметьте, ничего не сказано…)
— Не связано ли это требование с тем, что покушение на жену другого сравнимо с покушением на его собственность?
— Не знаю. Я никогда не воспринимал ни мою жену, ни любую другую женщину как собственность. Для меня свобода личности — это точка отсчета. Свобода, но с важным ограничением из древнееврейской этики: «Ты свободен до тех пор, пока твоя свобода не нарушает свободу другого человека».
Рядовая ксенофобская мразь обыкновенно не упустила случая поиспражняться.