Неизменно восхищаюсь беспрецедентным вкладом еврейского народа в мировую духовную культуру, включая изобразительное искусство. Понятно, почему до XIX в. среди художников и скульпторов практически не было евреев: иудаизм запрещал верующим создавать художественные образы людей и животных во избежание идолопоклонства. Но по мере эмансипации еврейства появляются творцы подлинных шедевров живописи и ваяния. История Нового времени изобилует именами евреев — выдающихся мастеров изобразительного искусства. Многие из них родом из России: Марк Антокольский, Исаак Левитан, Леон (Лейб) Бакст, Марк (Моисей) Шагал, Роберт Фальк, Хаим Сутин, Михаил Кикоин, Эль (Лазарь) Лисицкий, Исаак Бродский, Давид Бурлюк, Лев Кербель, Эрнст Неизвестный, Вадим Сидур, Илья Кабаков и другие.
В авангарде европейской живописи
В плеяде художников-модернистов начала XX в. заметно выделялся Натан Альтман. Он родился 10 декабря 1889 г. в Виннице (Подолье). Его отец Исай Альтман, мелкий торговец, умер от туберкулеза, когда мальчику было четыре года, а вскоре скончался и возглавивший семью дед. Мать, кастелянша в местной больнице, не выдержав постоянной нужды и угрозы еврейских погромов, уехала за границу. Все заботы о воспитании внука легли на плечи бабушки.
Несмотря на житейские невзгоды, Натан окончил хедер и русскую начальную школу. С раннего детства он увлекся рисованием, проявляя к нему большие способности. “Игрушек у меня не было… Животных и предметы я наделял человеческими чувствами, воображение помогало мне видеть в обычном необычное… Сидя под столом, я рисовал мелом на полу, а бумагу и карандаш получил гораздо позже”, — вспоминал Натан. В октябре 1902 г. подросток отправился в Одессу к родственникам и поступил в художественное училище. Пять лет он занимался одновременно на отделениях живописи и скульптуры, с 17 лет участвовал в экспозициях (в том числе в выставке «Товарищества южнорусских художников»). Не удовлетворенный преподаванием в училище, досрочно покинул его и вернулся в Винницу. Пытался самостоятельно совершенствовать технику живописи, искал новые формы, положил начало своей серии портретов (“Дама на балконе”, 1906; “Бабушка”, 1908).
Решив продолжить профессиональное образование в Париже, Натан в конце 1910 г. едет в Мекку художников , по дороге посещая художественные музеи Вены и Мюнхена. Во Франции он сближается с молодыми новаторами в искусстве Марком Шагалом из Витебска, Осипом Цадкиным из Смоленска, Давидом Штеренбергом из Житомира, Жаком (Хаимом) Липшицем из Литвы. Живет в крохотной студии общежития «Ля Руш» (Улей) на Монпарнасе. Вместе с друзьями смело экспериментирует, участвует в горячих обсуждениях полотен друг друга. Альтман штудирует шедевры Веласкеса и Эль Греко в музеях Парижа, увлекается импрессионизмом, кубизмом и фовизмом, примыкает к монпарнасской школе Амедео Модильяни, Хаима Сутина, Жака Паски (Юлиуса Пинкаса). Встречается с поэтом Хаимом Нахманом Бяликом. Жадно впитывая новые впечатления, он продолжает учебу в Свободной русской Академии М. Васильевой и мастерских Академии П. Рансона. Его работы отличаются структурной сложностью, эффектностью композиции, графической отточенностью и ярким колоритом. Некоторые из них он представил в парижском Салоне национального общества изящных искусств.
Художник милый
Завершив профессиональное становление и в общем определив свой путь в искусстве, Натан Альтман осенью 1911-го вернулся с берегов Сены в родную Винницу, где работал главным художником городского театра и давал частные уроки рисования. Здесь он создал первые автопортреты и разные по стилю произведения с иудейской тематикой: написанную в условной манере картину «Еврейские похороны» — печальное воспоминание о проводах в последний путь любимого деда — и впечатляющую серию пародий на земляков-евреев «Винница в карикатурах», изданную двумя сборниками линогравюр (1912). И в дальнейшем Альтман стремится соединить элементы европейского авангарда с древней еврейской символикой и геральдикой. В его полотнах часто встречаются синагогальные орнаменты и шрифты, стилизация мотивов еврейских надгробий.
В Виннице Натан пробыл недолго. Его влекла к себе яркая жизнь столичного художника, и он решил переехать в Петербург. Но чтобы получить вид на жительство, еврею нужно было иметь установленную законом профессию. В ремесленной управе Бердичева Альтман сдал экзамен на живописца вывесок, а в конце 1912 г. с дипломом переехал в Питер и стал работать в витражной мастерской. В этом городе художник пережил звездные часы своего творчества. Он начал писать картины в новой манере, пробовал себя в графике, в том числе прикладной (афиши, рекламы, фирменные знаки), и в сценографии (декорации и костюмы к пьесе М. Метерлинка “Чудо святого Антония” в петроградском клубе “Привал комедиантов”). Выступил и как скульптор, обнаружив блестящий талант экспрессиониста: создал асимметричный бюст молодого художника, использовав необычное сочетание бронзы, меди, гипса и дерева (“Автопортрет”, 1916). Публиковал шаржи в журналах “Сатирикон” и “Новый Сатирикон”, сделал обложку и иллюстрации к детской книге, участвовал в авангардистских. С 1915 г. преподавал в частной художественной школе Михаила Бернштейна.
Искусствовед Абрам Эфрос вспоминал: “Альтман появился бесшумно и уверенно… Вошел в чужое общество, как к себе домой, и сразу стал существовать в качестве равноправного сочлена”. Использование кубизма в живописи сделало его популярным в салонах богемной публики. Он был широко востребован, дружил с собратьями по кисти, с писателями и журналистами. Осип Мандельштам, подтрунивая над 25-летним авангардистом, декламировал с немецким акцентом эпиграмму:
Это есть художник Альтман,
Очень старый человек…
Он художник старой школы,
Целый свой трудился век,
Оттого он невеселый,
Очень старый человек.
В тот же период Альтман создает портреты аристократки Власьевой (“Дама у рояля”), галерейщицы Добычиной (1913) и поэта Ахматовой (1914). С Анной Андреевной он познакомился в Париже в 1911 г. в разгар ее романа с Модильяни, создавшим рисованные образы любимой женщины. В 1913-м Натан вновь увидел Ахматову в питерском литературном салоне “Бродячая собака” и одним росчерком карандаша набросал ее дружеский шарж. А уже через год она в долгих сеансах позировала ему в общежитии студентов на Васильевском острове. В итоге появился модернистский и вместе с тем реалистичный портрет царицы Серебряного века, отличающийся пластичностью форм, яркостью красок и драматизмом содержания. Ахматова вспоминала:
Там комната, похожая на клетку,
Под самой крышей в грязном, шумном доме,
Где он, как чиж, свистал перед мольбертом,
И жаловался весело, то грустно,
О радости не бывшей говорил.
Как в зеркало, глядела я тревожно
На серый холст, и с каждою неделей
Все горше и страннее было сходство
Мое с моим изображеньем новым.
Теперь не знаю, где художник милый,
С которым я из голубой мансарды
Через окно на крышу выходила…
Портрет Анны Ахматовой стал сенсацией и упрочил славу живописца как одного из ведущих в России. Критик Лев Бруни писал: «Это не вещь, а веха в искусстве», Николай Пунин восхищался могучим Альтманом, а Велимир Хлебников удостоил его звания Председателя Земного шара.
Известный советский еврей
Большевистский переворот 1917 г. Альтман, как и многие авангардисты, встретил с воодушевлением, мечтая о свободе, равенстве и братстве в России. Охваченный романтическим угаром, он вступил в активное сотрудничество с советской властью. Украшал футуристическими декорациями празднества в честь годовщин Октября, получил ведущий пост в петроградском отделе изобразительных искусств Наркомпроса, редактировал газету “Искусство коммуны”, журнал “Пламя” и печатал в них статьи. Был профессором Свободных учебных мастерских в Питере, руководил созданием Музея художественной культуры, устраивал выставки, разрабатывал планы монументальной пропаганды. Сделал эскиз флага РСФСР, расписывал фарфоровую посуду революционной символикой и советскими сюжетами. Режиссер А. Эфрос писал о нем: «Его мольберт в те годы был пуст. Он делал проекты марок, плакатов, эмблем, обложек, был абстрактен, футуристичен и крайне левым без помехи для своей репутации».
В 1921 г. Альтман переезжает в Москву и работает над постановкой в помещении цирка «Мистерии Буфф» В. Маяковского для III конгресса Коминтерна. Он слепил барельеф и бюст наркома А. Луначарского, который поручил ему создать портрет Ленина. Набросав карандашом с натуры девять эскизов, изображающих вождя в разных позах и ракурсах, Альтман изваял на этой основе бронзовую скульптуру, за которую получил золотую медаль на Парижской выставке декоративных искусств в 1925 г. И с сарказмом вспоминал на закате жизни: “Ну, рисовал я Ленина, и что? Целый месяц в кабинете его проторчал… Подложит под себя левую ногу, скоряжится весь, свистит арии и пишет «Детскую болезнь левизны в коммунизме».
Выполняя госзаказ, он принял участие в конкурсе проектов Мавзолея Ленина. В глубине души мастер оставался вольным анархистом, его представления о прекрасном не совмещались с соцреализмом. Вместо изображения конкретных лиц и предметов маслом, гуашью, пастелью, он все чаще прибегает к беспредметным объемным композициям, используя нетрадиционные материалы. Участвует в международных выставках в Берлине, Париже, Венеции. А в 1926 г. состоялась его первая персональная художественная выставка в Москве.
Вместе с Шагалом и другими авангардистами Альтман стал ведущим деятелем еврейского ренессанса в живописи первых лет советской власти. Еще раньше он создал циклы «Еврейская графика» и «Картинки Натана» (“Портрет старого еврея”, “Часовщик”, “Дядя художника”, “Встреча Шаббата”, “Местечко”, “Эсфирь, дама с собакой”, “Автопортрет” — в образе молодого хасида). В 1916 г. он был соучредителем еврейской секции Общества поощрения художеств, стремившейся к развитию современного еврейского искусства, и получил первую премию в конкурсе на создание ее эмблемы. А в 1918-м стал одним из организаторов самостоятельного еврейского объединения под тем же названием и экспонировался в Москве на Выставке картин и скульптуры художников-евреев. Сделал также обложки альманаха «Сборники Сафрут» и нотных изданий еврейской Культур-лиги.
В 1920-е гг. Натан Альтман был штатным сценографом в театре «Габима». Затем он стал ведущим художником в Государственном еврейском камерном театре (ГОСЕТ) Алексея Грановского (Абрама Азарха) и оформил там спектакли «Вечер Шолом-Алейхема», «Путешествие Вениамина III», «Король Лир», «Десятая заповедь». А когда Грановский снимал немой фильм «Еврейское счастье» по Шолом-Алейхему, Альтман в качестве места для съемок выбрал Иерусалимку, еврейский район Винницы, и оформил афишу кинокартины. Главную роль в ней исполнял Соломон Михоэлс, которого художник изобразил в дружеском шарже и в великолепном психологическом портрете. Кроме того, Альтман помогал оформлять спектакли в еврейских театрах Киева и Минска.
В 1928 г., во время гастролей “Габимы” по Европе, Натан остался в Париже с очаровательной женой балериной Ириной Дега, которую он прославил прекрасным портретом. Во Франции его авангардизм смягчается, уступая тенденциям ар-деко (синтезу кубизма и неореализма). От абстракции он отошел к живому человеку и вернулся к живописи маслом, проявив себя виртуозным колористом. У него преобладают камерные, лирические, жанрово-бытовые, пейзажные и сатирические темы. Альтман иллюстрирует ряд книг, выполняет графические серии на библейские сюжеты (“Адам и Ева”, “Авраам, Сарра и служанка”, “Каин и Авель”, “Лот и его дочери” и др.). Участвует в выставке еврейского искусства в Цюрихе, экспонирует свои полотна в обществах “Молодая Европа” и “Ассоциация революционных писателей и художников”. Парижское издательство “Триангль” выпустило на идише книгу “Натан Альтман”, написанную в соавторстве Ильей Эренбургом и Вольдемаром Жоржем. У Альтмана родился сын, но через полтора года ребенок умер, а в конце 1935-го супруги расстались. Ирина заключила контракт с американской труппой и уехала в США, Натан же возвратился в СССР.
Кремль простил Альтману восьмилетнюю эмиграцию, сталинский террор лично его не коснулся. В первое время, охваченный эйфорией, он писал в США бывшей жене: «Все театры предлагают мне делать постановки, издательства заказывают иллюстрацию книг. Моссовет поручил оформление Музея Маяковского… Страшно не терпится начать работать». Однако вскоре идеологический пресс, особенно во времена кампаний по «борьбе с формализмом в искусстве», вынудил его отказаться от станковой живописи с изображениями вождей и подвигов героев пятилеток. По своей сущности творчество Натана Альтмана не отвечало критериям принудительно внедряемого соцреализма. Потому он и ограничился только несколькими пейзажами и портретами, в том числе запечатлел образ новой жены Ирины Тернавцевой, с которой в 1936 г. снова переехал в Ленинград.
Чтобы зарабатывать на жизнь, Натан опять начинает заниматься дизайном, создавая эскизы почтовых марок, и книжной графикой, иллюстрируя произведения Шолом-Алейхема «С ярмарки», «Будь я Ротшильд» и др., роман И. Эренбурга «Книга для взрослых», рассказы Е. Эткинда, «Петербургские повести» Н. Гоголя. Он оформляет декорации и костюмы в спектаклях «Бар-Кохба» Ш. Галкина, «Заколдованный портной» по Шолом-Алейхему и «Горит» И. Переца (ГОСЕТ). Эти работы стали отдушиной для художника, свидетельствуя о его глубоком интересе к искусству своего народа. В Питере он выступил как сценограф в постановках пьес «Мать» К. Чапека и «Победители ночи» И. Штока в Ленинградском театре драмы им. Пушкина (“Александринке”), «Король Лир» У. Шекспира в Большом драматическом театре (БДТ), «Тристан и Изольда» А. Бруштейн в Театре Ленинского комсомола. Специфика этих видов деятельности позволяла ему избегать жестких цензурных придирок. А к мольберту Натан приколол листок с мрачными строками из сонета Микеланджело Буонарроти:
Отрадно спать. Отрадно камнем быть.
Нет, в этот век, ужасный и постылый,
не жить, не чувствовать — удел завидный.
Не тронь меня. Не смей меня будить!
В начале блокады немцами Ленинграда Натан Альтман пришел в Союз художников за продовольственными карточками, а вахтер спросил о его звании. «У меня нет звания, — резко ответил мастер. — У меня есть имя». Он эвакуируется с семьей в Пермь, где работает в качестве главного художника Ленинградского оперного театра им. Кирова (“Мариинки”) над сценографией балета А. Хачатуряна “Гаяне” и оперы Дж. Верди “Отелло”. Для армейской газеты “Звезда” и “Окон ТАСС” рисует карикатуры на главарей Третьего рейха. Вернувшись после войны в Ленинград, Альтман создает портреты приватных лиц, иллюстрирует книги. Вместе с другом — режиссером Григорием Козинцевым — он работал над фильмом «Дон Кихот» по сценарию Е. Шварца и спектаклем «Гамлет»в Ленинградском театре им. Пушкина, имевшими большой успех, в этом же театре оформил спектакли “Измена нации” В. Соловьева и “Ночь в Толедо” Лопе де Вега. А в Кировском — оперы “Князь Игорь” А. Бородина, “В бурю” Т. Хренникова, “Фауст” Ш. Гуно, “Дубровский” Э. Направника, балет А. Крейна “Лауренсия”. В эти годы он создал серию станковых композиций по мотивам своих театральных эскизов.
К 80-летию Н. Альтмана о нем, наконец, вспомнили в Кремле и, несмотря на “социальную пассивность” и “сионистское” имя, удостоили единственной официальной награды, присвоив ему звание Заслуженного художника РСФСР. По этому поводу Натан Альтман заметил: “Я не придавал значения званиям и орденам с тех пор как это стало вопросом меню”. Настоящим же подарком для него была тогда персональная выставка его произведений, вызвавшая огромный интерес у публики.
Следующая ретроспектива художника, уже посмертная, состоялась в Москве в 1977-м. Натан Исаевич Альтман скончался 12 декабря 1970 г. в Ленинграде, похоронен в Комаровском некрополе вблизи могилы Ахматовой. Главная газета Питера “Ленинградская правда” даже не поместила некролога. Лишь через 30 лет после его смерти на доме по Лесному проспекту, где Альтман прожил 33 года, открыли мемориальную доску. Недавно в Русском музее в Санкт-Петербурге установлен его бюст. Фундаментальные научные исследования ему посвятили историки и теоретики искусства Д. Аркин, Л. Бруни, В. Шкловский, М. Эткинд.
Чем больше вникаешь в биографию и творческий путь Натана Альтмана, тем глубже чувствуешь магическое обаяние его личности, тем лучше понимаешь величие и самобытность классика изобразительного искусства с широчайшим диапазоном. Живописец, график, скульптор, иллюстратор, сценограф, монументалист, дизайнер, литератор, он создал более 200 произведений высшей эстетической пробы и различного жанра, стиля, форм. Временами художник в знак протеста или по иным причинам уклонялся от креативной деятельности, но никогда не позволял себе творить плохо. Он был во всем необычайно талантлив, органичен и скромен, всегда сохранял чувство собственного достоинства. С большой теплотой отзывался о пожилом мэтре еще один его друг — Евгений Шварц: «Прелесть Натана Альтмана — в простоте, с которой он живет, пишет свои шедевры, ловит рыбу… Он всегда ладный, спокойный, благожелательный, подтянутый, моложавый и элегантный». Таким он останется в памяти бесчисленных почитателей его творчества.
Давид ШИМАНОВСКИЙ
Оцените пост
(голосовало: 4, средняя оценка: 4,75 из 5)
Загрузка...
