Продолжение
ЗАПАХ КУЛИС
Но самыми интересными, конечно же, были рассказы о театре, о людях, с которыми жизнь сводила Раевского. Андрей Петрович называл тогда неизвестные мне имена Хмелева, Немировича-Данченко, Качалова, Ольги Книппер и другие, мною уже забытые. Много лет спустя я смог оценить, о какого уровня актерах рассказывал Раевский, а тогда я воспринимал это как мифы о каком-то таинственном мире театра.
Больше всего меня потрясали рассказы о кино. Здесь я уже многих знал: Николая Баталова, Володина, Зельдина, Раневскую – эти люди царили, как боги, на экране, а Андрей Петрович рассказывал о простых смертных, об их характерах, большом таланте и маленьких слабостях, об успехе и горестях, которыми так щедро была сдобрена жизнь каждого из них. Рассказы о театре, а точнее говоря, театр Раевского сопровождал мою жизнь в течение десятков лет.
Впрочем, вернемся в послевоенную Вапнярку. В перерывах, когда Андрей Петрович отдыхает от своего настырного поклонника, воспитательную миссию на себя берет Симочка.
Подворовываем малину в соседском кустарнике, рвем начинающие уже дозревать ранние яблоки в хозяйском саду, стреляем из рогатки, которую ловко со знанием дела смастерила сестренка, по воробьям и диким голубям (без всякого успеха); слоняемся по деревенскому базару, пробуя у всех бабушек семечки, черешню и творог…
Чуть позже ведем беглый огонь незрелыми яблоками по соседской жестяной крыше. Барабанным боем оглашается окрест. Соседка в панике выскакивает из дому и испуганно смотрит вверх. Мы затаились в кустах, задыхаясь от радостного смеха: я – по причине возраста, Симочка в свои 25 – вследствие неистребимой страсти к приключениям и озорству.
Андрей Петрович в ужасе:
— Симочка, ты же пугаешь и огорчаешь бедную женщину!
А “бедная женщина” отказалась продавать дачникам молоко от собственной шкодливой козы Маньки. Поделом ей!
… Наступает август, лето идет к концу. Раевские уезжают. Таясь от родителей, я плачу вечерами в подушку: жаль расставаться со сказкой. На прощание Андрей Петрович обещает мне писать письма и исполняет свое обещание в течение почти сорока лет…
Той же осенью, месяца через два после отъезда Раевских, в нашем железнодорожном клубе демонстрировался художественный фильм “М. Ю. Лермонтов”. Картину крутили по два вечерних сеанса в день целую неделю. На всех этих сеансах присутствовали, сидя на самых почетных местах, моя тетушка Поля, Симочкина мама, и я. Менялись сеансы, менялись зрители вокруг нас. Каждым новым соседям тетушка говорила приблизительно следующее:
“Это моя зять. Здесь его называют Былинский (был в местечке сапожник с такой фамилией), но на самим деле он Андрэй, муж моей Симочки…”.
Я сидел, глядя влюбленными глазами на Виссариона Григорьевича, ловил каждую его реплику и под конец просмотров мог повторить весь фильм слово в слово и в лицах. Я купался в лучах славы, мне завидовали все поселковые мальчишки. Надо ли говорить о том, что на все сеансы нас пропускали без билетов – такое тогда было доступно разве что начальнику станции и председателю поселкового совета.
Симочка и Андрей закончили войну актерами того же фронтового театра, который в послевоенные годы базировался в польском городе Легница. В 1949 году, после демобилизации, Раевские переехали в Украину, в Кировоград, где жила сестра Андрея, Катенька.
Кстати сказать, для меня было чарующим откровением слышать имена близких только в ласкательных выражениях: седобородые Коленька, Васенька (братья Андрея), Катенька, Оленька и Николаша (племянники) – общение, создававшее атмосферу любви и нежности родных людей.
В Кировограде А. П. работает в местном театре, сначала актером, потом очередным режиссером. Симочка работает в балетной труппе театра. Затхлая атмосфера послевоенных лет: выходец из дворян окружен стеной неприятия; к запаху сталинских чекистских застенков примешивается тяжелый дух украинского национализма. Тут же поспела истерия, связанная с космополитами, провоцирующая всплеск антисемитизма. Над Раевскими нависает реальная угроза репрессий, что вынуждает их буквально бежать из города.
Месяц Раевские живут в нашем поселке как затворники, не показываясь на людях, избегая всякого общения. А. П. ведет интенсивную переписку с друзьями и театрами Москвы и Ленинграда, но туда въезд Раевским заказан. А. П. принимает приглашение провинциального театра в г. Могилеве в Белоруссии, поближе к Ленинграду, куда Раевские стремились всегда. Увы, судьбе было угодно, чтобы этот город стал последним в их мытарствах по стране.
Именно благодаря Раевским я полюбил Ленинград, в котором бывал бессчетное количество раз. Всякий раз, направляясь в Ленинград, я делал остановку в Могилеве. У меня навсегда сохранилось это детское радостное ожидание встречи с Андреем Петровичем, каждое общение с ним давало мне новые понятия о жизненных ценностях – навсегда остающихся с тобою.
Мне уже мало было рассказов о театре, я посещал все спектакли Могилевского муздрамтеатра, более того, я высиживал часами один-одинешенек в партере театра, в то время как на сцене шли обычные репетиции. Мне жаль было терять время общения с А. П., я проводил с ним весь рабочий день в театре и, уверяю вас, театральная рутина тогда казалась праздником.
… А первый визит в Могилев датируется январем 1960 года. Раевский поставил в театре (тогда еще на правах очередного режиссера) Чеховского “Дядю Ваню”. Постановка оказалась значительным событием в культурной жизни Белоруссии, на премьеру съехался цвет театрального истеблишмента республики: коллеги-режиссеры, актеры, столичное министерское начальство, театральные критики.
Спектакль прошел с большим успехом, на Областной театр посыпались милости как из рога изобилия: исполнитель главной роли был удостоен звания Народный артист СССР, два других актера получили Народных республики, кое-кто стал Заслуженным… Кроме режиссера-постановщика — А. П. Раевского, удостоенного… Почетной грамотой Министерства культуры.
Свое первое (и последнее) звание Заслуженный артист БССР Андрей Петрович Раевский получил к своему 60-летию. В течение восьми лет был он художественным руководителем Могилевского муздрамтеатра, и в его труппе уже “выросли” многие народные Союза и республики, но “голубая” кровь Андрея Петровича не гармонировала с кумачом советской власти. Словно извиняясь за общество, один из маститых театральных критиков республики посвятил этому событию большую и добрую статью под заголовком “Агонь души и сэрца жар”. Прекрасное выражение, хоть и в переводе!
Могилевский МДТ часто гастролировал в Украине. Раевский заранее сообщал место и время гастролей. Мне не составляло труда найти подходящий повод для командировки в этот город и устроить себе небольшой “праздник жизни”: сидеть часами на спектаклях и репетициях, ловить редкие свободные минуты режиссера для общения. В труппе театра за многие годы я стал своим человеком, и меня здесь сопровождал отсвет любви и уважения актеров к своему главному.
ЗАНАВЕС…
Последняя встреча с ММДТ состоялась в 1986 году, когда Андрей Петрович уже не работал. Театр гастролировал в нашем городе, и о Раевском напоминали только титры в афишах спектаклей, которые он поставил много лет назад и которые благополучно доигрывались в это время. Я разыскал двух актеров, которых знал в прежние времена. Мы сидели у меня на даче, пили водку, говорили об Андрее Петровиче и грустили…
… Телефонный звонок раздался вечером 25 мая 1994 года. Симочкин голос был глуше обычного:
— Андрей Петрович умер три часа назад…
Больше она не произнесла ни слова. Я сказал: “Выеду ленинградским ночью”.
В полдень следующего дня я входил в чудесную квартиру Раевских с высокими потолками, паркетными полами, в квартиру, которую Андрей Петрович получил, уже будучи главным режиссером. В комнатах было не много народу – в основном старые актеры театра и такие же пожилые немногие оставшиеся друзья.
Раевский был крещеным и верующим человеком. Сима хоронила супруга по православному обряду. Батюшка служил заупокойную, ему жалобно вторили плакальщицы: Андрей Петрович лежал со спокойным, умиротворенным лицом, величественный и красивый, каковым он был и при жизни. Стояли дни поминания усопших в Беларуси. В завершение службы священник сказал, что в сей день Господь призывает к себе только людей достойных и благообразных.
Поскольку дни эти признаны официально выходными, ЗАГС и похоронное бюро в этот день не работали. Но Сима не была бы Симой, если бы не преодолела это, казалось глухое, препятствие. На старом кладбище была вырыта могила рядом с надгробьем моей тетушки – место, которое Симочка берегла в течение 11 лет.
Небольшая заминка вышла, когда надо было вынести гроб с телом покойного из дому: “работоспособными” оказались лишь двое – незнакомый мне мужчина и я. Грустная ирония судьбы: для человека, который всю жизнь посвятил служению людям и искусству, некому было подставить плечо, чтобы проводить из родного дома.
Помогли чужие люди – два крепких мужичка подхватили вместе с нами гроб и донесли его до открытого борта машины…
… Все-таки существует в мире какая-то высшая справедливость! Поскольку похороны были фактически нелегальными, машина подъехала не к главному входу на кладбище, а к какому-то проему в заборе. Приняв тяжелую ношу на плечи, мы отправились в дальний путь по кладбищенской аллее.
На погосте было множество народу: казалось, в этот день весь город переместился сюда. В каждой оградке за столиками, накрытыми нехитрой снедью, сидели семьи, поминавшие своих близких.
И тут произошло такое, о чем по прошествии лет вспоминаю с волнением. Все люди по пути нашего следования встали и провожали усопшего в последний путь. Крепкие руки подхватили гроб у изнывающей от его тяжести четверки и донесли до самой могилки.
Свой земной путь русский актер Андрей Петрович Раевский закончил в окружении людей, публики, для которой он без остатка отдавал себя в течение этой долгой и красивой жизни.
Это был последний выход артиста.