Зачем первый российский посол в Израиле Александр Бовин попросил у редакторов Российской еврейской энциклопедии сертификат о том, что он — не еврей.
— Александр Евгеньевич, каким, на ваш взгляд, должен быть идеальный дипломат?
— Ну, во-первых, элегантным. Не как рояль, а просто элегантным. Умным, симпатичным, контактным, образованным — что еще?
— Вы нарисовали портрет идеального мужчины вообще.
— Нет. Измените окончания всех перечисленных прилагательных на женские — получится дипломат-женщина.
— В этом случае, думаю, вы рисуете портрет идеальной жены.
— Почему же? Для жены вовсе необязательно быть, скажем, образованной.
— Вы полагаете?
— Это, к счастью, не мое мнение, а один из подарков Гименея.
— Какой, в таком случае, вы видите идеальную жену?
— Я предпочел бы покинуть недосягаемые вершины идеалов. Чужую жену еще можно идеализировать, да и то временно. Ну а своя бывает идеальной, пожалуй, только в медовый месяц.
— Но разве не нужно стремиться к вершинам?
— Для этого — в данном контексте — следовало бы несколько раз жениться. Один раз женился — не совсем дотягивает до идеала. Следующая избранница уже к нему ближе. Еще раз… Как-то все это довольно нудно.
— Вы сами женаты один раз?
— Два.
— Так что, в общем-то, какое-то стремление приблизиться к идеалу было?
— Молодой был, глупый.
— Так и не приблизились?
— Слава Б-гу, что нет. Хорошая у меня очень жена, умная, образованная, прекрасный борщ умеет варить, ругает меня в меру. Возможно, следующая была бы еще лучше. Но, скорее всего, хуже. Поэтому я остановился. Все, с альпинизмом покончено.
— Вы вообще уступчивый человек?
— Кто его знает… Лена Петровна, наверное, думает, что — нет. А я думаю, что — да. Я, скажем, всю жизнь ее пилю: делай по утрам зарядку. А она не делает, и я уже перестал настаивать. Но зато когда она говорит, чтобы я меньше ел, отвечаю: я же перестал приставать к тебе с зарядкой, так дай мне поесть спокойно.
— Любите готовить?
— Люблю. В Москве мы с женой, особенно когда ждем гостей, готовим в четыре руки.
— В Израиле не готовите?
— Некогда. Кроме этого, когда приходится принимать тридцать человек, без повара не обойдешься.
— А вы удовлетворены своей сегодняшней работой?
— Интересно. В этом смысле я всю жизнь свою прожил при коммунизме: всегда занимался интересной работой. Она была для меня не средством к существованию, а средством самовыражения.
— Как вы воспринимаете свою безмерную популярность в Израиле?
— Вы явно преувеличиваете. Но ко мне действительно многие хорошо относятся. Если иметь в виду «русских», то живу здесь капиталом, наработанным в России за двадцать лет, в течение которых занимался журналистикой. В Израиле капитал этот только трачу.
— Всегда принимаете приглашения?
— Если считаю, что это важно. Вот недавно впервые в Израиле открылось представительство нашего банка, естественно, я был на презентации. Или, тоже впервые в Израиле, в Ришон ле-Ционе открылся великолепный магазин «Оптика» известной ленинградской фирмы. Тоже был там, потому что считаю это дело очень важным с точки зрения российско-израильских отношений. Иногда приглашают как посла, просто по должности. Нечто вроде «свадебного генерала».
— А если приглашают на открытие, скажем, олимовского кафе, идете?
— Если знаком с хозяином или заранее знаю, что там будет что-то вкусное, — пойду.
— Я приглашу вас к себе на вкусный обед или ужин, приедете?
— Лама ло? (почему бы и нет?)
Я с удовольствием хожу в гости, если нахожу время.
— За два месяца, в течение которых вы издевались надо мной, откладывая эту встречу, усвоила, что найти время вам сложно.
— Простите, издевались надо мной вы, а не наоборот.
— Именно поэтому вы сочли возможным употребить в разговоре, хоть и телефонном, странное в устах посла выражение: «Вы меня затрахали»?
— Что вы имеете против? Я много раз слышал это выражение во время демонстрации западных кинофильмов с русским переводом. Лена Петровна, правда, в подобных случаях вздрагивает. Я оказался более стойким.
— Мне рассказывали, что вы очень хорошо танцуете.
— Когда-то, безусловно, танцы были моим любимым занятием. Вы, наверное, не застали того времени, когда были популярны танцплощадки. Я был владельцем абонемента. В городе Хабаровске летом каждый вечер ходил танцевать. У меня был коронный номер — вальс-бостон, за него с гарантией получал призы на всяких конкурсах. Тогда в моде были бальные танцы: па-де-патинер, па-де-грас, краковяк, мазурка — все их я мог исполнять.
— А сейчас — слабо?
— Ноги болят. С палочкой вальс-бостон не потанцуешь. Теперь даже хожу мало. Заколдованный круг: чем меньше двигаюсь, тем хуже для меня, а ходить больно. Пытаюсь заставить себя хоть здесь, в кабинете, каждый час вставать и делать несколько движений, как в тюремной камере, от стенки к стенке. Или дома совершить прогулку вокруг бассейна.
— Многие «русские» считают вас всемогущим. Как реагируете на просьбы типа: «Александр Евгеньевич, у нас в Хайфе трубы дымят — посодействуйте»?
— Пытаюсь объяснить, что трубы — сугубо внутреннее дело Израиля. Не могу вмешиваться, не имею права. Но в чисто человеческом плане понимаю олимовские беды и боли, стараюсь успокаивать людей, находить добрые слова. Забавно то, что, утешая, успокаивая, вспоминаю все тот же «савланут» (терпение) и обещаю, что «ихье бэседер» ( все будет хорошо). Кстати, сегодня люди обращаются с подобными просьбами уже реже. Может быть, поняли, что в данных проблемах я не помощник. Вот молодые люди приходят часто, когда жениться хотят.
— На свадьбу зовут?
— Первый этап свадеб, когда получают свидетельства о браке, у нас в консульстве и проходит.
— Я знаю, что тем парам, которые по каким-то причинам не могут идти в раввинат, обычно рекомендуют или бракосочетание по почте (парагвайский вариант), или ехать на Кипр. Вы предлагаете другую возможность?
— Да. Насколько мне известно, консул любой страны и в любой стране имеет право заключать браки, так же, как, скажем, капитан корабля. Наше посольство — территория России.
— Как это я не учла, что мы сейчас с вами в России находимся?
— Учтите, пожалуйста. В случае нарушений вами наших законов — вышлем на улицу «а-Яркон».
Но вернемся к бракам. По непонятным мне причинам израильские власти не признавали законными союзы, заключенные в нашем консульстве. Я по этому поводу был у министра юстиции, говорил с министром иностранных дел, беседовал с вашим председателем Высшего Суда. Дело тянулось медленно и вязко, но недавно лед тронулся. Поэтому я думаю, что волнующие молодых людей проблемы будут сняты.
— Журналистику вы в Израиле забросили?
— Пишу регулярно. Сегодня утром успел уже написать очередной опус. Только раньше мои сочинения читали десять миллионов, а сейчас — десять человек.
— Пишете «в стол»?
— Нет, для начальства. Пишу всякого рода информации, даю свои анализы, прогнозы.
— Однако недавно вы издали книгу.
— Было дело. Книжка называется «В «Известиях» и Тель-Авиве». В нее вошли мои последние статьи в «Известиях» плюс кое-что о тель-авивской жизни: — интервью со мной, ругательные письма в мой адрес, какие-то хохмы, стихи обо мне из ваших газет. И только к последнему материалу — «Израиль глазами олим ми Русия» — я приложил руку: нарезал из газет выдержки из олимовских писем и соединил их, стараясь, чтобы меня особенно видно не было.
— Еще я слышала, что вы собираетесь издавать юмористическую книжку.
— Я собираю местный юмор. Может быть, когда вернусь в Москву, если будет время, желание и рынок, издам такой сборник.
— Почему собираете именно еврейский юмор?
— Потому что работаю именно в Израиле. Если был бы в Исландии, то собирал бы книгу исландского юмора.
— Какое место вообще в вашей жизни занимает юмор?
— Очень большое. Считаю, что человек, не обладающий чувством юмора, имеет огромный шанс попасть в сумасшедший дом. Мне же туда никак не хочется.
— А если над вами смеются?
— Да сколько угодно. Вот Лена Петровна морщится, когда появляется карикатура на меня. Меня же это никак не волнует. Реклама, в конце концов.
— Разыгрываете ближних?
— Вроде бы нет. Во всяком случае, нечасто. У меня была другая узкая специализация — всякого рода пародии, дублирование серьезных вещей в несерьезной форме. Мне уже приходилось рассказывать, что я был в группе, которая писала международную часть Отчетного доклада ЦК КПСС двадцать четвертому, кажется, съезду партии, точно не помню. Были мы тогда молодыми, энергия била ключом. И параллельно сочинили международный раздел в стихах. Мне там принадлежал здоровый кусок.
— Можно надеяться прочитать это произведение в Израиле?
— Почему же нет? Я, кстати, пообещал отдать его в «Бэседер?». Только надо сначала съездить в Москву и порыться в старых бумагах. Для израильских читателей это произведение тем более интересно, что на мою долю выпало воспевание в стихах Шестидневной войны. И еще мне нравилось писать пародии на юбилейные речи. Они произносились в дни сорокалетий (подумать только!) или пятидесятилетий моих друзей. Иногда эпиграммы сочинял.
— Прочли бы что-нибудь.
— Сейчас не помню. А ничего нового не пишу — ни времени нет, ни поводов. В Израиле сочинил только одну эпиграмму — на Гафта, когда он тут курсировал. Сейчас вспомню. Так кажется:
«Жил в Риме известный поэт Плавт.
Но ему неизвестен был некто Гафт.
Вот почему у Плавта
Нет ничего про Гафта».
— Александр Евгеньевич, в вашем кабинете висят рядом портрет президента России и карта Израиля. Как вы полагаете, доволен ли был бы господин Ельцин таким соседством?
— Было бы странно, если бы у меня висела карта Руанды. Думаю, господин Ельцин понимает, что в кабинете посла России в Израиле должна висеть карта именно Израиля. И вообще, вы бы лучше обратили внимание на фотопортрет моего внука…
— Обращаю. Он живет с вами?
— Приезжает на лето. Остальное время живет с дочкой в Берлине, где работает зять. В этом году пацан научился плавать, нырять. Хороший мальчик, очень сообразительный, дает бабушке загрузку на полный рабочий день, и еще мне остается.
— А какой вы дед?
— Довольно суровый. Пытаюсь преподавать внуку азы дисциплины: класть вещи на место, не совать все в рот, говорить «спасибо» и «пожалуйста». Лена Петровна часто встречает мои педагогические выступления с молчаливым неодобрением. Ведь он же маленький — вот ее подход.
— Некоторые говорят, что их раздражает большое скопление евреев в одном месте и в одно время. А вас?
— Раньше я считал аналогичные вопросы бестактными. В Израиле поумнел. Будем считать ваш вопрос риторическим.
— В одном интервью с вами, я прочла, что вы штудируете Тору. Это правда?
— Действительно, каждую неделю, сверяясь с календарем, читаю соответствующую главу. Более того, завел специальную толстую тетрадь, куда выписываю наиболее интересные места. Читал, конечно, и раньше, и не только Тору, но и всю Библию. А сейчас именно штудирую, изучаю, и, надеюсь, это полезно для моей работы.
— Как относитесь к сплетням?
— Не люблю и не слушаю. Хотя, наверное, полезно бы узнать, какую гадость скажет обо мне после интервью Полина Капшеева.
— Никогда!
— В политике не рекомендуется употреблять понятия никогда, всегда, нигде, везде и т.п. Об этом полезно помнить и в неполитических ситуациях.
— Я завела разговор о сплетнях не случайно. С одной стороны, приходилось слышать, что вы антисемит (этот вопрос я снимаю как бестактный или риторический), с другой — что вы скрытый еврей.
— Как вы знаете, в Москве издают Российскую еврейскую энциклопедию, первый том уже вышел. В нем содержатся биографические справки об известных евреях, живших в Советском Союзе. Естественно, производятся генеалогические изыскания. В процессе исследований мне позвонил человек, участвовавший в них, и сообщил: «Мы тебя проверили до пятого колена. Знаешь, ты — нееврей».
— Как вы отреагировали на такую новость?
— Попросил выдать мне сертификат. Тем более что недавно в серии «Русская библиотека генерала Стерлигова» в Москве вышла очередная антисемитская брошюрка. Там сказано, что огромное количество послов Российской Федерации за границей — евреи. Например: Рыжов, посол в Париже; Панкин, посол в Лондоне; Лукин, посол в Вашингтоне; Бовин, посол в Израиле.
— Принято считать, что дипломат должен быть хорошим психологом. Можете ли сказать, что видите людей насквозь?
— В той мере, в какой это необходимо для работы. Каждый человек — психолог. Человеческое общение было бы невозможно, если бы все не были психологами. Вот вам при «обнажении натуры» тоже нужно быть психологом, видеть эту самую натуру если не насквозь, то все же на достаточную глубину.
— Александр Евгеньевич, не всегда же вы были послом…
— О, это — пожалуйста. Был я однажды в Японии. Возле Токио есть место, куда со всего мира свезли кактусы. Огромный такой кактусовый парк в горах. А чтобы не было скучно, где-то слон ходит, где-то зебра мелькает. Еще там есть озеро, в середине его — остров, на котором живет семейство горилл. Воды они боятся, поэтому с острова не сбегают. Можно ходить вокруг и наблюдать их семейную жизнь. И вот иду я со своим приятелем Геной Герасимовым, впоследствии послом в Португалии, обезьяны сидят себе спокойно, чешутся, как и положено. Вдруг одна хватает огромную булыгу и кидает в меня. Камень летит со свистом и падает буквально в двух метрах. Генка отскочил в сторону, но я же, все-таки, большевик: не подаю вида, что испуган, и мерным шагом продолжаю променад. Тогда горилла хватает вторую булыгу и опять, значит, кидает в меня. А расстояние между мной и террористкой примерно как отсюда до той стенки — метров пять. Когда она нагнулась за третьим камнем, тут уже я не выдержал, и на здоровых тогда ногах рванул от этого озера. Обиднее всего, что я так и не понял, чем ей не понравился…
Беседовала Полина КАПШЕЕВА