Принципиальным критерием является не то, где и как ненавидели евреев, а то, кого та или иная страна хочет видеть сегодня своими героями.
В последний период своей университетской учебы мой старший сын работал инструктором в хостеле для малолетних преступников — частью досрочно освобожденных при условии дальнейшего пребывания там (охраны в хостеле нет, можно уйти, но тогда оставшийся срок по УДО превратится в реальный), частью получивших замену тюремному наказанию на тех же условиях. Одним из его проектов на этой работе была год назад поездка с группой воспитанников в Польшу. Примерно как старшеклассников возят по лагерям и памятным еврейским местам, только с учетом того, что свозить туда нужно было подростков слегка отмороженных.
В общем, это был серьезный проект, беспрецедентный для упомянутого заведения, и Мотя хорошо с ним справился. Все-таки он боевой офицер, с разной публикой обращаться умеет. После поездки туда у него осталось стойкое впечатление о массовом антисемитизме поляков, и мы с ним говорили об этом. В Кракове, кажется, ему то и дело приходилось разруливать инциденты: то неприличным жестом его воспитанников приветствовали, то злобную рожу им кто-нибудь скорчит, то местный жлоб намеренно наскочил плечом на сопровождавшего их пожилого экскурсовода. Пакостей такого рода было немало, и Мотя остался уверен в том, что все эти действия были намеренными и, несомненно, связанными с тем, что в них распознавали израильскую или, во всяком случае, еврейскую группу.
Его впечатлениям я верю, выдумывать он не стал бы и природу вышеупомянутых пакостей, скорее всего, оценивает верно. С другой стороны, сами мы за время пребывания в Польше ни разу не столкнулись с ощущением висящего в воздухе антисемитизма — при том, что узнать в нас евреев позволяет один внимательный взгляд. Заодно скажу о себе, что я достаточно чувствителен даже и к приглушенным проявлениям антисемитизма, распознаю их легко.
Какие из этого могут быть сделаны выводы? Многим полякам, очевидно, не нравятся израильские молодежные поездки в мемориалы на месте нацистских лагерей смерти. В Кракове, рядом с которым расположен Освенцим, это, должно быть, особенно ощутимо. С одной стороны, обычного туристического профита такие поездки полякам не приносят (выгоду от них получают только дешевые гостиницы и владельцы автобусов), а, с другой стороны, они закрепляют в международном сознании образ Польши как еврейского ада.
Наконец, нередко бывает, что посещающие Польшу израильские молодежные группы недостаточно подготовлены к такой поездке, и что они до некоторой степени провоцируют агрессию своим поведением. В случае с Мотиной группой дело мог усугубить необычный вид молодых криминалов.
Что из этого следует? Конечно, не то, что такие поездки вредны или должны быть прекращены из-за нервной реакции польской публики. Напротив, я нахожу их чрезвычайно полезными для адекватного восприятия еврейской истории израильской молодежью. Но готовить к ним нужно очень серьезно, также и в плане пристойного поведения на улицах.
* * *
Теперь чуть шире. По поводу антисемитизма я придерживаюсь банального сионистского взгляда: он есть везде, где есть евреи, и чем больше в каком-то месте евреев, тем серьезнее предпосылки для негативного отношения к ним со стороны окружающего населения. Присутствие обособленной чужеродной группы всегда вызывает такую реакцию, и в новое время, с приходом национальных государств на смену сословно-династическим, связанная с этим опасность возросла многократно. В осознании этого факта состояла фундаментальная правота сионизма, лидеры которого за полвека до Холокоста предупреждали о том, что Европа превращается в ловушку для евреев.
Не хочу говорить про американский «плавильный котел» — или «салат» — с его общеизвестной спецификой, но если полиэтничная Америка и оказалась исключением из приведенного правила (в чем лично я не уверен), то именно исключением. Что же до Польши, то она стала еврейским адом, прежде всего потому, что была домом жизни для миллионов евреев, и если уж мы предъявляем исторические счета, нужно помнить, что не поляки, а внешняя и враждебная по отношению к ним сила произвела это действие.
Да, поляки не лезли из кожи вон нас спасать, но никто ведь не лез. Да, у них и в народе, и в элите были люди, которые откровенно радовались тому, что творят нацисты с евреями, но, опять же, не только у них. Все воевали каждый за себя, и в земном измерении еврейская судьба зависела в то время исключительно от исхода войны с Германией. Не стало нацизма как военно-политической силы — ад прекратился. И нет нужды напоминать мне про послевоенные погромы в Кельце, Кракове и пр., я знаю о них, но в целом вышесказанное соответствует истине.
Вообще, нужно понимать, что если оформить последнее тысячелетие еврейской истории в виде минутного фильма, дающего изображение карты Европы с меняющимися контурами еврейского расселения, мы увидим, что евреев выдавливали на протяжении веков с запада на восток, к Висле и за Вислу, к Днепру и за Днепр. А потом с запада на восток пришла сила, замыслившая всех их убить. Это, так сказать, с высоты птичьего полета.
Но вот недавно, в связи со спорами о «польском законе», странным образом обнаружилось, что те же самые люди, которые отчаянно защищали немцев от обобщающих обвинений после публикации книги Даниэля Гольдхагена «Добровольные гитлеровские палачи», с готовностью предъявляют такие же обвинения полякам. Амнон Лорд справедливо указал на страницах «Исраэль а-йом» на неадекватность подобного подхода и высказал возмутившее многих предположение о том, что сама возможность его предъявления в израильском академическом сообществе обусловлена многолетним вливанием немецких денег в исследования Холокоста. Сам я далек от идеи оправдания поляков в связи с упомянутым законом, но мнение Лорда представляется мне обоснованным.
А на бытовом уровне люди, запросто ездящие развлекаться в Германию и Австрию (родину Гитлера, Кальтенбруннера, Эйхмана и пр., восторженно встретившую аншлюс и ставшую органичной частью Третьего рейха), иной раз содрогаются, услышав о чьей-то поездке в Польшу, «пространство хтонического ужаса». И уж тем более никаких рефлексий не вызывают поездки в Голландию и Грецию, где процент уничтожения евреев нацистами оказался исключительно высоким.
Мне уже доводилось писать, что при одинаковой или почти одинаковой продолжительности оккупации этот процент зависел от двух факторов:
а) степени содействия местного населения политике геноцида;
б) характера немецкого оккупационного правления в данной стране.
В условиях активного нежелания местного населения помогать истреблению евреев успех немцев был минимален. Этот «минимум» мог быть чудовищен, но в сравнении с максимально возможным успехом проводившейся ими политики «окончательного решения» он всё же минимум. Сорок процентов или девяносто процентов — большая разница. И зависимость эта понятна: без помощи местного населения выявить евреев намного труднее, раздражать местное население непопулярными акциями бывает нецелесообразно, укрывают евреев тем охотнее и чаще, чем меньше боятся соседского доноса, и т. д.
Второй фактор тоже понятен. Если нацистами устанавливался предельно свирепый оккупационный режим, с массовыми расстрелами и виселицами на каждом шагу, спасать евреев решались очень редкие люди. Даже из тех, у кого лежало к этому сердце, не многие осмеливались. Но если режим оккупации был сравнительно мягким, процент спасенных евреев был больше. Перекрыть значение данного фактора могло только особое рвение местного населения.
В Нидерландах оккупационный режим был по нацистским меркам мягким. Параллельно с рейхскомиссариатом во главе с А. Зейс-Инквартом действовало местное самоуправление в виде форума генеральных директоров министерств, существовавших в стране до войны (королева и министры, составившие правительство в изгнании, находились в Англии). Представительной властью этот форум немцами не признавался, но за ним всё же были сохранены существенные полномочия. Входивших в него людей немцы меняли на более лояльных себе постепенно, в течение нескольких лет. Изредка случались забастовки в промышленности. Их пресекали, конечно, но не массовыми расстрелами. Бывало даже, что немцы шли на уступки. Так, весной 1943 года они отказались от вывоза голландских военнопленных в Германию из-за связанной с этим забастовки. Утверждается, что в ней участвовали свыше 1 млн человек. В общем, не Польша и не Белоруссия.
К моменту немецкого вторжения в Нидерландах имелось около 140 тысяч евреев: 121,4 тыс ашкеназов, 4,3 тыс сефардов, 12,4 тыс не состоявших в религиозных общинах и еще 1,9 тыс крещеных, что в данном случае требует включения в общую статистику. Кроме того, на территории Нидерландов нацистская оккупация застала 30 тыс еврейских беженцев из Германии, Австрии и Чехословакии (в исчисления ниже они не включены, тогда как голландские евреи, депортированные в концлагеря из Бельгии и Франции, напротив, включены).
С оккупацией Нидерландов последовали более или менее стандартные меры: увольнение евреев с государственной службы, обязательная регистрация, лишение прав, экспроприация имущества, введение отличительного знака, сосредоточение евреев сначала в трех провинциях (из одиннадцати), а затем только в Амстердаме.
На стадии введения отличительного знака в мае 1942 года имели место случаи протеста: некоторые голландцы надевали предназначенные для евреев желтые повязки, но в сколько-нибудь значительную кампанию это не вылилось. Летом 1942 года начался вывоз евреев в трудовые лагеря, а оттуда со временем — депортация в концлагеря. Позже последует и прямая депортация в концлагеря, по итогам которой из 107 тыс. голландских евреев, вывезенных в Освенцим, Собибор, Терезиенштадт, Берген-Бельзен и Маутхаузен, выжили только 5200 человек, 4,8% от общего числа депортированных. Если я правильно понимаю, это число включает порядка двух тысяч голландских евреев, отправленных в Освенцим из Франции и Бельгии; из них выжили около ста человек, 5%.
Таким образом, число депортированных в концлагеря составило 76,5% от общего числа евреев, живших в Голландии до немецкого вторжения, не считая беженцев из Германии, Австрии и Чехословакии. Практически все они отправлялись на смерть, но вычтем выживших: остается 101,8 тыс, т.е. 72,7% от общего числа голландских евреев. Это самый высокий процент уничтожения по Западной Европе и один из самых высоких вообще.
В некоторых источниках дается еще более высокий показатель: около 80% или даже свыше 80%. Похоже, что он исчисляется по числу голландских евреев, переживших Холокост: таковых оказалось 27 тыс, т.е. не дожили до конца войны 113 тыс (80,7%). Скорее всего, следует ориентироваться именно на этот показатель, поскольку:
а) среди евреев Голландии во все годы немецкой оккупации и, особенно, в периоды облав и депортаций было огромное число самоубийств;
б) евреям было отказано в праве на медицинское обслуживание в голландских больницах;
в) минимальная цифра, по всей видимости, не учитывает повышенную смертность в находившихся на территории Голландии трудовых лагерях до депортации их узников в концлагеря и лагеря смерти.
Но даже по минимуму, т.е. по доле вывезенных в концлагеря и погибших там, Голландия бьет все западноевропейские рекорды.
Сработать так эффективно немцы могли лишь при очень активной поддержке еврейского геноцида местным населением, причем в условиях относительно мягкого — в сравнении с Восточной Европой, СССР и Балканами — оккупационного режима. Тем не менее, эта статистика странным образом сочетается с положительным историческим образом голландцев в связи с Холокостом. Лестная оценка их поведения кочует из книги в книгу, соседствуя с цифрами, над смыслом которых пишущие попросту не задумываются.
Я никого не собираюсь воспитывать и сам с удовольствием ездил и в Голландию, и в Грецию, где из 77,4 тыс местных евреев погибли, по минимальной оценке, 60 тыс (77,5%), а по максимальной — 67 тыс (86,5%). Про поездку в Польшу мне трудно отозваться одним только словом «удовольствие», именно потому, что там давят масштабы, но это же были и масштабы еврейской жизни, чрезвычайно богатой и интересной.
Выступив до некоторой степени в роли апологета поляков, я сталкиваюсь с объективной сложностью в связи с тем, что сейчас собираюсь сказать. В Польше теперь достаточно бережно относятся к еврейской исторической памяти, но при этом мне было трудно избавиться от ощущения, что поляки слишком навязчиво впечатывают свой нарратив в сознание посетителей; это касается и событий Второй мировой войны вообще, и еврейского аспекта польской истории в частности. Например, фактическая роль «Жеготы» сильно преувеличена, упоминания о ней присутствуют у мемориала Героям гетто к месту и не к месту, тогда как многие другие факты и там, и в расположенном рядом с мемориалом Музее истории польского еврейства последовательно замалчиваются. Условным оправданием этому может быть разве что объективный перекос «общего» нарратива в связи с Холокостом в неблагоприятную для поляков сторону.
А уж в том, что касается польского и любого другого антисемитизма, у меня вообще нет иллюзий: при известных условиях его легко разбудить где угодно. В связи с этим принципиальным критерием для меня является не то, где и как ненавидели евреев (где они жили, там их и ненавидели), а то, кого та или иная страна хочет видеть сегодня своими героями. Допустим, ту же «Жеготу» или, как в некоторых государствах, собственных легионеров ваффен СС и организации, определяющим модусом существования которых был коллаборационизм с нацистской Германией. Сегодняшняя Польша в этом отношении чиста.
Дов КОНТОРЕР,
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
