…Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?М. Ю. Лермонтов
Оттепель в жизни страны особенно ярко проявлялась в Одессе, в среде творческой молодежи. Засверкала команда КВН, во многом благодаря текстам Михаила Жванецкого. Художники Хрущик, Коваленко, Островский, Дульфан и другие стали популярны за пределами Одессы. Многие из них составляли круг интересов Евгения Ермиловича Запорожченко. В этом кругу он был известен как единственный в городе человек, благополучно вернувшийся домой из Франции после тридцатипятилетней иммиграции в свой особняк в Отраде. Кроме того, его знали как борца за сохранение памятников культуры, как успешного яхтсмена, обладателя собственной яхты.
Увлечение Евгения Ермиловича парусным спортом было безудержным. Увлечение, которое едва не стоило ему жизни. В возрасте около восьмидесяти лет, он в раннее майское утро вышел в море на своем паруснике. Над Одесским заливом простиралось безоблачное голубое небо. Простор был великолепен и притягателен, он манил своим цветом лазури. Ослепительно блестевшие под косыми лучами солнца гребни волн влекли к себе неудержимо и скрывали таившуюся в них опасную прохладу. Парус, наполненный ветром, послушно и резво гнал утлое суденышко в даль моря. Радость после долгого зимнего ожидания лишила одержимого яхтсмена чувства осторожности, и далеко в море он подставил навстречу сильному ветру наполненную ликованием грудь. Он был в лёгкой майке, ему захотелось свежего майского загара.
Бриз усиливался, но парус был послушен его сильным рукам, яхта легко поднималась на гребни высоких волн, скорость парусника опьяняла, создавалось впечатление полета. А ветер все сильнее и сильнее обдувал яхтсмена. Он радовался колючим порывам стихии. То безудержное увлечение закончилось тяжелым воспалением легких. Но могучий организм одолел болезнь за две недели.
Когда впоследствии мы говорили о его увлечении парусным спортом, он обронил удивительную фразу: «Горизонт в море манит к себе неодолимо!» Я возразил: «Ведь достичь горизонта невозможно, сколько к нему ни приближайся, он на столько же отдаляется». Яхтсмен ответил:
— Может, потому влечет к себе горизонт, что за ним всегда существует новая, иная жизнь, новые земли, страны, люди. Сколько в жизни человека недостижимых горизонтов, а люди идут, рискуя жизнью, к ним. А может, нас влечет не горизонт, а риск.
Меня удивили романтические грезы пожилого человека, у которого в жизни, кроме молодой романтики, было вдоволь риска, драматических и даже трагических испытаний, и я его спросил:
— А может, к горизонту влечет давняя неудовлетворенная мечта?
После небольшой паузы, он ответил:
— Может быть… Вы, наверное, правы, романтика — удел не только молодых.
Об увлечении парусным спортом и о разных эпизодах драматической жизни Евгения Ермиловича мы говорили у него дома, в особняке в Отраде. В особняке Запорожченко по давней дружбе всегда останавливался писатель Валентин Катаев, когда приезжал в Одессу. До нашего знакомства я часто любовался красивым фасадом особняка в классическом стиле, с колоннами и лоджией за кованой оградой, но я подумать не мог, что такой роскошный особняк с садом может в советское время оставаться частной собственностью.
Впоследствии я узнал, что особняк был спроектирован знаменитым одесским архитектором по заказу отца Евгения Ермиловича, очень богатого предпринимателя, и дом почему-то не был конфискован, не превратился в советскую коммуналку. Я безуспешно пытался найти ответ на эту странную загадку, которая осложнялась множеством других, не менее загадочных обстоятельств и приключений Запорожченко. Когда наши отношения стали более доверительными, Евгений Ермилович приоткрыл некоторые страницы своей необычной жизни.
Нельзя не упомянуть и о яркой внешности этого человека. Несмотря на огромный рост, он был безупречно сложен, словно вылеплен Роденом для своего «Мыслителя». Он даже его лицом напоминал.
В кабинете хозяина мое внимание привлекли красивые пейзажи Ниццы работы Запорожченко. Тогда он рассказал, что в Гражданскую войну он служил на английском торговом судне, с которого сошел в Загребе и оказался в эмиграции. В Загребе учился в политехническом институте, а окончил образование в Париже, после чего поселился в Ницце. В Ницце женился на дочери русского предпринимателя. Там он общался с русской творческой эмиграцией, у него дома играл Рахманинов, с которым Запорожченко был дружен.
Прекрасные сочные этюды Федора Малявина, висевшие в кабинете Запорожченко, появились благодаря теплым отношениям с художником, у которого он брал уроки живописи в Ницце.
Мы часто обсуждали события Второй мировой войны. Когда в Ницце установилась немецкая власть, Запорожченко арестовали. Друзьям удалось устроить ему побег, он ушел в горы и примкнул к французскому сопротивлению, в котором руководил успешными операциями и был награжден генералом Шарлем де Голлем многими наградами. После войны он был членом правления, а затем председателем Союза советских патриотов. Эта деятельность пришлась не по вкусу французским властям, и в 1951 году героя Сопротивления с женой выслали из страны. Есть версия, что его заподозрили в шпионаже.
Путь Запорожченко домой оказался тернистым. Когда поезд, в котором он с женой возвращался на родину, остановился на железнодорожном вокзале Восточного Берлина, к ним в купе вошли два человека. Это были офицеры «Штази» – восточногерманского КГБ. Старший по чину сказал:
— Нам поручено препроводить вас для беседы в наше ведомство.
— Я буду беседовать только в присутствии советского консула, — заявил Запорожченко.
— Там будет консул, мы поможем вам вынести вещи, не волнуйтесь: они будут в полной сохранности, а фрау Запорожченко предоставляется гостиница.
Евгений Ермилович обнял жену:
— Не волнуйся, все будет хорошо, — и на ухо спросил: «Ты помнишь все номера?»
В ответ жена кивнула головой. Она знала не только французский, но и немецкий и английский. Запорожченко доставили в знаменитую берлинскую тюрьму «Маобит», специальную секцию, и поместили в одиночную камеру. Встречи с консулом не было.
За девять месяцев заключения с Запорожченко беседовали шесть раз, дважды — люди из Москвы. Один из них намекнул, что действует по поручению советского посла в Париже, с которым Запорожченко был в добрых отношениях. О причине ареста и о содержании бесед Евгений Ермилович мне не рассказывал.
День освобождения супруги провели в небольшой загородной гостинице советского представительства. На следующий день Запорожченко с женой пригласили на обед в советское представительство в Берлине. Обед был изысканным. Об аресте и о тюремном заключении разговора не было. В обеде участвовал гость из Москвы — заместитель отраслевого министра. Он пригласил Евгения Ермиловича для беседы за отдельный столик и рассказал, что в ГДР функционирует советский завод по производству сложных приборов для самолетов и предложил Запорожченко должность директора завода на два года с последующим продлением контракта. «С вашего согласия», — уточнил заместитель министра. О согласии на первые два года он не говорил, но подчеркнул: «со всеми инстанциями согласовано».
Так Евгений Ермилович Запорожченко стал директором советского завода в ГДР, прежде чем вернуться в Одессу, в родное гнездо, в особняк в Отраде.
В стране, которую он давно покинул, произошло эпохальное событие – умер диктатор. Это спасло Запорожченко от ГУЛАГа, а может быть, спасло и жизнь.
Исаак ВАЙНШЕЛЬБОЙМ
Из книги «Высший суд»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
