Еврейский Мир

История Амоны — это апогей продолжительного процесса, в ходе которого судьи Высшего суда справедливости отказались от базовых правовых требований и пренебрегли здравым смыслом лишь для того, чтобы изгнать поселенцев из своих домов. Вопреки обращениям политиков, суд продолжает продвигать свою повестку дня. Накануне юридического «мегаразмежевания».

Когда израильское правительство осознало, что отдельные иски левых организаций против еврейского поселенческого движения в Иудее и Самарии постепенно превращаются в юридическую лавину, оно приняло принципиальное решение: те сооружения, которые были выстроены на частных землях, будут снесены, но статус тех, что расположены на государственной земле, должен быть урегулирован.

Логика была простой — правительство поддерживает поселенческий проект, но не приемлет захвата частных владений. Оно готово признать иски, защищающие права собственности арабов, но отвергает те, что являются политическими, реальная цель которых вынудить правительство разрушать еврейские дома под видом защиты частной собственности.

Это правительственное решение было принято в феврале 2010 года. В то, что произошло вслед за этим, трудно поверить…

Серия прецедентных решений Верховного суда положила начало совершенно новой тенденции. Направляет весь этот процесс специальная постоянная «тройка» по делам еврейских поселений, состоящая из президента Верховного суда Мирьям Наор, а также судей Эстер Хают и Узи Фогельмана.

Судьи зашли сразу с двух сторон — максимально расширили определение «частной земли» и одновременно ввели практику, дискриминирующую евреев по отношению к арабам в вопросах права на частную собственность.

Тот, кто следил за ходом событий, смог бы насчитать в этом процессе пять последовательных этапов. Все иски схожи как братья-близнецы. Левые организации представляют в них палестинских арабов, реальных или вымышленных, требующих разрушить дома в поселениях под предлогом того, что те были построены на принадлежащей арабам земле.

В первых подобных исках было ясно и признано всеми сторонами, что частными землями являются те, на которые претендует реальный истец, физически приходящий в суд и способный доказать свое право на владение собственностью.

К слову, что это значит — «доказать право собственности»?

Пороговый минимум подобных доказательств в Иудее и Самарии всегда был намного ниже нормы, принятой в пределах «зеленой черты». Большинство исков палестинских арабов основываются на более чем сомнительных утверждениях о праве на собственность, которые никогда не прокатили бы ни в одной цивилизованной стране.

Некоторые представляют старую мандатную или иорданскую налоговую документацию, о которой невозможно сказать, является ли она подлинной или поддельной.

Другие обосновывают свои требования на справках оттоманского министерства финансов — бумагах о владении собственностью, не включающих карту, но лишь общее словесное описание территории, которое может легко подойти сразу к нескольким разным участкам.

Хуже того, некоторые из исков, как к слову в деле Амоны, основаны на документах о правах на собственность, составляющей считанные проценты от огромного участка. Но даже в том, случае, если бы эти документы и были бы признаны настоящими, не было бы ни какой возможности разобраться, где внутри этого громадного района, занимающего порядка 500 тысяч квадратных метров, действительно находится тот самый малюсенький конкретный надел.

Так или иначе, но на этом этапе от истцов, по крайней мере, все еще требовали предоставить хоть какие-нибудь доказательства и указать на реального конкретного человека, претендующего на владение землей.

САЖЕНЦЫ ПОЛУВЕКОВОЙ ДАВНОСТИ

Однако на следующем этапе под определение «частной земли» попали и те участки, которые были зарегистрированы как частные (по большей части речь идет о записях, сделанных много десятилетий назад), даже если сегодня не существует претендующих на них владельцев, способных доказать свою связь с этой землей. Другими словами, стало можно подавать иск даже без конкретного истца, утверждающего, что его лишили земли.

На третьем этапе «частной землей» была объявлена и та, что не была зарегистрирована, однако истцы сумели предоставить старые аэрофотоснимки, на которых можно было обнаружить признаки обработки земли – фруктовые деревья или вспаханную полосу. Истцы предоставляют снимки, показывающие, что полвека назад кто-то посадил в этом месте саженцы, и все — этого уже достаточно. Даже если неизвестно, кто вообще их сажал.

В этой ситуации, если конкретный истец и появлялся, невозможно было проверить, действительно ли он является владельцем или же речь идет о рейдере, претендующем на чужую землю.

На четвертом этапе, любая территория, не являющаяся государственной землей, была определена как «частная собственность». Следует понимать, что большая часть пустых земель, называемых также «мертвыми землями», не записана в качестве государственной.

Регистрация земли как государственной — это невероятно длительный и сложный процесс. Он включает подачу объявлений в арабских СМИ о намерении государства зарегистрировать участок как государственную землю и приглашение опротестовать это решение. Подобные протесты подаются немедленно и автоматически, их проверка занимает долгие годы. Поэтому на практике государство Израиль почти не регистрирует участки в качестве государственной земли.

На последнем, нынешнем этапе Верховный суд стал требовать сноса домов даже если не было конкретного иска, предъявляющего требование на этот участок. Стало достаточно того, что здания были построены без надлежащего процесса планирования строительства.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА НЕ НУЖНЫ, ДОСТАТОЧНО ТРЕБОВАНИЙ

Примеры? Дело Амоны наглядно иллюстрирует этот процесс. В этом иске были конкретные заявители, представившие документы, согласно которым они обладают правами на несколько процентов от огромных участков. На карте эти участки занимают огромную территорию, по большей части, вообще за пределами поселка Амона. При этом наделы истцов описаны не конкретно. Поэтому нет никакой возможности выяснить из иорданских бумаг, где на самом деле находится надел — на южной окраине участка или на северной, на западной или восточной. Теоретически, можно было бы дать истцам участки за пределами поселка и таким образом решить проблему. Но государство объявило Верховному суду, что намерено разрушить поселок.

Вершиной абсурда стало то, что, как оказалось, эти наделы вообще имеют отношение лишь к южной половине Амоны, в то время как в отношении северной части поселка никаких претензий нет. Тем не менее, вопреки здравому смыслу, государство объявило о намерении разрушить поселок целиком.

Но дальше – больше. Последний вердикт Верховного суда в отношении квартала Натив ха-Авот продемонстрировал еще более агрессивную позицию Верховного суда.

Этот квартал был построен 15 лет назад возле поселка Элазар в Гуш Эционе. Организация «Шалом ахшав» подала иск в Верховный суд, утверждая, что поселок занял частную арабскую землю.

Государство ответило, что речь идет о землях, принадлежность которых находится в процессе изучения (на иврите – «адмот секер»). При этом государство указало на существенный нюанс: даже если этот участок в итоге и не будет признан «объявленной государственной землей», он точно является другой разновидностью государственной земли, называемой — «мири». Это земля, которой владеет государство, но сданная в аренду частным лицам под сельскохозяйственные нужды, включая пастбища, в обмен на уплату налога.

Вы спросите, в чем тут разница, в любом случае, речь идет о государственных, а не частных землях. Дело в том, что земли типа «мири» не отличаются от государственных ничем, кроме того, что, согласно иорданским законам, на них распространяется право овладения через обработку. То есть если претендент обрабатывал по крайней мере половину участка в течение десяти лет – этa земля становится его собственностью. К слову, это право является дискриминационным, поскольку подобной привилегией обладают исключительно арабы.

Целый ряд вердиктов Верховного суда отклонил подобные претензии со стороны еврейских крестьян, требовавших на основании этого права закрепить за ними участки.

Процесс изучения принадлежности земель в Натив ха-Авот в конце концов завершился объявлением всей территории государственной землей. Но выяснилось, что есть семь домов, находящихся за пределами этой объявленной государственной земли. А кроме того, еще десять зданий оказались расположенными на участке, пересеченном двумя тонкими полосами, в некоторых местах не более метра в ширину, проходящими прямо под домами. Эти полосы придали участку статус «мири».

Судя по всему, кто-то на старом аэрофотоснимке сумел разглядеть нечто такое, что можно было при желании интерпретировать как две линии кустов или деревьев, или каких-то других следов сельскохозяйственной деятельности, возможно, существовавших много лет назад.

Важно подчеркнуть — ни один араб не доказал, что это он обрабатывал эти грядки. Но этого и не требовалось. Истцы знали, что достаточно просто заявить, будто эти полосы когда-то обрабатывались.

Как и следовало ожидать, истцы потребовали разрушить все, что находится за пределами объявленной государственной земли. Государство воспротивилось. Оно предложило использовать так называемый механизм «консолидации и распределения», то есть принять позицию истцов, согласно которой упомянутые полоски земли принадлежат им, даже если истцы не доказали этого. Затем измерить требуемую территорию и компенсировать ее большим участком за счет государственных земель рядом с поселком.

Все это для того, чтобы сохранить дома. Но, несмотря на то, что речь шла не о конфискации, а об обмене, юридические чиновники гражданской комендатуры на территориях и администрация заместителя юридического советника правительства Дины Зильбер решительно выступили против того, что показалось им подобием конфискации.

После чего юридический советник правительства, им тогда был Йеуда Вайнштейн, струсил и заявил суду, что механизм «консолидации и распределения» в данном случае неприменим.

ИЗГНАНИЕ ДАЖЕ БЕЗ ПРЕТЕНДЕНТОВ

После того, как это решение провалилось, группа по урегулированию, созданная канцелярией премьер-министра и министерством юстиции специально для решения подобных проблем, сообщила о том, что она намерена инициировать процесс первичной регистрации. Речь идет о длительном судебном процессе регистрации права собственности на землю в Иудее и Самарии.

Идея тут заключалась вот в чем: государство объявляет о своем намерении зарегистрировать эти полоски земли на себя, и каждый, кто выдвинет претензии на владение ими, должен будет прийти и доказать свое право.

Стратегия была простой — даже если истцы и докажут то, что именно они обрабатывали эти грядки много лет назад, все равно, поскольку речь идет о крошечных наделах, гораздо меньших, чем половина участка, это все равно не предоставит им право на собственность.

Простой здравый смысл подсказывает, что нет никакой пользы или оправдания в сносе домов и изгнании семей с детьми ради соблюдения прав на «частную собственность», когда по сути никаких владельцев и в помине нет. Но вердикты судей Верховного суда, как видно, опираются на иную логику.

В своем решении глава Верховного суда судья Наор объявила, что, хотя

…земли типа «мири» и принадлежат, как правило, суверену… на практике вопрос о праве владения на такие земли является сложным из-за возможности арендаторов получить право собственности в соответствии со статьей 78 османского кодекса.

«Таким образом, — пишет она, — речь идет о землях «мири», которые являются государственными землями, но при этом, согласно иорданским законам, существует возможность приобрести право на них в процессе обработки в течение десяти лет. А потому, если на этих землях есть признаки обработки, существует теоретический шанс того, что кто-нибудь когда-нибудь предъявит на них права.

Так что, — подвела итог Наор, — семнадцать строений на форпосте Натив ха-Авот частично или полностью располагаются за пределами бесспорно принадлежащей государству земли и, следовательно, их статус не может быть урегулирован задним числом».

Как связаны между собой общие рассуждения Наор, и конечный юридический вывод, неясно.

В своем ответе государство объяснило, что существует два разных процесса: исследование земли и первичная регистрация. В ходе исследования землю объявляют государственной, только если она строго соответствует всем необходимым условиям, то есть не записана как чья-то собственность и никто не предъявил на нее права.

Если же есть сомнения или существуют претензии, она государственной не объявляется.

Первоначальная регистрация, напротив, это активный юридический процесс, в котором от того, кто намерен зарегистрировать землю на свое имя, требуют привести реальные свидетельства. После чего государство или частное лицо объявляются юридическими владельцами.

Государство явно объявило, что собирается приступить к процессу первоначальной регистрации — потребовать записать землю на себя, осознавая, что ни у одного араба нет доказательств на ее владение. Каким же образом, Наор вывела из всего этого, что «их статус не может быть урегулирован задним числом»?

В конечном счете Наор привела административно-формальный аргумент, взятый из вердиктов Верховного суда от 2013 года: строения были возведены незаконно, государство заявило когда-то, что их снос является наивысшим приоритетом, поэтому их необходимо разрушить.

И это очень серьезное решение. Поскольку в нем Наор полностью пренебрегла решением правительства от 2010 года, описанным в начале статьи. Наор напрямую отреагировала на позицию правительства, согласно которой дома не должны быть разрушены.

«Что касается просьбы политического руководства, — написала она, — при всем уважении к нему, у просьбы политического руководства нет никакого особого статуса в судебном процессе. Государство не обладает большими правами, чем другие стороны».

Итак, что мы получили в итоге? Фантастическую инфляцию понятия «частной земли», доведенного до полного абсурда и прямого противоречия с позицией правительства, согласно которой, если нет реальной проблемы с владением на землю, статус домов может быть урегулирован, даже если те были построены не в соответствии с процессом планирования.

«Существуют значительные трудности в связи с принудительным выселением людей из своих домов, где они жили в течение многих лет, — заключила напоследок Наор, будто бы проявляя немного симпатии к поселенцам. — Помимо социальных последствий, связанных с лишением человека его крова, это наносит тяжелую травму, вызванную особой связью с родным домом».

Воистину, крокодиловы слезы…

ЧТО ПОЗВОЛЕНО БЕДУИНАМ…

Все это следует сравнить с высказываниями другого судьи Верховного суда Мени Мазуза. Они были сделаны в ходе обсуждения иска против незаконного бедуинского строительства в Эль-Зарнуг. Это бедуинский поселок был построен в 14 километрах к юго-востоку от Беер-Шевы на законно зарегистрированных частных еврейских землях. Мазуз тогда заявил буквально следующее:

«Хотя государство и не видит решения в придании этому поселку законного статуса в этом самом месте, очевидно, именно это является самым простым вариантом. А значит, надо экспроприировать землю и урегулировать статус места».

И дабы ни у кого не возникло сомнений в том, что он имел в виду, Мазуз повторил:

«Когда в последний раз поселок на частных землях был разрушен? Сколько там было домов и сколько лет это заняло? С каких пор нужно изгонять 3000 человек с частных земель? У государства есть свои приоритеты, и оно будет действовать в соответствии с ними. Проблемы истцов вовсе не являются вопросами первостепенной важности для страны».

Остается лишь добавить, что в соответствии с последними оценками канцелярии юридического советника правительства, существует порядка 4000 еврейских домов в Иудее и Самарии, расположенных на землях, не являющихся государственными.

В этих домах проживает около 24 тысяч евреев. Все они, теоретически, кандидаты на изгнание из своих домов по ходу подачи новых исков. Речь идет о числе, в три раза превосходящем количество евреев, изгнанных в рамках «размежевания». Другими словами, если иски продолжатся, а политическое руководство не опомнится, результатом станет «мегаразмежевание», подготовленное исключительно с помощью юридических инструментов.

Декабрь 2016

Источник на иврите — MIDA

Перевод Александра Непомнящего — 9 канал